К обеду мы разыскали еще четырех товарищей, и командир отправил нас в разведку. Тут-то мы и повстречали деда Пашко, о котором уже рассказано. Отправляясь из лагеря гостеприимного старика, мы решили, прежде всего, уточнить, что за парашют видел он на дереве и кто такие те двое русских в деревне. Пройдя пять километров по указанному направлению, мы убедились, что товарищ деда Пашко видел парашют нашего партизана Лени Безрукого. С этими вестями мы и вернулись на временную партизанскую стоянку.

— Дела наши не очень хороши, — выслушав доклад, сказал командир. — По-видимому, десант обнаружен. Жандармы, о которых говорит вам дед Пашко, это солдаты венгерского карательного батальона… Кстати, что за человек этот дед? Не выдаст?

— Человек вроде надежный, — ответил я. — Сам от карателей скрывается. Скот и продукты в горах прячет.

— Не согласится ли он нам помочь? — задумчиво проговорил командир. — Наше соединение рассеяно, нужно время, чтобы собраться. Есть риск, что нас перебьют по частям каратели… Нужен преданный, опытный проводник.

— Лучше деда Пашко вряд ли кого найдешь, — высказал предположение Андрей Поп. — Надо попробовать уговорить его.

— Тогда действуй, — приказал командир. — Без старика не возвращайся.

…Дед Пашко пришел в партизанский отряд и пробыл с нами целых пятнадцать дней.

Конечно, нам не хватило долгого вечера в совхозном клубе, чтобы припомнить и половину событий из тех, что произошли с нами почти двадцать лет назад. Дед Пашко многое сохранил в своей памяти. Он восторженно хлопал себя руками по острым коленям, много говорил и весело смеялся.

— Ах, и добрые были хлопцы! — восхищенно говорил он, обращаясь к слушателям. — Добрые и храбрые. А те девчатки ваши живы или нет?

— Живы, живы, дед! — улыбался в ответ Григорий Алексеенко. — Чего им поделается. После войны замуж повыходили, сыновей растят.

— А те двое бородатых кавказцев, что в скрыне нашли? — спрашивает дед Пашко. — Те, должно быть, обязательно живы. Такие бороды страшенные у них, глаза огненные… Сам дьявол их испугается, не то что немец. Они мне после целый год во сне виделись.

Тут пришел мой черед весело расхохотаться. Ничего не понимающий дед уставился на меня своими светлыми, широко открытыми глазами.

Засмеялся и Алексеенко и стал тискать старика в своих могучих объятиях. Дед совсем растерялся. А через несколько минут он просто онемел, узнав, что обнимает одного из тех «страшных бородачей», которые целый год являлись ему в снах.

— Папаша, — сказал я изумленному старику, — ведь это же тот самый «кавказец». Это Гриша Алексеенко.

— А ведь точно, что он, — дед Пашко стал приходить немного в себя. — Простите меня, бедолагу. Стар стал, путается все в голове. Своих не признал, «кавказцев» каких-то выдумал…

Однако дед Пашко ничего не выдумывал. «Бородачи» действительно были.

Григорий Алексеенко, бывший тогда начальником штаба моего отряда, и комиссар Алексей Степанович при выброске в Карпатах были отнесены ветром далеко от места приземления основной группы партизан. Целый месяц они скрывались в глухой деревушке, обросли бородами. Дед Пашко первый узнал от местных жителей о двух русских и сообщил о них партизанам. Вернулись они в отряд бородатые и оборванные и потому показались деду Пашко такими страшными.

…И еще одна встреча запомнилась мне в Закарпатье. После лекции в клубе одного из совхозов ко мне подошел полный, еще не старый человек и попросил уделить ему несколько минут для индивидуальной, как он выразился, беседы. Он был чем-то заметно взволнован. Мы устроились с ним на низенькой лавочке у резного крыльца. Он пошарил по карманам, отыскал трубку и долго раскуривал ее.

— Слушаю вас, — сказал я. — О чем вы хотели со мной поговорить?

— Я долго вас не задержу, — ответил он. — Вы помните, как я попал к вам в плен, а потом вы меня отпустили?..

— Не помню, признаться. Вы воевали против нас?

— Нет, не воевал. Я цивильный был, в горах у речки прятался. А парашютисты меня поймали. Потом отпустили…

…И я вспомнил этого человека. Действительно, мы встречались с ним в Карпатах. Нас было в тот раз всего семеро. Мы шныряли вокруг закарпатских сел, захватывали пленных, устанавливали связи с местными подпольщиками. Тогда-то нам и встретился этот человек, показавшийся всем подозрительным. Дело в том, что партизан местные жители обычно не боялись. А этот, увидев нас, пустился наутек. И убегал он как-то странно: не торопился в село под защиту немцев, однако и нас явно опасался. Но от партизан далеко не убежишь. Мы скоро загнали его в ловушку и окружили.

— Не бойся нас, — сказали мы дрожащему пленнику. — Партизаны не делают вреда мирным жителям.

Успокоившись немного, беглец, парень лет двадцати пяти, рассказал, что он скрывается от немцев. Боится, что его вместе с другими угонят в Германию. Партизан, оказывается, он тоже боится. Немцы говорят о них всякие небылицы: партизаны режут людей и солят их в бочках. Странный, забитый, запуганный человек. Мы отпустили его, велели отправляться домой и не верить больше болтовне фашистов.

— Значит, это были вы? — спросил я своего собеседника, отгонявшего рукой табачный дым от своего лица и делавшего вид, что именно от едкого табачного дыма у него вдруг повлажнели глаза. — Сильно вы изменились, сразу я вас и не узнал.

— Я, товарищ командир, — собеседник вздохнул, — очень теперь жалею, что не ушел тогда с вами в партизаны. Очень жалею…

А с дедом Пашко мы простились тепло и трогательно. Он многое сделал для нас, для своего родного Закарпатья. Пятнадцать дней дед Пашко шел тогда с партизанским отрядом через теснины и кручи, брел по быстрым горным рекам с холодной снеговой водой. Когда приходилось туго, дед Пашко брал в руки автомат и отбивался от карателей. Он ушел от нас, когда партизанский десант благополучно собрался в одном месте, оборудовал базу и стал грозой для фашистов.

Потом в Закарпатье появились партизанские отряды из местных жителей. В них мне доводилось встречать и безусых юнцов, и таких стариков, как Пашко. Геройски сражались они с оккупантами, жизни своей не щадили. Без таких самоотверженных патриотов наш маленький отряд партизан-парашютистов не сумел бы полностью выполнить своих боевых задач.

…В Закарпатье я провел много времени, многое увидел. Не знаю, доведется ли еще когда побывать там, встретиться с дедом Пашко, с другими партизанами. Верится, что встречи еще будут. Хорошие, радостные встречи боевых друзей-соратников по долгой, суровой и мужественной борьбе нашего народа с фашизмом.

КАПИТАН ДАЛЬНЕГО ПЛАВАНИЯ

Давно я ждал этой встречи, очень давно. Более двадцати лет назад на берегах Днепра расстался с другом-партизаном Анатолием Янцелевичем. Тогда мы дали друг другу обещание встретиться в мирное время, познакомиться семьями, с местами, где каждый из нас родился и вырос. Конечно, мы стремились исполнить задуманное как можно скорее, и не наша вина в том, что только через двадцать лет я смог приветствовать друга на казахстанской земле. Правда, мы встречались с Анатолием Янцелевичем после войны в Киеве, но это, как говорится, в счет не идет.

Он должен был побывать у меня на родине, в Казахстане, в Алма-Ате.

…И вот я обнимаю друга, желанного, долгожданного гостя. Он возмужал, время несколько изменило его внешность. Но я узнал бы его из тысяч и тысяч людей. Да и как не узнать? Ведь он был моим побратимом, наша дружба родилась в огне партизанских боев, в тяжелое и жестокое время на оккупированной немецко-фашистскими захватчиками многострадальной земле Украины.

— Здравствуй, Вася, — сказал он мне, и мы крепко обнялись.

Меня давно уже не зовут Васей. Это партизанское имя знают только мои друзья давних военных лет. И сам я, признаться, уже отвык от этого имени, но когда встречаюсь с друзьями-партизанами, перестаю быть Касымом и становлюсь Васей.

Анатолий называет меня Васей, и я сразу мысленно переношусь в те далекие, но памятные обоим нам дни, когда нас впервые свела суровая военная судьба.