«Знал его и лично здоровался не раз, — рассказывал Самсон Игнатьевич об иркутском Белобородове, — поверишь, не вспомню имя. И Патушева имечко призабыл, а сколько вместе чудили! Пообносился я умишком, Юрка. Вижу этого адмиральского казнителя, ну вот передо мной, а прозвание… — затемнение в мозгах! Незавидный — ну крот, а не мужик! Ладно, коли метра на полтора ростом! Нет, в плечах широк, даже чересчур для своей вытяжки — ну совершеннейший квадрат, просто непонятное творение! Да обыкновеннейшая баба при большом заборе чувств, распалясь, задавит — конфуз сляпается, а не детки, трусики-штанишки! Зато голосина — ну куды такой?! А в общем, наш, иркутский, боевой — сваво не отымешь! Без него дышать адмиралу — свободно могли упустить! А что, Деникин и по сей день топчет сапожками Париж, а чем сибирский Колчак хужее?»

И Самсон Игнатьевич вдруг принялся допрашивать меня, откуда свалились на наши головы чехи, словаки и прочие славянолегионерские «душегубы».

Создать легион из военнопленных славян, преимущественно чехов и словаков, было нижайше предложено еще венценосному монарху Николаю Второму. Он отнесся к идее с пониманием, однако воплотить ее в формирование совершенно определенного воинского соединения соизволения не дал. Очевидно, не последнюю роль сыграли опасения, что при некоторых нежелательных обстоятельствах это может обернуться вредом.

И узнал я, что в 1917 г. при Керенском все же взялись сколачивать соединение из пленных славян: чехов, словаков, сербов, хорватов… Их по России, особенно в лагерях по Волге и за Уралом, вшей кормило — ну на несметные тыщи!

И сколотили — тысяч на пятьдесят-восемьдесят. Временное правительство это формирование нарекло Чешским легионом — чехов и словаков образовалось подавляющее большинство. Их национальный лидер Масарик ради такого дела приехал в Россию и просидел в ней аж с мая семнадцатого и по март восемнадцатого, своих вызволял. В то же время до развала Австро-Венгрии это оказалось первым национальным объединением чехов и словаков, первая их столь многочисленная вооруженная рать. Для будущей борьбы за самостоятельность Чехословакии это могло иметь значение. Готова внушительная сила, на которую можно опереться.

Ряд ответственных должностей в легионе занимали французские офицеры. Предполагалось, что эти солдаты из бывших пленных станут сражаться на русско-германском фронте, каждый за свое Отечество. Тогда ведь не было еще самостоятельных Чехословакии, Югославии и Польши. Обмундированием их обеспечили, оружием. Словом, кадровые, обстрелянные полки. И уж не жди: сдаваться австрийцам или немцам не станут — там любому из них смертная казнь за измену. В общем, должны крепко драться.

Зародышем легиона можно считать чешскую дружину (900 российских подданных). Дружина была сформирована к середине августа 1914 г. Она возникла для решения двух задач:

— разложение славянского элемента австро-венгерской армии;

— добывание разведывательных данных.

В декабре четырнадцатого дружину впервые пополнили пленными славянами. К началу 1916-го ее численность подтянулась до полка, а к маю того же года — до бригады (около 6,5 тыс. солдат и офицеров), но цельным боевым соединением дружина не выступала, более того, она была распределена по русским дивизиям.

Лишь после падения монархии Временное правительство приняло решение о создании обособленного Чехословацкого корпуса. Данное решение последовало вслед за боями под Зборовом в июне того же года. В этих боях уже сражалась самостоятельная чехословацкая бригада.

В сентябре 1917-го численность Чехословацкого корпуса достигает 30 тыс. До Октября 1917-го корпус подчинялся русскому Верховному главнокомандованию, языком приказов внутри корпуса был только русский.

25 января 1918 г. Масарик объявил корпус частью Чехословацкой армии во Франции. Эта армия во Франции состояла в свою очередь из Американского, Английского, Французского, Итальянского и Сербского легионов. До отпадения Чехословакии от Австро-Венгрии легионерским движением руководил Чехословацкий национальный совет со штаб-квартирой в Париже. В совете председательствовал доктор Масарик. Совет имел филиал в Киеве.

Кроме славян, в лагерях для военнопленных, по данным Женевской комиссии Красного Креста 1919 г., возглавлявшейся Жоржем Монтандоном, томились за одним только Уралом 148 тыс. австрийцев и мадьяр, а также восемнадцать с половиной тысяч немцев и три с половиной — турок[126]. За эвакуацию бывших пленных австрийцев и мадьяр взялись лишь со второй половины 1919 г. Их столько к этому времени голов посложило в нашей Гражданской войне! Любая колчаковская часть таскала за собой несколько десятков немцев и австрийцев поварами, денщиками и вообще подсобными рабочими, а за красных сражались целые батальоны, бригады из бывших пленных, густо служили они и в чека. Но основная масса пленных держалась особняком, кроме славянских национальностей, и ждала эвакуации домой, в Европу.

За годы мировой войны число пленных, отправленных за Волгу, превысило полмиллиона, и лишь половину из них вывезли в Европу. В разгар нашей междоусобицы пленные десятками тысяч погибали в лагерях от истощения, тифа, дизентерии. До них ли было, коли русский русскому кишки наматывал…

После хлопот Масарика наше правительство весной 1918 г. разрешило легиону следовать во Владивосток — торопились братья славяне. Немцы тужились ход войны изменить. Самые бои завязывались. В те первые июньские дни восемнадцатого года немцы едва не схарчили Париж, всего 80 километров не дотянули. Потери англичан и французов на реке Эне достигли 127 тыс. человек; немцев, хотя они наступали, — 98 тыс.

К сражению на Эне легион, конечно, не поспевал, а вот к будущей знаменитой битве на Марне, гляди, и подгадал бы. С середины июля и до 4 августа союзники потеряли 101 тыс. солдат и офицеров, немцы — 60 тыс. Самсон Игнатьевич знал даже про немецкого саперного гауптмана. Его будто бы за сутки-двое до наступления выкрали французы. Гауптман и выдал время первой атаки. Обернулась эта трусость гауптмана, почитай, провалом всего наступления. А как иначе? Ударили немцы по пустому месту, потом напоролись на такой шквал — на карачках полезли назад…

Об Амьенской операции Самсон Игнатьевич и не слыхивал, хотя она в несколько дней сократила численность союзных войск еще на 60 тыс. За этой операцией последовало общее наступление Антанты, а немного погодя и капитуляции Германии.

Оказывается, потери Германии на Восточном фронте в первую мировую войну были куда больше потерь на Западном фронте с 1914 по 1918 г. Об этом писал германский авторитет в военной истории генерал Блюментрит. Генерал был крупным штабным чином в гитлеровской армии.

Естественно, Германия использовала золото не только для разложения России. Однако во всех других случаях это не принесло ожидаемого результата.

«Наша агентура имела лишь очень небольшой успех, — пишет в книге воспоминаний фон Гинденбург. — В борьбе между нами и противниками в этой области немецкое золото не помогло. Мы знали, что по ту сторону борющегося Западного фронта сидит правительство (французское. — Ю. В.), лично исполненное ненавистью и мыслью о мести и беспрерывно подстегивающее народ…

Франция истекает кровью из тысячи ран… Ни одного слова и ни одной мысли об уступке…»[127]

Эти слова фон Гинденбурга могут служить косвенным доказательством использования золота против России, то есть для финансирования Ленина и его партии. Фон Гинденбург сокрушается: здесь, на Западном фронте, золото не разложило тыл Франции, не подтолкнуло левые силы к борьбе с собственным правительством. Звучит не высказанное прямо сожаление: не получилось, как с Россией. Экая досада!..

На престарелом Гинденбурге лежала определенная вина за укоренение национал-социализма в Германии.

По советским источникам, Чехословацкий корпус формировался из военнопленных австро-венгерской армии, а также русских подданных чешского или словацкого происхождения. Корпус подчинялся чехословацкому Национальному Совету во главе с Масариком, созданному в 1916 г. в Париже (вскоре в России возникнет филиал Национального Совета).