Перестав кричать, она отдышалась. Огляделась вокруг дикими глазами, прошла к большому круглому валуну и подняла его, как будто он весил не больше перышка. Через секунду валун с шумом пролетел через лес и врезался в древесный ствол. Дерево раскололось пополам и с треском упало на землю.
Эйден хранил молчание, но, мм, возможно, это была не такая уж удачная идея. Кто-нибудь — вероятно, Дэн — мог услышать шум и прибежать с ружьем. Эйден никоим образом не смог бы объяснить все это.
«Бог мой», — произнес Джулиан. — «Такая сила…»
«Я тут подумал, ну не знаю, бежать со всех ног», — сказал Калеб. — «Просто предложение, чтобы, ну не знаю, спасти наши жизни».
Как и Эйден, Элайджа молчал.
Насупившись, Виктория повернулась к дереву и ударила.
— Я не могу спасти тебя. — Еще удар. — Ты умрешь. Оставишь меня. Эти девушки… они красивые, умные и что если они тебе понравятся больше? Ты говоришь сейчас, что любишь меня, но ты еще не проводил с ними время. Они могут очаровать тебя. Они более… человечны, чем я. Или что если они сделают тебе больно? Мне придется их убить. Я убью их. Ты мой!
— В одном ты права. Я твой. Я не собираюсь менять свое мнение на этот счет. Меня не волнует, насколько они обворожительные, насколько человечные. Я люблю тебя.
Или она не слышала его, или не верила. Удары не прекращались. Дерево раскололось, как и предыдущее, верхушка свалилась на землю. И наконец-то, сверкающие голубые глаза сфокусировались на нем.
«Эйден, послушай меня, приятель. Беги. Пожалуйста». — Впервые в жизни Калеб умолял. — «Что если она направит всю эту злость на твое мужское достоинство? Мы можем потерять нашу любимую часть тела!»
Дыхание Виктории участилось, воздух врывался и вырывался из ее рта, вероятно, обжигая легкие. Она шагнула к нему медленно, угрожающе. Ее руки не были поранены и не кровоточили из-за грубой коры, отметил он. На них не было даже ушибов.
— Эйден, — прорычала она голосом, который он не узнал. Он наслаивался, будто два человека говорили одновременно. Скрежещущий, взбешенный, сильный. Ее зверь?
Он сохранял нейтральное выражение лица, но не мог остановить ползущие по спине холодные щупальца страха. Он сам напросился, приказал. Ему придется принять плохое вместе с хорошим.
— Да? — Если она хочет сломать его пополам, как те деревья, так тому и быть. Он не будет сопротивляться, чтобы не причинить ей вреда.
— Тебе не следовало требовать этого. — Один угрожающий шаг, второй, она продолжала приближаться к нему. Ближе… еще ближе…
Его глаза расширились. Это был… это мог быть…? Был, должен был быть. Она была на полпути к нему, когда что-то выросло над ее плечами. Что-то чудовищное. Он сглотнул. Из спины Виктории простирались блестящие контуры крыльев, а над ее головой он высмотрел длинный нос с большими ноздрями, черную чешую и глаза, которые годами будут сниться ему в кошмарах. В этих глазах полыхал огонь. Оранжево-золотистое пламя, которое обещало мучительную смерть.
Демон потянулся к Эйдену, протягивая когти. Не угрожающе, шокировано осознал парень, а с… мольбой? Конечно, нет.
Все равно Эйден ждал, что Виктория перерубит его, как только подберется ближе. Чего он не ожидал, так это то, что его девушка схватит его за запястье и резко притянет к своему сердцу. Он шумно выдохнул носом, когда мир вокруг него поблек, ноги потеряли твердую опору, а сознание искало объяснение. Что случилось?
Внезапно вокруг материализовалась машина. Он сидел за рулем, Виктория — рядом, на пассажирском сиденье. Она все еще с трудом дышала, и зверь, все еще возвышался над ее плечами и тянулся к нему, когти со свистом рассекали воздух.
Что случится, если существо уплотнится, как она предостерегала?
— Эм, я думаю, твоя защита не действует, — сказал Эйден, души внутри него беспокойно загалдели.
Без слов Виктория стянула свою рубашку и лифчик, оголившись до талии. Челюсть Эйдена упала. Боже милостивый. Над ее сердцем были две крошечные завитушки — черная и белая татуировки, которые он мог рассматривать вечно. Калеб лишился чувств.
Элайджа и Джулиан просто ахнули.
— Нет. Они все еще тут. — Ее голос по-прежнему слоился. — А теперь поцелуй меня, — скомандовала она, перелезая через панель управления и усаживаясь на его колени. Было тесно, руль упирался ей в спину, но ему нравилось. Ее колени прижались к его талии, руки запутались в его волосах и царапали кожу головы.
Ее губы обрушились на него, он искренне приветствовал ее язык, протолкнувшийся ему в рот. Горячий, словно ставящий клеймо. Он обвил ее руками, скользя ладонями по плечам, спускаясь вниз по позвоночнику. Столько жара… Ее кожа была такой же горячей, как и язык, и он хотел быть сожженным.
Поцелуй все продолжался и продолжался, пока каждый вдох не наполнился ею. Пока ее вкус — вишни, надо же! — не стал единственным, что имело значение. Пока она не замурлыкала, и ее сладкие краткие стоны не смешались с его. Окна машины давно запотели.
Элайджа и Джулиан блаженно молчали, не давая «полезных» советов о том, как сделать для нее все более приятным, и не указывая ему, что он делал неправильно. Вероятно, они были в том же благоговении, что и он. И столь же потерянные.
— Ты испытываешь жажду? — умудрился он сказать, когда она прокладывала дорожку из поцелуев вдоль его челюсти, шеи и остановилась, чтобы лизнуть бьющуюся жилку. Он открыл глаза и понял, что зверя больше не видно.
— Нет. — Она еще раз лизнула пульсирующую жилку.
Щупальца ревности вернулись.
— Из кого же ты пила?
— Ни из кого. Я пью из пакетов.
Щупальца исчезли. Милая, милая девочка. Она знала, как он ненавидел мысль о ее губах — ее красивых, нежных, дарующих наслаждение губах — на ком-то еще.
— Не может быть вкуса приятнее, чем вкус свежей крови.
— И нет. — Слово было произнесено невнятно.
— Так начни пить из меня. — Пожалуйста.
— Хочу знать, что ты со мной, потому что любишь меня, а не из-за пристрастия к моему укусу.
Ладно, в этом он обвинить ее не мог. Когда тебя желают за то, кто ты, а не что ты можешь сделать, замечательная редкость. Он знал это, потому что испытал на себе обратную сторону медали. Всю его жизнь его отвергали из-за того, что он делал, его личность же в расчет никогда не бралась.
— Поцелуй еще, — попросила она.
Как будто он мог возразить. Их губы снова встретились, и он снова потерялся, руки блуждали, исследуя. Ее руки делали то же самое, и ему казалось, что, возможно, он впервые чувствовал себя в раю.
Очень скоро, тяжело дыша, она отстранилась с блестящими губами и закончила поцелуй.
— Я-я успокоилась. Я чувствую зверя внутри. Нам стоит остановиться.
Голова Эйдена откинулась на подголовник, он уставился на нее. Каждый удар сердца гулко отдавался в нем. Кровь кипела в его венах, уничтожая все на своем пути, его легкие давно превратились в пепел.
— Ты поцеловала меня, чтобы успокоиться? — спросил он.
Она нерешительно кивнула.
Часть его хотела разозлиться. Другая часть была счастлива, что это произошло.
— Что ж, нам нужно чаще освобождать твои чувства, — произнес он, пытаясь поднять настроение.
У нее вырвался смешок, и она прикрыла рот рукой, будто не могла поверить, что нашла что-то смешное в такой ужасной теме.
Его это не волновало. Его грудь раздулась от гордости. Он это сделал. Заставил ее снова рассмеяться, как и надеялся. Он хотел этого чаще, как и поцелуев.
— Так почему ты перенесла нас в эту машину? — спросил он, махнув рукой. — Нам ведь она не нужна, да?
— Мы с Райли держим ее поблизости на всякий случай, но нет, нам она не нужна. Мне просто хотелось немного приватности.
— Умно. — Он потянулся к ней и обхватил ее лицо руками. — Не закрывайся от меня больше, ладно? Думаю, я доказал, что могу управиться с твоим зверем.
— Не буду. — Она сжала его футболку, выражение лица потемнело, и его сердце подскочило, встречая ее прикосновение. — Но, Эйден, тебе придется встретиться с теми девушками, чтобы сохранить мир, и меня это бесит.