18 ноября 1918 г. Совет Министров принимает решение: «Временно командующий Сибирской казачьей дивизией полковник Волков, командир Первого казачьего Ермака Тимофеевича полка войсковой старшина Катанаев и командир партизанского отряда Красильников, посягнув на Верховную власть с целью лишить возможности осуществлять таковую, арестовали в ночь на 18 ноября в городе Омске председателя Всероссийского правительства Н. Д. Авксентьева, его заместителя А. А. Аргунова, члена того же правительства В. М. Зензинова и товарища министра внутренних дел Н. Ф. Роговского.

Ввиду сего Совет Министров постановил:

1. За указанное выше преступное деяние, учиненное поименованными лицами, передать их, полковника Волкова и войсковых старшин Катанаева и Красильникова, чрезвычайному военному суду, учредив его в следующем составе: председатель — генерал-майор Матковский, члены — генерал-майор Бржезовский…

2. Чрезвычайному военному суду приступить к рассмотрению означенного дела двадцать первого ноября в десять часов утра.

3. На министра юстиции возложить обязанность передать чрезвычайному суду имеющиеся в распоряжении материалы дознания и следствия.

4. Суду рассмотреть дело в порядке правил о прифронтовых военно-полевых судах.

5. Приговор представить на конфирмацию Верховного Правителя».

Верховный Правитель не стал дожидаться двадцать первого ноября и отдал приказ:

«Производятся за выдающиеся боевые отличия со старшинством: из полковников в генерал-майоры — Волков[152], из войсковых старшин в полковники — Красильников и Катанаев, все трое — с 19 ноября 1918 года».

15 января 1919 г. советские газеты с гневом поведали об убийстве Розы Люксембург и Карла Либкнехта — мстит в агонии мировая буржуазия, чует свой смертный час, брызжет ядом слюны да кровью.

Ох, сколько русских людей побили большевики в отместку за убийства Розы Люксембург и Карла Либкнехта! И сколько же лет эти убийства германских революционеров служили оправданием для массового террора!

Глава IX АДМИРАЛ

Невелик и немудрен историей этот городок, волей судеб возвеличенный в столицу белого движения. Да-да, всего белого движения, так как вскоре признан был адмирал Колчак в сане Верховного Правителя Российского государства вождями белого движения и на юге, и на севере, и на западе «единой и неделимой» России, а также правительствами ряда европейских государств. Во всяком случае, главные мировые державы имели своих представителей в столице белого движения — Омске.

Насчитывалось в Омске до революций семнадцатого года около 138 тыс. душ обоего пола. Заложен Омск в 1716 г. как крепость, до 1782 г. — Омский острог. С 1804 г. преобразован в город, ставший центром Степного генерал-губернаторства с 1882 г. Гордился обширной хлебной торговлей, промышленностью, товарной биржей и двумя ярмарками. Омывают его воды Иртыша и Оми — удобное для жизни местечко на земле.

Весьма полезную работу вело до революции Общество попечения о начальном образовании, основанное в 1884 г. под девизом «Ни одного неграмотного!». Общество устраивало школы, детские сады, бесплатные читальни и владело вместительным складом дешевых книг — распоследнему босяку по карману, и даже если нет у него карманов.

Вознесение Омска в столицу белого движения перенаселило его до крайности. Со всей России набежали бывшие. Бешеные деньги запрашивали за любой угол, ютились на путях, в «теплушках».

«Невеселое впечатление производят омские улицы, кишащие праздной, веселящейся толпой; бродит масса офицеров, масса здоровеннейшей молодежи, укрывающейся от фронта по разным министерствам, управлениям и учреждениям, работающим якобы на оборону, — заносит в дневник барон Будберг, — целые толпы таких жеребцов примазались к разным разведкам и осведомлениям. С этим гнусным явлением надо бороться совершенно исключительными мерами, но на это мы, к сожалению, неспособны…»

Но более всего в городе скопилось офицерства. О настроениях его дает достаточное представление эпизод с чествованием французских военных чинов. Они прибыли в Омск незадолго до переворота, с ними — батальон вьетнамцев.

На торжестве присутствовали высокий комиссар Французской Республики господин Реньо, господин американский консул и господа члены других союзных миссий.

По такому случаю оркестр вспомнил «Боже, царя храни». Другого гимна не успели сложить. Офицеры расчувствовались, вскочили — и грянули все куплеты хором. Не изволили распрямиться господин Реньо, господин капитан французской службы Пешков и вслед за ними — прочие высокородные гости.

По такому случаю русские офицеры с особенным настроением принялись лупить тех из соотечественников, что по примеру иностранцев тоже не встали. А как быть, коли взапрет благонравные лики союзников?..

Реньо заявил, что это довольно скучная история — возвращаться к старому, и изволил отбыть в сопровождении своего переводчика и вообще секретаря Зиновия Пешкова. Весьма поспособствует этот однорукий капитан утверждению Колчака единоличным правителем Сибири — ну обо всем знал и во все совал нос. Реньо в нем души не чаял. С того и образуется дипломатический уклон в службе Пешкова. Блестящую карьеру сделает этот русский француз. Впрочем, какой же он был русский?..

Отвели душу господа офицеры. Верховный главнокомандующий даже раздумывал, не предать ли зачинщиков побоища военному трибуналу.

«Эти офицеры дали слово прибить столько большевиков, — тоже с чувством вспоминал великобританский полковник Джон Уорд, — сколько их, офицеров, было сжито со свету стараниями Троцкого и Авксентьева».

«Положение в Омске в это время было просто неописуемое, — вспоминает Уорд. — Каждую ночь, как только темнело, начинали раздаваться ружейные и револьверные выстрелы, крики по всем направлениям. Наутро санитарные двуколки поднимали от пяти до двадцати мертвых офицеров…

Тиф свирепствует почти в каждом доме… Доктора повсюду исчезли вследствие ненависти к каждому получившему буржуазное образование…» Полковник неспроста утеснил рядышком имена Троцкого и Авксентьева. Офицерство не усматривало разницы между большевиками и эсерами; все — сволота, все губили и губят Россию, всем — осиновый кол!

А как, спрашивается, быть, коли глава всех авксентьевых и зензиновых рассылает указания о развале тыла — тыла белой армии! Ну да, директивное письмо того самого Виктора Михайловича Чернова всем партийным организациям партии социалистов-революционеров. А требование этой директивы сколачивать вооруженные отряды для пресечения монархических и прочих поползновений офицерства? А это что, как не убийства офицеров здесь, в тылу?..

И господа из этой партии во главе Сибири, во главе белого дела?!

А кто подыхает на фронтах, кого косит тиф и жрет вша?!

И вот за все это на офицера — партийных карателей? Да все вообще не разваливается пока лишь благодаря офицеру!

Кто заслоняет Россию от большевиков? Кто та единственная сила, которая не дает большевикам захлестнуть удавкой всю Россию?!

Даже в смертные дни допросов в тюрьме Колчака возмутит одно лишь упоминание о черновском письме: еще бы, подлость всех этих партийных растлителей России безмерна!

Для офицерства и Колчака директивное (секретное) письмо Чернова являлось еще одним веским доказательством близости эсерства большевизму. Недаром после переворота 18 ноября 1918 г. изрядная группа эсеров во главе с В. К. Вольским завяжет переговоры с красными, и те пропустят ее через линию фронта к себе в тыл. Это ускоряло размежевание сил, а точнее — раскол в белом тылу, и без того чрезвычайно пестром.

Обреченные на истребление в советской России или в лучшем случае на положение изгоев, офицеры сражались отчаянно и ненавидели всех, кто превращал Родину для них в могилу. По всей советской России действовала тогда система заложничества. Офицеров и представителей имущих классов, даже политически совершенно инертных и безопасных, изымали и расстреливали. Были губернии, в которых за короткое время не осталось в живых ни одного помещика, а число офицеров было сведено к ничтожному минимуму. Но ведь бывшие как ни крути, а жить хотят. Им дела нет до выкладок Маркса. И потянулись эти «классово чуждые» под знамена своих вождей.