Изменить стиль страницы

Впереди оставалось ещё много дел: измерить поток тепла, идущий через дно озера, постараться с большей надёжностью выяснить, действительно ли температура у дна озера испытывает небольшие колебания относительно её среднего значения. Такие колебания зафиксировали наши приборы, и это было странно и ново. Наконец, нам нужно было распространить применимость полученных данных на возможно больший район озера. Для этого мы предполагали поработать в нескольких его местах.

Вот так мы прожили неделю, пошла вторая, а связи с Мак-Мердо или каких-либо весточек оттуда все не было. Мы уже съели половину своих продуктов, и я все вспоминал правило лётчиков советской полярной авиации при вынужденных посадках: когда съедена половина продуктов, оставшиеся надо разделить на две части, и одну из них сделать неприкосновенным запасом, а вторую разделить на десять дней.

В те дни, когда мы рано управлялись со своей работой, Дейв и Джон Дитмар обращались ко мне с одной и той же просьбой:

— Игор, может быть, ты отпустишь нас сделать восхождение на одну из этих горушек, которые нас окружают. Ведь мы альпинисты, и уехать отсюда, не побывав там, будет обидно.

И вот в один прекрасный день, когда мы рано завершили работу, я сдался, разрешил им «сбегать» на одну из горушек, которые, казалось, были совсем рядом. Парни обрадовались, положили в карманы несколько банок пеммикана и чуть было так и не отправились. Но я заставил их взять лёгонький нейлоновый рюкзак со спальным мешком и ракетницей с несколькими красными ракетами. И вот Дейв и Джон все дальше и дальше уходили от нас по льду. Видно было, как медленно, скользя, они шли к берегу. И пока они шли, постепенно превращаясь в еле заметные точки, мне все больше становилось не по себе. Ведь прошёл уже почти час, а мы все видели в бинокль эти две фигурки, которые шли по озеру. Мы попробовали им кричать, но куда там! Они не откликнулись и скоро исчезли на фоне темно-коричневых осыпных склонов. А лимонная заря нашего дня уже шла на убыль. Вскоре стало почти темно и ещё более холодно, а Джон и Дейв все не показывались на светлой поверхности озера. Меня охватило ужасное беспокойство. Напрасно мы оглядывали озеро в мощный бинокль. Наконец наступила чёрная, безлунная ночь, а они ещё не вышли на лёд. Да и по нему им ещё идти так долго!

Мы зажгли мощную бензиновую лампу, потом собрали все ненужные нам одежды и чехлы, все это облили машинным маслом и бензином и подожгли. Получился огромный костёр. Наши натянутые нервы требовали действия. Поэтому Джон Джонс сделал ещё и масляные факелы на палках, с которыми мы ходили туда-сюда. Почти всю ночь мы не спали: жгли костёр, махали факелами, кричали, но с чёрных молчаливых склонов не доносилось ни звука.

Но вот начал брезжить рассвет следующего короткого дня. И вдруг в предрассветных сумерках мы, не спавшие всю ночь, заметили движущуюся тень, а за ней вторую. Тени двигались к палаткам. Я бросил факел и побежал навстречу. Вот уже первая усталая фигура рядом. Идёт тяжело, расставляя широко ноги.

Ну конечно, они и должны так идти, мелькнула мысль, и я бросился навстречу этой фигуре, скинул свои варежки и стал совать пальцы под шнуровку ботинка, вдоль носков, вниз, ожидая почувствовать холод помертвевших отмороженных ног. Но в лицо пахнул тёплый запах здорового, разогревшегося в работе тела. Это было просто чудо. Потом я нетерпеливо, почти грубо стащил варежку с этого человека и почувствовал тёплую, нормальную руку.

— Все в порядке, Игор, мы о'кей, — говорил, улыбаясь, Дейв (это был он). — Там, наверху, на вершине было очень тепло, не так, как здесь. И мы поэтому решили там посидеть, отдохнуть от холода нашего озера, подождать зарю, чтобы не спускаться в темноте.

И тут я понял, в чём дело. Конечно же озеро Ванда было расположено в области глубокой инверсии, то есть в условиях, когда температура воздуха вверху выше, чем внизу. В этом огромном котловане при полном безветрии холодный воздух со склонов как бы стекал вниз и стоял над озером, а вверху было тепло.

Безмерная радость охватила меня, отчаяние сменилось чувством полного облегчения. И до сих пор это «приключение» вспоминается как одно из самых ярких в моей антарктической жизни. Тот день был объявлен у нас «праздником возвращения», смысл которого был понятен лишь нам.

А работа продвигалась вперёд и вперёд. Мы уже твёрдо знали, что через дно озера вверх в воду поступает довольно большой, во много раз больше среднего по Земле, лоток тепла. По-видимому, именно его влиянием объясняется повышенная температура воды у дна.

Пора было бы прилетать вертолётам. Ведь бензин и масло для двигателей были уже на исходе, да и погода, чувствовалось, начала меняться: на небе появилась пелена облаков, и стало вдруг очень тепло. Мы ещё раз проверили, укрепили палатки и вещи «на улице», и не напрасно. Ночью мы проснулись от содроганий нашего жилища. Начался ветер, он все более усиливался и к середине следующего дня достиг уже силы урагана.

Следующую ночь мы уже почти не спали. Казалось, ветер вот-вот сорвёт палатку. Из предосторожности мы, когда раздевались, сложили все свои верхние вещи в спальные мешки, которые были обвязаны альпинистской верёвкой, тянущейся к толстому колу, вмороженному в лёд. Ветер бушевал два дня, а потом начал стихать. Все это время мы просто лежали в мешках, отдыхали и сохраняли силы. Ведь мы уже начали слегка экономить на еде. И вдруг в один прекрасный день мы услышали характерный, отличный от всего хлюпающий шум. Его нельзя было ни с чем спутать: «Вертолёты!!»

Пулями выскочили мы из мешков и, наполовину одетые, вылезли из палатки. Два красных вертолёта уже стояли метрах в пятидесяти от нас. Винты вращались лишь по инерции. Я бросился к машинам. Из одной из них вылезла знакомая фигура, хлопнулась на льду, поднялась и пошла в мою сторону. Это был Дасти.

Через полчаса от «временной станции озера Ванда» на льду остались лишь тёмные подтаявшие круги от примёрзших полов палаток.

Через несколько лет интерес к озеру и сухим долинам привёл к тому, что на берегу его была создана постоянно действующая новозеландская антарктическая станция с тем же названием Ванда. На берегу озера было проведено глубокое бурение, которое показало, что на глубине в несколько сот метров под ним залегает слой вечной мерзлоты. Казалось бы, вопрос о повышенном потоке тепла в озеро снизу должен быть снят. Но вдруг обнаружилось, что имеются свидетельства наличия тёплых подземных вод, поступающих к дну озера Ванда откуда-то сбоку. Может быть, именно из-за этого температура воды озера в его придонных горизонтах все время чуть колебалась. Ведь другую причину таких колебаний найти трудно.

Меня всегда интересовало, именем какой женщины названо это удивительное озеро. Я навёл справки, просмотрел много литературы и нашёл ответ, который меня разочаровал. Оказалось, что озеро названо вовсе не в честь женщины, а именем одной из собак-лаек капитана Скотта. Судьба её была необычной. Во время плавания в Антарктиду в большой шторм эту собаку смыло за борт и, казалось, она погибла. Но прошло время, и один из следующих валов снова забросил мокрую, но ещё живую собаку на палубу. Она потом исправно служила исследователям на шестом континенте. Её счастливое спасение не было забыто. Именем этой лайки и было названо озеро Ванда. Остаётся только гадать, в честь кого была названа собака.