— Секрет молодости? Просто некогда стареть! — отшучивается Федоров. Служба не позволяет.
Боцман в классической маринистской литературе — фигура не очень привлекательная. На груди дудка, закручены кверху злые усы, грубый, грудастый, багрянощекий, с пудовыми кулачищами.
Облик Федорова опровергает классический образец. Он по-флотски подтянут, лицо удивительно приветливое, освещенное мягкой улыбкой. Может быть, поэтому приметили его киношники. Во всех фильмах, снимавшихся на «Авроре», участвовал и Владимир Федоров. Смеясь, он говорит:
— Думаете, я боцман, а я «кинозвезда». В «Залпе «Авроры» снимался, в «Капитане I ранга» снимался, да что перечислять — в семи фильмах снимался. Бывало, сутки несешь вахту, а потом — добро пожаловать на съемки!
— А в городе семья, квартира есть?
— Есть, конечно, — отвечает Федоров. — Но дом мой здесь…
Это характерно: авроровцы судьбой прикипают к своему кораблю.
Автор этих строк жил на «Авроре», из года в год бывал ее частым гостем, многое и многих видел своими глазами, еще больше узнал из рассказов офицеров и матросов.
Однажды по трапу на крейсер поднялся старик богатырского роста. Он шел не спеша — стройный, преисполненный достоинства. Взойдя на палубу, он отдал честь кормовому флагу, медленно прошел мимо судового колокола, заглянул в глаза встречному матросу, погладил бородку. Клинышек его посеребренной бородки был аккуратно подстрижен. Во всем облике этого могучего, рослого старика чувствовались прочность и основательность.
Кто же это так уверенно, как по собственному дому, проходит по крейсеру? Загадка открылась, когда гость спустился в корабельный музей. Он остановился у стенда с материалами о Цусиме, и достаточно было даже беглого взгляда на портрет матроса-электрика Андрея Павловича Подлесного, чтобы, не колеблясь, сказать: это — он! Он, спасший «Аврору» в Цусимском сражении! На стенде его Георгиевский крест, а рядом живой, мгновенно попавший в тесное кольцо посетителей Андрей Павлович! Сколько же ему лет? Откуда он появился?
Экскурсовод шепотом ответил:
— Без малого сто. Во всяком случае, девяносто пять, помню, отмечали… А живет на Сяськом целлюлозно-бумажном комбинате. От Ленинграда не очень далеко, но и сто лет не очень мало…
Другой эпизод, пожалуй, не менее характерен. На «Аврору» приехала киносъемочная группа Министерства обороны. Задумали документальный фильм о крейсере. И естественно, очень хотели, чтобы рассказ о корабле вел кто-нибудь из ветеранов, участников Октября. К тому времени из членов команды, служившей в 1917 году, в живых осталось тридцать шесть человек. Всем за восемьдесят. Судили-рядили — решили обратиться к Александру Соломоновичу Неволину. В октябрьские дни он командовал десантом авроровцев, штурмовавших Зимний. И жил сравнительно недалеко, в Киеве.
Ответ на телеграмму пришел в тот же день: «Буду завтра».
Режиссеры и операторы волновались: главному герою будущего фильма предстояло выдержать немалые перегрузки. Планировали, как бы потолковее построить работу, организовать съемки, чтобы Неволина не замучить. Между собой договорились: после дороги пусть дня два отдохнет. Старость не радость, девятый десяток не пустяк…
Поезд пришел утром. Сломав сопротивление встречавших, Александр Соломонович, даже не заехав в гостиницу, направился на корабль. Ступив на входной трап, он распрямился, вскинул голову. По палубе он уже не шел, а почти бежал. В одном месте, всматриваясь в аккуратные пластинки тика, остановился. Здесь в дни Февральской революции был смертельно ранен контрреволюционером Никольским матрос Осипенко. Неволин первым оказал помощь товарищу, понес его, окровавленного, умирающего…
И снова гость заспешил по палубе, сноровисто спустился по трапу в машинное отделение. Ему сказали: там операторы ведут съемки.
Неволин дышал учащенно. Трап есть трап. Корабельный фельдшер Иван Васильевич Шевченко придерживал гостя:
— Нельзя так, Александр Соломонович. Не бережете вы свою жизнь.
Неволин в ответ улыбнулся. Надо ли объяснять, что этот корабль и был его жизнью…
Авроровцы прирастают к своему кораблю. Однажды военфельдшер Шевченко пригласил автора этих строк к себе в медпункт, торжественным жестом отодвинул с цементного пола маленький коврик и указал на какие-то углубления и штыри.
Непосвященный гость, не поняв, в чем дело, пожал плечами.
Шевченко объяснил:
— Здесь крепился операционный стол, на котором во время Цусимского боя оперировал раненых судовой врач Владимир Семенович Кравченко!
А один из молодых кочегаров, кажется Иван Перевозчиков, обнаружил в кочегарке вмятину от снаряда. Сколько раз ремонтировался крейсер, а вмятина сохранилась. Взволнованный кочегар позвал товарищей и, показывая след от снаряда, поглаживал боевую вмятину былых лет. Что-то необъяснимо важное было в этом прикосновении первогодка-матроса к зарубцевавшейся ране «Авроры».
«Аврора» — музей! Это было неожиданно и необычно. К этому долго привыкали.
Музей неизменно связывают с тишиной, с шарканьем мягких тапочек, — не поцарапали бы пол! — со строгими табличками: «Руками не трогать!»
Работать в необычный музей пришли необычные сотрудники, в судьбе которых не было музейной тишины, пришли люди в форме морских офицеров, еще вчера стоявшие на мостиках боевых кораблей.
Первым начальником авроровского музея был кавторанг Борис Васильевич Бурковский. Семнадцатилетним он начал свою службу на «Авроре», в Отечественную командовал дивизионом торпедных катеров на Черном море. Четыре года непрерывных боев, дерзких рейдов, смертельной опасности… Бурковский участвовал в обороне и освобождении четырех городов-героев: Одессы, Севастополя, Керчи, Новороссийска. После войны, отвергнув заслуженный отдых, вернулся на корабль своей юности.
Традиции первого начальника авроровского музея продолжает его преемник — Н. И. Горбунов.
Капитан I ранга Геннадий Павлович Бартев — старший научный сотрудник музея, неутомимый летописец и пропагандист «Авроры» — впервые увидел крейсер подростком в Архангельском порту, заболел мечтою служить на нем, служил — ив пору зрелости снова на «Авроре».
Заслуженные морские офицеры Иван Иванович Скляров и Александр Иванович Турчаненко — сотрудники музея — тоже авроровцы.
Капитан I ранга Анатолий Семенович Малеев посвятил многие месяцы изучению связей «Авроры» с предприятиями и колхозами.
По крупице собирали они все, что собрано, становясь профессиональными исследователями, профессиональными экскурсоводами.
Итак, «Аврора» — музей! Об этом забываешь, едва оказываешься на трапе, поскрипывающем и покачивающемся под ногами. Приходится придерживаться за поручни — внизу вода, темная, холодная, дна не видно.
На палубе звоном наполняются уши. Бьют склянки. Посетитель редко воспринимает их как отсчет времени, скорее как сигнал к отправлению. И действительно, происходит «отплытие»: «Аврора» уходит в глубь истории, в 1917 год, в главный день века — 25 октября, плывет по морям и океанам своей судьбы.
Разумеется, малочисленная группа штатных экскурсоводов музея не может обслужить гигантский поток посетителей. К счастью, все или почти все матросы и старшины на крейсере — экскурсоводы. Просто поразительно — почти все.
Вести экскурсию по кораблю сложно. В его биографии — и Цусимское сражение, и война 1914 года, и многочисленные походы в дальние страны, и Великий Октябрь, и осажденный Ленинград. В корабельном музее более шестисот экспонатов!
У матросов срочной службы жизнь расписана по минутам. Экскурсии проводятся в свободное, личное время. Зато, представьте, как это здорово, когда, отстояв вахту, сбросив рабочую робу, выходит к трапу стройный экскурсовод лет девятнадцати-двадцати, в бушлате, в бескозырке и говорит посетителям:
— Здравствуйте, товарищи! Я — старший матрос Алехин Владимир Константинович — сегодня познакомлю вас с историей легендарного корабля.
Алехин — с рыжеватыми усиками, с живыми, пытливо-подвижными глазами. Держится свободно. Над шляпами, беретами, платками, фуражками — его бескозырка. Парень рослый. Загорающиеся глаза. Речь немного тороплива. Может быть, виною колючий ветер на палубе: рядом поеживается не привыкшая к холоду смуглолицая туркменка.