— Надо поставить в известность корейское представительство в Японии. Там есть один большой человек — начальник отдела эмигрантов. Вот он все и сделает.

— Вон оно что! Значит, тебе хочется получить награду? Зачем же я тебе нужен? Почему бы тебе самому не поймать этих агентов?

— Мне нельзя. Я не могу заявиться в полицию. За выдачу своих мне после не поздоровится.

— Значит, на попятный?

— Нет. Я же делаю предложение. Потом я буду наблюдать за вами и инструктировать вас. Понятно? Ну а деньги пополам.

— Пополам? Не много ли просишь? — усмехнулся Сайдзё.

— Если крупная птица скроется, то за мелкую дадут по двести тысяч иен. Если поймать одного крупного и несколько мелких агентов, в общем группу, получим не меньше двадцати миллионов иен. На каждого выйдет по десять миллионов!

— Группу? — задумчиво склонив голову, переспросил Сайдзё.

В чем тут дело? Если бы все сводилось к награде, вряд ли этот тип действовал бы так нагло. Сайдзё слышал, что южнокорейское представительство в Японии охотно прибегает к услугам агентов из бывших уголовных элементов. «Боксер», ясно, один из них. Но почему тогда он сам боится преследовать корейцев, за которых можно получить награду? От кого ему может за это «не поздоровиться»? В поезде он сказал, что у Сайдзё вроде как на лице написано, что он имеет дело с корейцами, что от него так и пахнет корейцами. Этого типа не проведешь!.. Возможно, ему поручено особое задание?.. Сайдзё стало не по себе.

— Вот что, приятель! — заговорил он снова. — Ты ошибаешься. Я вовсе не охочусь за корейцами. Я разыскиваю одну японку. Если не веришь, можешь за мной наблюдать. А теперь давай-ка зайдем туда! — С этими словами Сайдзё направился к бару, у которого висел красный фонарь, бросавший таинственный свет на черную воду канала. «,Боксер“, по-видимому, любит выпить. Надо попробовать как следует его напоить», — решил Сайдзё.

— Я сегодня хочу обойти все кабаки Идзухара. Не возражаешь?

4

Случай с исчезновением трупа, на который неожиданно наткнулась под водой кореянка-ама, привел начальника хитакацкой полиции Камати в замешательство. Прошло уже пять дней. Итак, что же произошло? Кореянка-ама Нам Чху Чо наткнулась под водой на труп. Труп был завернут в саван. Под саваном Нам Чху Чо нашла прокламацию. Не было ли там и адресов тех корейцев, к которым направлялась умершая? Ведь вполне могло быть. Но труп бесследно исчез, а с ним исчезла и всякая возможность напасть на след этих корейцев. Мысли эти лишали Камати покоя.

В подавленном настроении, хмурый, сидел он у себя в участке и через окно смотрел на фонарь, горевший на мачте большой рыбачьей лодки. Полицейский участок находился рядом с пристанью. В дневное время отсюда хорошо видно, как над побережьем, террасой спускающимся к морю, парят коршуны. К северу от залива Нисидомари лежит Круглый Мыс. Там, в небольшой бухточке, стоит барак, где живут ама. Когда Камати отправился в первый раз на розыски трупа, он пробыл там до глубокой ночи, вел дознание. Вчера вечером с одним полицейским он снова был там, чтобы еще раз допросить Нам Чху Чо.

Нам Чху Чо только что вернулась с моря. Как и в прошлый раз, она встретила его тяжелым ненавидящим взглядом. Во время розыска трупа она не полезла в воду, притворившись больной. Сейчас она, кажется, и в самом деле была больна. Голос у нее совсем сдал, говорила она в нос. И это придавало ее лицу еще более свирепое выражение.

— Опять по тому делу? Ну чего вы ко мне привязались?! Убирайтесь отсюда!

— Ну, ну, потише! — зло сверкнув глазами, сказал Камати и присел на ступеньку, ведущую из сеней в комнату. — Признайся честно во всем, что скрываешь, и мы оставим тебя в покое.

— Скрываешь! Скрываешь! Что я скрываю? Что? — сипло крикнула Нам Чху Чо.

— Ты говоришь, что нашла под саваном только листовку. Так? Что больше никаких бумаг там не было. Но кто тебе поверит, что там не было записки с указанием, кто такая покойница и откуда она!

Не обращая никакого внимания на полицейских, словно здесь их и не было, Нам Чху Чо то выходила из комнаты, то снова входила, готовя себе ужин. Перед глазами Камати то и дело мелькала ее юбка, плотно облегавшая округлые, полные бедра. Пучок шпината, пучок лука, пять штук яиц. Небольшой кусок говядины и полкурицы. Говядину она мелко нарезала. Видимо, это крошево должно пойти в салат в сыром виде. Рядом на столе стоит миска с соусом. Курица будет, очевидно, зажарена с овощами. На столе стояли еще соленья, сдобренные красным перцем и горчицей, и что-то вроде желе. Все это Нам Чху Чо быстро и ловко расставила на обеденном столике, полила что-то соусом и помешала. Камати с изумлением смотрел на эти приготовления. На одного человека тут было слишком много еды. Невероятно много. Правда, Камати слышал, что ама при ее тяжелом труде должна расходовать на питание от семисот до тысячи иен в день. Но, убеждаясь сейчас в этом воочию, он почувствовал какую-то неловкость. Сколько же ей надо трудиться, чтобы заработать на одно только питание! Однако он решил не показывать своего смущения и сделал еще более суровое лицо. А то еще решит, что ее собираются оставить в покое.

— Ну так как? — снова обратился он к кореянке. — Сегодня ты должна сказать мне всю правду.

— Да поймите же, зачем мне что-то скрывать. Что я, родственница покойной или ей чем обязана! — ответила Нам Чху Чо, не оборачиваясь и ставя на переносную печку сковородку с курицей.

— Она твоя соотечественница. Зная, кто она и откуда, к кому она направлялась, можно по крайней мере заказать по ней панихиду. У тех, кто нелегально прибывает сюда, почти всегда в кошельках бывают запрятаны такие записочки.

— Значит, по-вашему, кошелек я украла?

— Я этого не говорю.

С покрасневшим от негодования лицом Нам Чху Чо повернулась к Камати.

— А смысл-то тот же! Значит, я, по-вашему, воровка?

— И этого я не сказал. Но ведь кое-какие грешки-то, милая, и за тобой водятся!.. Ведь прятала ты у себя в доме некоего Че, нелегально пробравшегося в Японию? Или, может, этого не было? Тебя должны были привлечь к ответственности за укрывательство правонарушителя, но на первый раз простили. Мы запросили осакскую полицию и теперь все про тебя знаем! Поняла?

Нам Чху Чо побледнела. В Осака живет ее старуха мать и пятилетняя дочка, которых она содержит. Они там ничего не знают и ждут ее, а тут ей расставляют сети, хотят разбить ей жизнь. У нее внезапно ослабели ноги и чуть закружилась голова. Но уже в следующее мгновение она сама перешла в наступление.

— Ладно, если я что-то скрываю, обыскивайте!

Злым взглядом она обвела комнату, схватила большой чемодан, стоявший в углу, и, вытащив его рывком на середину комнаты, высыпала все содержимое на пол. Видя, что полицейские не обратили на это внимания, она подскочила к обеденному столику, пнула его ногой, и он вместе со всем, что стояло на нем, покатился со ступенек в сени. Разлетевшиеся куски мяса и нарезанной зелени попали полицейскому на штаны, тот подскочил как ошпаренный.

— Связать ее, господин начальник? — обратился он к Камати.

— А теперь, может, хотите и меня саму обыскать? Что ж, смотрите!

С этими словами она вдруг задрала доверху свою тесную юбку и расставила ноги в стороны. Взглядом, полным ненависти, смотрела она сверху вниз на Камати и полицейского, сидевших в сенях. То ли у нее все белье сейчас было в стирке, то ли потому, что она только что вернулась с работы в море, но под юбкой на ней ничего не было.

— Прекрати свои дурацкие выходки! — заорал Камати.

Его не столько привело в замешательство бешенство Нам Чху Чо, сколько неприятно было другое. Вспомнилась история, которую он слышал от своего предшественника. Арестовав однажды нелегально прибывшую кореянку, тот действительно хотел проверить, не прячет ли она что-либо в самом укромном месте под юбкой. Кореянка лишь выкрикнула: «Ге!» (что по-корейски значит «собака») и бесстыдно раскинула ноги. Оторопевший полицейский поспешно ретировался. Рассказывая об этом в полицейском управлении острова, он презрительно заметил, что У кореянок нет ни стыда ни совести, но начальник полиции оборвал его, сказав, что он дурак и ничего не понимает. У корейцев слово «собака» выражает крайнее презрение. И ее поведение говорило лишь о том, что она его за человека не считает и, следовательно, его можно не стыдиться, как не стыдятся собак. Ситуация, в которой оказался сейчас Камати, была очень похожа на ту.