Я видел его… От Днепра, глухо рокотавшего у обрывистых берегов, я медленно пошел в город. Улицы едва угадывались: глубокие воронки, груды камней и обгоревших бревен — так выглядели когда-то красивые мостовые. Невеселым было это путешествие, но я заставлял себя смотреть и смотреть на жестокие следы войны. Смотреть, чтобы навсегда запомнить. Меня ждали в штабе партизанского движения Украины, где должна была решиться моя дальнейшая судьба. У меня еще не зажили раны, но я твердо решил проситься снова в тыл врага. С этим решением я и пришел в штаб.

ЛЕГЕНДАРНЫЙ ГЕРОЙ

В штабе я встретил много своих старых друзей. Советские войска перешли Днепр, намного продвинулись вперед, и партизанские отряды, действовавшие в Приднепровье, соединились с регулярными частями. Для многих партизанская война на этом закончилась. Кто пошел в армию, кого оставили на партийной и советской работе, а кто надолго вверил свою судьбу госпитальным врачам. Но штаб, конечно, и не думал свертывать партизанскую борьбу.

— Где-то теперь придется нам повоевать? — спрашивали друг друга партизаны. — Куда забросит нас война?

— Не беспокойтесь, — сказал вдруг кто-то. — Сидор Артемьевич всех определит куда надо, без работы не оставит.

— Сидор Артемьевич? — удивленно переспросил я. — А разве он здесь, в штабе?

— Да, здесь, — ответили мне. — Обещал сегодня поговорить с нами.

Я обрадовался, что вновь увижу легендарного партизана Сидора Артемьевича Ковпака. Совсем недавно я слышал, что старый партизан страдает от ран, часто болеет и Центральный Комитет партии Украины отзывает его на партийную работу. Я спросил об этом товарищей.

— Это верно: Сидор Артемьевич ушел из своего соединения, — сказали мне. — Он пока работает в штабе, подбирает командиров партизанских отрядов, вроде бы благословляет их.

У Сидора Артемьевича нам, молодым, многому можно было поучиться. Ковпак из маленького отряда за короткое время создал крупное партизанское соединение. Он прославился, как талантливый военачальник, мудрый тактик партизанской войны. По тылам врага Ковпак исходил тысячи километров, держал под своим контролем целые районы на оккупированной врагом территории. А его знаменитый рейд в Карпатские горы навел панику на фашистов. Партизаны — люди храбрые. Но когда говорят о партизане, что он ковпаковец, то такой человек пользуется особенным уважением своих товарищей. Таков был авторитет, такова была слава легендарного героя в народе.

…Я получил назначение, но в тыл меня не отправляли. Приказано было подлечиться, укрепить нервы в доме отдыха. Но какой отдых? Я усиленно готовил свою небольшую группу для работы в тылу. Нас предполагалось сбросить с самолета в горы на западе Украины. Местность для нас незнакомая, и поэтому хотелось все особенно тщательно предусмотреть. Когда все было готово, я отправился к Ковпаку. Сидор Артемьевич о чем-то оживленно беседовал с командирами. Часто раздавался громкий, заразительный смех старого партизана. Увидев меня, он заговорил:

— А вот и представитель казахского народа, — Сидор Артемьевич почти всегда говорил обо мне так. И добавил: — Что, и до тебя очередь дошла? Хватит прохлаждаться, пора и дело делать.

— Сегодня в ночь вылетаем, — доложил я.

Ковпак подошел ко мне, крепко взял за руки:

— Ну, что ж, пойдем побеседуем перед дорогой.

Ковпак попрощался с командирами и отвел меня в сторону.

Мы присели на скамейку, и Сидор Артемьевич, ласково похлопав меня по плечу, продолжал: — Трудненько придется тебе, сынок. Сам в Карпатах бывал, знаю: горы могут и спасти партизана, и под пулю подвести. Это не то, что в степи — за километры врага своего видишь…

Мы долго сидели, о многом беседовали, и мне порою казалось, что со мной говорит не боевой заслуженный воин, а умудренный жизненным опытом отец, наставляющий своего сына. Да так оно, пожалуй, и было. Сидор Артемьевич Ковпак считался отцом украинских партизан. Полезно было слушать его мудрые советы. Очень пригодились они мне в будущем.

С небольшой группой мне предстояло доставить действовавшему в Закарпатье партизанскому отряду радиостанцию, секретные шифры, планы операций. Задание было ответственным, и я хотел скорее выполнить его.

— Ну, прощай, — сказал Сидор Артемьевич. — Фашистов бить ты умеешь. Я это знаю. Желаю удачи!

Эти слова легендарного героя я всегда храню в своем сердце.

ПОЭТ-ПАРТИЗАН

1944 год. Начало декабря. В третий раз за время войны я вышел из вражеского тыла на «Большую землю». Живу в доме отдыха неподалеку от Киева, рядом с центральным штабом партизанского движения Украины. Начальник штаба генерал Андреев собрал как-то к себе на беседу командиров и комиссаров партизанских отрядов и соединений, возвратившихся из вражеского тыла. Мы находились тогда в резерве. Тому, кто был молод и не страдал от ран, предстояло снова вернуться в тыл врага и бороться с фашистами, а те, кто по возрасту и здоровью не подходил для партизанской жизни, направлялись на работу в освобожденные районы страны. После беседы генерал вызвал меня к себе и сказал:

— Здесь, в отделе кадров, находится казахский поэт Саин, комиссар партизанского отряда. Он разыскивает своих земляков. Иди, поговори с ним.

Это известие меня обрадовало. Раньше я не был лично знаком с Жумагали Саиным, но имя его хорошо знал. Еще школьником читал и любил его стихи, а его «Легендарную песню» даже знал наизусть. Я почти не поверил: откуда здесь Саин? Неужели мне и вправду посчастливится увидеть этого замечательного человека?

Я торопливо вышел из кабинета генерала. По дороге пытался представить себе облик поэта. Он рисовался мне высоким, мужественным, красивым. Ведь тот, кто может писать хорошие стихи, и сам должен быть хорошим человеком. В комнате полковника Сперанского я увидел смуглолицего небольшого человека в штатской одежде. Он вскинул на меня свои зоркие, острые глаза, вмиг оглядел с головы до ног.

— Товарищ Саин, — с улыбкой сказал полковник, — а вот и ваш земляк, о котором я вам говорил. Наш командир Вася Кайсенов. Познакомьтесь.

— Кайсенов Вася?.. Почему тебя зовут Васей? — наконец спросил он меня по-русски. — Ты, наверное, воспитывался в детском доме?

— Он теперь не казах, а украинец, — сказал полковник смеясь. — Пожалуй, и имя-то свое казахское забыл. Украинские партизаны его Васей прозвали. И все мы его так зовем…

С того дня мы с Жумагали не расставались.

Саин был прекрасным рассказчиком, никогда не повторялся, и рассказам его не было конца. Поэт был слаб здоровьем и медленно поправлялся после тяжелого ранения. Когда боль особенно мучила его, он просил меня рассказывать о себе, о своей жизни.

Я, как мог, рассказывал ему о своем детстве, юности, о друзьях-партизанах. Саин — партизан, отважный воин, он не удерживался от восхищенных похвал, когда слышал об особенно удачных операциях нашего партизанского отряда.

Однажды, когда мы вспоминали детство, глаза его вдруг затуманились.

— Счастливый ты, Касым, — сказал он мне: — Детство твое было светлым. У тебя был отец и мать. Ты рос беззаботно. И шалил больше, чем нужно, видимо, от того, что родители очень любили тебя. Как говорится, крылатому не позволяли ударить крылом, а клювастому — клюнуть. А я, — помолчав, продолжал он, — ничего этого не видел. С малых лет остался сиротой. Был у меня только брат Каиржан, года на два моложе меня. Долго мы с ним странствовали. Пасли ягнят, баранов. Жили в голоде и в холоде. Сколько побоев перенесли, унижений!

Потом повеселел:

— Все это, к счастью, позади. Спасибо советской власти. Вовремя пришла она в нашу степь. Отца и мать нам, сиротам, заменила. Определили нас с братом в детский дом. Много там было таких, как мы, бесприютных, и всех нас вывели в люди. Мы выросли, получили хорошее воспитание и образование. Кто стал врачом, кто — ученым. А я вот стал литератором.

Однажды нас с Жумагали вызвали в штаб и вручили документы.