Николай Михайлович рвался в село Македоны, много раз просил командира разрешить ему попытаться разыскать сына. Но командир запретил. И это было естественно: взволнованный постигшим его горем, Абраменко мог пренебречь железными правилами партизанской осторожности, напрасно погибнуть сам и повредить общему делу. К тому же отряд в ту пору вел тяжелые бои с карателями, часто менял дислокацию.

Все же вскоре разведка была отправлена. Она принесла еще более тревожные вести. Кроме Марии Николаевны и Галины, в ржищевской районной тюрьме томились подпольщицы Мария Смоляр, Анна Киянова с трехлетней дочкой Катюшей и многие другие. О сыне Абраменко ничего узнать не удалось. Разведчики ходили в село еще несколько раз, но о маленьком Вите ничего не выяснили. Ходили слухи, что мальчика прячут местные жители, но даже партизанским разведчикам люди не говорили, где именно он находится.

Николай Михайлович Абраменко ходил сам не свой. Товарищи сочувствовали ему. Наконец наши разведчики узнали, что в село Македоны из мироновской тюрьмы должны были доставить нескольких арестованных и с ними Марию Николаевну.

Мы решили освободить товарищей и сделали это, как уже описано раньше, но во время боя была тяжело ранена Мария Николаевна и один партизан, а машины, на которые мы так рассчитывали, оказались безнадежно поврежденными. Что делать? Транспортировать истекающих кровью товарищей за сто километров на руках не было никакой возможности. Они неминуемо погибли бы в пути. Решили поручить раненых заботам подпольщиков, а сами — срочно уходить.

Через несколько дней мы услышали страшную весть. Гестаповцы ворвались в село Македоны и буквально все перевернули. Они обшарили каждый дом, каждый подвал и погреб, каждый кустик в садах. В одном подвале фашисты обнаружили раненого партизана и мертвую молодую женщину. Это была Мария Николаевна Абраменко. Месяц жестоких пыток в тюрьме, где фашисты безуспешно старались заставить ее говорить, тяжелая рана сломили отважную женщину.

Раненого партизана немцы повесили. Потом они долго рыскали по селу в поисках маленького партизанского сына. Они знали, что у Марии Николаевны был мальчик, и хотели расправиться с ним. Но местные жители спрятали малыша, уберегли его от врагов. Обозленные неудачей, гестаповцы жестоко расправились с подпольщиками, заключенными в мироновской тюрьме. Все они были расстреляны. Погибла сестра Марии Николаевны — Галина, фашисты убили партизанку Анну Киянову и ее маленькую дочурку Катю.

Партизаны отомстили за смерть своих товарищей. Немецкие гарнизоны в селах уже не могли спать спокойно. На каждом шагу фашистов подстерегало справедливое возмездие. Николай Михайлович Абраменко поборол жестокое горе, сражался отважно, не щадя своих сил. Правда, его очень тревожила судьба сына, хотя мы в конце концов дознались, что он находится в безопасности. А осенью 1943 года мы похоронили и Николая Михайловича Абраменко — славного товарища, отважного партизана.

Шла суровая битва с врагом, но товарищи не забыли о сыне Абраменко. При всяком удобном случае наведывались в село Македоны, узнавали о нем. Но война звала нас вперед. Скоро мы оказались далеко от села Македоны, и след партизанского сына затерялся. Только теперь, через семнадцать лет, отыскался он. Какой же ты сейчас, Витя Абраменко?

…Я читаю его письмо и вспоминаю. Несколько раз приходилось бывать мне в селе Македоны в гостеприимном доме Абраменко. Помнится, как в те короткие тревожные встречи маленький Витя забирался к отцу на колени и не отрывал от него своих широко открытых детских глаз. И хотя мы должны были быть осторожными, Николай Михайлович целовал своего маленького сына, подбрасывал его к потолку, громко и счастливо смеялся… Помнишь ли ты это, Витя? Конечно, помнишь. Такое никогда не забывается.

Я рассказал Виктору обо всем. Письмо получилось большое, потому что я стремился не пропустить в нем никакой, даже маленькой подробности из того, что знал о жизни Марии Николаевны и Николая Абраменко. Они красиво жили, отважно боролись, и сын вправе гордиться ими, брать с них пример.

Абраменко Виктор Николаевич — сын партизана.

Виктор Абраменко сразу ответил. Из его второго письма я узнал, как жил эти годы партизанский сын. В 1946 году один из бойцов нашего партизанского отряда разыскал Виктора и забрал с собой. Потом он воспитывался в детском доме. Из детского дома воспитатели направили Виктора в Одессу для поступления в Нахимовское училище. Но мальчика ждало разочарование. Он оказался старше, чем требовалось для поступления в училище, и ему отказали.

Виктор Абраменко еще в детском доме занимался спортом. Увлекался он им и в школе ФЗО, где получил спортивный разряд. Дирекция школы учла призвание Виктора и рекомендовала его в Ленинградский техникум физкультуры и спорта. Так партизанский сын вырос и нашел свое место в жизни.

…Теперь Виктор живет в Киеве, обзавелся семьей. Думая о его жизни, я не могу не гордиться своей Родиной, нашими людьми. Потеряв родителей, Виктор не остался сиротой. Советские люди, рискуя жизнью, спасли его от гибели, окружили отеческой заботой, воспитали.

Доброго пути тебе и большого человеческого счастья в жизни, Виктор, наш дорогой партизанский сын!

ЛЕТЧИК ЛАВРИНЕНКОВ

Солидный генерал с двумя золотыми звездами Героя Советского Союза глядит на меня с фотографии. Это — прославленный летчик, крупный военачальник. Но я вижу сейчас не генерала, а коренастого молодого человека с волевым мужественным лицом, с пронзительным взглядом из-под густых нависших бровей. Я вижу Володю Лавриненкова. Память уносит меня на двадцать лет назад в приднепровские леса, в партизанское соединение имени Чапаева. Там, в тылу врага, впервые встретились мы с ним, и товарищи навсегда полюбили его за беззаветную храбрость и высокое чувство долга перед Родиной.

Отчетливо помню день нашего знакомства. Ранним утром я вернулся с операции и отдыхал в землянке комиссара соединения Емельяна Демьяновича Ломако. Ночь прошла удачно, я со своим отрядом выполнил задание, не потеряв ни одного человека, и поэтому, должно быть, мне спалось особенно хорошо. Однако поспать мне на этот раз долго не пришлось. Во сне я почувствовал вдруг, что кто-то сильно дергает меня за ногу. По партизанской привычке схватился за пистолет и быстро вскочил.

— В чем дело? — недовольно и тревожно спросил я комиссара.

— Вставай, — сказал Ломако. — Сигнал с дальнего поста. Вызывают кого-нибудь из командиров.

Через минуту мы уже были наверху и торопливо шагали по лесу. Партизанский лагерь сильно охранялся. Далеко вокруг были расставлены посты и секреты. Никто не мог попасть к партизанам без разрешения командира или комиссара. Посты задерживали всех приходящих и с помощью секретной сигнализации сообщали об этом командованию. Таков был строгий порядок, гарантировавший партизан от проникновения в лагерь вражеских лазутчиков. Выйдя на опушку леса, где в кустах был замаскирован секретный пост, мы увидели часового и двух человек в потрепанной одежде.

— Вот, — сказал часовой, — летчиками себя называют. Говорят, что из плена убежали, просят доставить к командиру.

— К какому командиру? — нарочито удивился Ломако. — Здесь нет воинских частей, нет и командиров.

— Не мути воду, товарищ, — нетерпеливо сказал плечистый паренек и сердито сверкнул глазами. — Мы действительно летчики, были сбиты, попали в руки к немцам, а теперь вырвались и пришли к вам. К вам, к партизанам…

Я заметил под рваным комбинезоном говорившего куртку на «молнии», у другого из-под плаща виднелся военный китель. Тем не менее они, конечно, мало походили на военных. Либо их раздели фашисты, когда брали в плен, либо они долго маялись в плену и растеряли, износили свое обмундирование. Я знал, что летчиков обычно одевали очень хорошо, их форма резко отличалась от одежды других родов войск. Как верить этим людям? Враг коварен. Он может выдать себя и за летчика, и за кого угодно. Но что-то располагающее было в смелых, честных глазах пришельцев, и мое недоверие как-то быстро стало улетучиваться.