— Спасти тебя.

Слова ударили дождем, я этого не ожидала. Спасти меня. Это был приказ отца, надпись на его талисмане. Он сделал дух из своего глаза и дал ему цель. Спасти Сян Ли-лин. Для этого духа не было ничего важнее этого простого приказа. И он спас меня в мире духов, и он будет исполнять этот долг снова и снова, пока существовал.

Спасти меня было целью жизни господина Янци.

От этого кружилась голова. Никто не хотел защитить меня, кроме моего мужа. После его смерти меня никто не защищал. Он защищал всех. Моим долгом было оберегать их вместо него.

А этот крохотный монстр, дух глаза моего отца, был смешным и чопорным. У него не было силы. Но это не имело значения. Для него было важно только защитить меня.

— Идем, — сказала я и протянула руку, чтобы поднять господина Янци на плечо.

Господин Вонг жил за рестораном на улице Бай-Гуй Цзян. Переулок получил название из-за белого торговца, умевшего говорить на китайском. Он и означал «Белый дьявол говорит».

Я шла по улице, когда ко мне подошли два констебля. Первый был юношей с короткими соломенными волосами, вел себя так, словно жалел меня.

— Девчонка с контрактом? — спросил он на английском.

Меня охватил гнев, пронзая кинжалом живот. Он думал, что я была шлюхой. Я хотела исправить его, потребовать уважения, чтобы он больше не думал так о китаянках. Мой рот начал искажаться в оскале, но были дела важнее потери лица. Я не дала себе сорваться. На это не было времени.

— Плостите, — сказала я. — Английский не знать.

Он мрачно улыбнулся.

— Ты меня поняла, — сказал он. — Да? Или нет?

— Бобби, — сказал другой констебль серьезным тоном. Он был старше, рыже каштановые усы сочетались с такими же бакенбардами. — Бобби, это Лили Чан.

Я застыла от удивления, услышав имя, что газеты на английском дали мне после смерти моего мужа. Я посмотрела на старшего мужчину, пригляделась. Я не знала его.

— Добрый день, мисс Чан, — сказал юноша, снимая круглую фуражку. Его лицо выдавало предсказуемое сочувствие и уважение, ему было неловко. — Я слышал. О произошедшем. Мне ж-жаль. Сожалею о вашей потере.

— Благодарю, — сказала я на английском, — и хорошего дня вам, офицеры, — я развернулась и пошла прочь.

Через несколько минут я встала в очередь у ресторана Хан-Синь и пансиона. Рабочие приходили в ресторан, чтобы поесть за длинными столами. Жалкая замена семье, но все лучше, чем есть одному.

Господин Вонг, конечно, владел рестораном. Ему принадлежал храм моего отца и лазарет доктора Вэя. Ему принадлежали дома с квартирами для тех, кто был без семей. Он содержал игорные дома, логова опиума и бордели, и это приносило плоды. Изгои искали в Аншень-тонг защиты и общения. Нас было много, и общество Аншень-тонг было важнее, чем его деятельность.

Отец рассказывал мне, что господин Вонг проводил дни за Хан-Синем, встречаясь с 438-ю. Это были представители Аншеня, те, кто управлял особыми ветвями большой организации. Отца пару раз приглашали туда.

Вкусные запахи доносились из ресторана. Рыбу жарили в кунжутном масле. Свинину и лук жарили в сливовом соусе. Я почти ощущала анис и чеснок в пудре из пяти специй. Аромат риса вызывал голод. Мне приходилось не есть рис и другое зерно, чтобы магия работала лучше всего. Но запах был аппетитным.

— Я смогу зайти? — спросил глаз отца.

Я покачала головой.

— Отец повесил талисманы над дверью каждого здания Аншень-тонг, господин Янци. Это делает отец. Защищает людей от духов.

— Он защищает Аншень-тонг от духов, — сказал глаз на моем плече.

Я пожала плечами, и он покачнулся.

Пару минут спустя я продвинулась в очереди. Оставив господина Янци, я вошла в Хан-Сунь.

Люди в столовой были радостными, сидели группами. Они были незнакомцами со всего Китая. Они прибыли без семей, без влияния. Если бы они были из уважаемого региона, они ели бы с Шестью обществами, а не здесь, но для того и была Аншень. Общество людей, у которых никого нет.

Я оглядела комнату, впитывая ароматы еды. Люди сидели на простых деревянных стульях, ели люцерну и утиный суп с прозрачной лапшой. Они говорили и смеялись. Шум здесь был счастливым. Я ощутила старую тоску. Я хотела быть частью общества, их семьи, но не могла. Суеверные боялись меня. А остальные посчитали бы доступной женщиной. Никто не позвал бы меня как друга за стол.

Даже здесь я была изгоем.

Я прошла по ресторану в коридор в задней части.

Коридор был не таким, как я ожидала. Он был тесным, жарким и влажным. Затхлый запах пота и мускуса ощущался в воздухе. По сторонам были узкие двери. Некоторые были закрыты, другие приоткрыты. Из-за закрытых слышались животные звуки, пыхтение и стоны.

Я посмотрела на открытую дверь. Внутри была узкая комната с бамбуковым стулом, миской и матрасом. Женщина стояла у окна, была в простой блузке и юбке. Я заметила, что она босая. В воздухе был спертый соленый запах. Она кричала в переулок уставшим голосом:

— Две монеты, чтобы посмотреть, четыре, чтобы ощутить, шесть, чтобы сделать, — сказала она.

Двадцать пять, пятьдесят или семьдесят пять центров к оплате ее контракта с господином Вонгом.

Я поежилась. Я бы не смогла жить как она.

Я побежала по коридору и ворвалась в дверь на другом конце.

Господин Вонг стоял в конце большой комнаты, рядом с ним — пара телохранителей. Он кормил попугая в клетке, два телохранителя встали между нами, вытаскивая оружие.

Пистолеты.

На улице у воинов Аншень не было того, что констебли примут за оружие. Бандит с топором мог заявить, что рубил дерево, и лесоруб поддержал бы его. Бандит с ножом мог сказать, что был поваром, и хозяин ресторана поручился бы за него. Никто из китайцев не носил пистолеты на улице.

Но в комнате господина Вонга за рестораном они направили два пистолета на меня.

Ненавижу пистолеты. Я боялась, когда их направляли на меня, как боится ребенок. Я хотела скулить и молить о защите. Я хотела сжаться под столом, пока пистолеты не пропадут.

Господин Вонг был в большой черной рубахе с серебряным значком на лацкане. У него были тонкие губы, тяжелое лицо, а еще притяжение, как у планеты. Человечки, как я, телохранители и другие, могли или вращаться вокруг господина Вонга, или врезаться в него.

— Отойдите, братья, — сказал господин Вонг. — Дайте посмотреть на нее.

Все еще осторожничая и направляя пистолеты на меня, телохранители отошли, и господин Вонг окинул меня взглядом. Его губы дрогнули, он увидел мои ноги.

— Большие, — просто сказал он, и мне стало обидно.

Я заговорила, но заметила младшего телохранителя. Я узнала его. Мы с Хонгом Сяохао учили английский вместе. После смерти моего мужа Сяохао хотел завоевать меня, но я решила оставаться вдовой. Было сложно выбрать жизнь в одиночестве. Сяохао был одним из некоторых, кто не смотрел за мои странные брови и большие ноги. Он видел не только дочь экзорциста, не только юную вдову. И я отказала.

Глаза Сяохао были всегда мягкими, но его рот выдавал все то, что другие выражали глазами. Движение уголков рта могло означать, что он сердится, небольшое изменение могло выражать, что он робеет. Сейчас его губы выражали предупреждение.

— Готовь контракт, — сказал господин Вонг старшему телохранителю и повернулся к попугаю. Глядя на птицу, он сказал. — Три года. На тридцать процентов меньше из-за ног.

Я залепетала. Все шло не так.

— Господин Вонг, я…

— Тихо, — сказал он.

Губы Хонг Сяохао двигались, он повернулся к углу комнаты. Я проследила за его взглядом.

В углу, за столом и стульями, стояла женщина. Она была такой тихой и неподвижной, что я бы ее не заметила. Она стояла лицом к стене в красном ципао с длинными рукавами. У стены стояла бамбуковая палка, твердая и прочная. Она была почти в пять футов длиной.

Этим ее били.

Вот как это били. В этом месте женщины по контракту расставляли ноги за шесть монет, а перечащих женщин наказывали.

Попугай господина Вонга вскрикнул, и тот прошептал тихий ответ.