Родители оставили для него список дел, и большую часть Ник пусть со скрипом, но переделал. Осталось почистить бассейн, но, если честно, это вряд ли случится. У него есть дела поважней. Например, залезть на GayTube и изучить минетные техники. Потому что шанс переспать с таким парнем, как Джей Хэзенбрук, выпадает раз в жизни, и Ник не намерен его упускать.

Он домывает машину и уносит ведро с мочалкой в гараж, потом идет в дом и разогревает в микроволновке закрытые сэндвичи. Когда половина начинки вываливается на диван, он зовет собаку, чтобы та слизала ее, потом переворачивает подушку, чтобы спрятать пятно.

Затем, несмотря на домашний арест, решает наведаться к Девону, потому что торчать дома скучно. И еще потому, что он не станет сидеть и ждать сообщений от Джея, окей? Пусть он и ерзает, как на иголках, с той самой секунды, когда дал Джею свой номер.

Домашний арест, в целом, фигня. Особенно с учетом того, что оба его родителя на работе. Они не умеют пользоваться приложением Find My Friends, чтобы следить за ним, поэтому Ник переводит звонки с домашнего телефона на сотовый и теперь может идти, куда хочет. Главное, быть дома к пяти. Плюс ему восемнадцать. Серьезно, ну что они ему сделают? Они наверняка понимают, что наказание работает лишь потому, что Ник его принял. Ну, или притворился, что принял.

Взяв велик, Ник едет в «Пиццу Перфекто», где работает его друг. Девон берет много смен, чтобы перед колледжем накопить денег. Он поступил не в Университет штата Огайо, а в Сидарвилл, христианский колледж, за который платит его отчим Льюис. Ник знает, Девона злит, что он не дождался помощи от родного отца, чтобы поступить в какое-нибудь менее иисусо-центричное место, но его папаша вечно лажает. Он редкостный хмырь.

Сидарвилл всего в часе езды от УШО, но Ник уже ощущает боль грядущей разлуки. Как он выживет в одиночку без Дева? Потому-то он и зависает целыми днями в «Пицце Перфекто» и в перерывах между клиентами тусуется с Девоном.

С Эбони тоже классно общаться. Она приносит ему бесплатную газировку и не судит его слишком строго.

— Вы с Девоном пугающе созависимы, — говорит она, усаживаясь напротив.

Она не всегда не судит его слишком строго.

— Он мой лучший бро, — отвечает Ник. — Когда мне было одиннадцать, и умер мой первый пес, он пришел в нам с черепашкой и спальным мешком и не уходил домой всю неделю.

— С черепашкой?

— Он думал, она утешит меня. Но мама заставила вернуть ее в зоомагазин. — Ник ковыряет соломинкой в содовой, разбивая кубики льда. — Суть в том, что у нас не созависимость, а истинная любовь.

Эбони улыбается, показывая кривоватый резец, из-за которого она почему-то выглядит еще красивей. Будь Ник натуралом, он бы точно к ней подкатил.

— Ну и как девушке соперничать с этой вашей любовью?

— Стопроцентно никак, — отвечает Ник, а потом: — Что? — У него отваливается челюсть. — А ты хотела бы, да?

Прибывшая на обед толпа спасает Эбони от ответа.

— Ты можешь с ней посоперничать! — кричит Ник ей вслед. — Еще как!

Девон стреляет в него из-за стойки подозрительным взглядом.

Что?

Если у Ника будет лучшее лето в истории, то почему бы ему не быть таким и у Девона?

Ник сверкает улыбкой и шумно допивает свою газировку.

Да.

Это будет лучшее лето в истории.

Планы Ника на лучшее лето в истории дают резкий крен, когда на обратном пути он прокалывает колесо и в итоге опаздывает домой. На подъездной дорожке уже стоит машина отца. У Ника екает сердце. Вселенная явно его ненавидит.

Он бросает велосипед в гараже и идет в дом. Отца нигде нет. Потом замечает, что задняя дверь открыта, выходит наружу, и видит, что отец — еще в костюме и галстуке — сачком вылавливает из бассейна опавшие листья.

— Привет, — говорит Ник. — Я как раз собирался этим заняться.

Крис бросает на него косой взгляд.

— Нет. Не собирался.

Судя по голосу, он даже не зол, отчего Нику становится еще хуже.

— Пап…

— Не надо, — говорит Крис. — Я не хочу этого слышать. — Снова переключив внимание на бассейн, он резко водит сачком по воде.

У Ника нет слов.

Чем бы оно ни было, это что-то новое.

Не разочарование, нет. К разочарованию со стороны отца Ник привык и никогда особенно не заморачивался из-за него, что, видимо, делает его настоящей скотиной, но обычно его отца разочаровывают вещи, которые по мнению Ника совсем не важны. Например, плохая оценка по математике, или неубранный в холодильник пакет молока, или пропущенные мимо ушей наставления. Отец Ника парится по самым незначительным поводам. Которые не считаются.

Но это не разочарование. Не лекция на тему того, что Нику пора браться за ум. Это что-то новое. Это усталость. Ник лажал столько раз, что Крис устал его вразумлять. Ник и не знал, что все настолько серьезно. Да, он не слушался, но ведь по мелочам, разве нет?

— Пап? — Его голос вдруг начинает дрожать.

— Ник, я сказал, что не хочу этого слышать. — Крис ударяет сачком по краю бассейна с такой силой, что ломает пластмассовый ободок.

Ник возвращается в дом.

Закрывается у себя в спальне, садится на пол между стеной и кроватью и делает попытку понять, что именно только что произошло. Он снова чувствует себя малышом. Даже хочет заплакать. Хотя это было бы тупо. Но ему больно. Больно из-за того, что отец считает его эгоистом, которой плевать хотел на то, что его терпение на исходе. В то время, как Ник просто не знал. Он думал, у них все нормально.

Почему никто не сказал ему, что это не так?

Его взгляд падает на уголок распечатки вариантов жилья в УШО, который дала ему мать. За несколько месяцев, прошедших с тех пор, список понятней не стал. Ник должен был изучить его и решить, где будет жить. А не просто наскоро пролистать и ткнуть пальцем в первый попавшийся вариант — как он и сделал. Он так и не прочитал его, но маму, похоже, удовлетворил выбранный вариант, так что… Носком кроссовка Ник пододвигает распечатку к себе. Смотрит на нее какое-то время, потом задвигает обратно.

Он должен думать о колледже.

О том, какие предметы и какой план питания выбрать, и что брать с собой… По идее, он должен типа как радоваться. Но когда мама потащила его в очередной поход в магазин — за одеждой, коробками, полотенцами и постельным бельем, — он так и не понял, сколько энтузиазма ему полагается проявить.

Просто он… Он даже не знает, чего хочет от жизни. Хотя пора бы знать, да? У него в классе были ребята, которые сразу все знали. Тотально. Куда поступать. Кем становиться. Во сколько жениться, покупать дом, обзаводиться детьми. А Ник даже не может решить, какое кино посмотреть.

Это так странно.

В детстве Ник был влюблен в маминого кузена по имени Ли. Нику тогда было шесть, а Ли восемнадцать. Восемнадцатилетние казались шестилетнему Нику настоящими взрослыми. У Ли была машина и все в таком духе. И он был шикарен. В том смысле, который шестилетний Ник не вполне понимал. Он знал лишь одно: что хочет как можно больше играть и бороться со своим дядей. И только годы спустя до Ника дошло, что это было. Он очень надеется, что Ли не понимает этого до сих пор.

Суть в том, что Ли был взрослым, высоким и клевым, и Ник сделал вывод, что такими становятся все. Что в какой-то момент человек вырастает, у него проходят прыщи и приходит способность понимать, что такое акционерные опционы. Но с Ником пока ничего подобного не случилось, и — как он начинает подозревать, — возможно, не случится вообще. Может, взросление не врожденная вещь. Может, для этого надо стараться. Например, вместо Cartoon Network смотреть PBS. Хотя, если честно, это слегка радикально.

Просто он… Его много, что беспокоит, окей? Например, иногда мир кажется Нику настолько дерьмовым, что хочется закричать, а иногда — настолько прекрасным, что хочется плакать. Как на прошлой неделе, когда он увидел, как малыш за окном остановился у кабинета зубного врача и показал на одуванчик, пробившийся сквозь трещину тротуара. Мама малыша тоже остановилась, и они оба склонились над одуванчиком и стали смотреть на его. Потом зазвонил телефон, и когда Ник снова посмотрел за окно, их уже не было. И он подумал, что если бы люди почаще останавливались и замечали одуванчики, то, возможно, мир был бы не настолько отстойным. Но когда он записал эту мысль на обороте блокнота, она показалась ему какой-то тупой.