Он смог появиться там всего лишь один раз. Родич, ожидавший его снаружи, и проницательный страж, были немного удивлены бледно-землистым лицом новоиспеченного главы. Лазарус едва шел; ему потребовалось немыслимое усилие, чтобы добраться до машины. Там, убрав подальше контейнер с собранной кровью, антар поклялся, что он больше никогда сюда не приедет.

Золото делает чудеса. Лазарус купил молчание близкого ему анетис, чтобы тот за санги заменял его в таких поездках, и с тех пор старался не вспоминать ни предгорья Тамен, ни рассказ отца, ни свое первое и единственное убийство. По ночам, однако, иногда он вскакивал, вытирая катящийся по лбу пот: лицо убитого мерещилось ему в ночной темноте, и казалось, что жертва сама не прочь впиться длинными мертвыми пальцами в шею своего палача.

Днем страх рассеивался; во всяком случае, Лазарус с первым лучом солнца изобретал себе множество занятий, которые хорошо отвлекали его от ночных кошмаров.

Но шли годы, и ужас постепенно сменялся мыслью: как, почему анетис потеряли кресло презиса? Неужто их заслуги не хватило для того, чтобы удержать заветное местечко? Ведь когда-то их предок замарал свои руки в крови, чтобы антары могли жить, не опасаясь новой войны. А теперь презисом короновали мортем. Разве заслуги Тиура стоят хоть каплю того, что сделали для них всех анетис?.. Разве способен клан, носящий на себе отпечаток Грани, подарить этой гибнущей стране жизнь?..

Да, если бы Волдет был чуть внимательнее и разглядел в глазах Лазаруса тень сомнения, то в ночь короткой расправы нападавших на особняк Тиура было бы не трое, а четверо.

Но Волдет не увидел — да он и не принимал никогда в расчет слабохарактерных, по его мнению, целителей.

И теперь Лазарус трясся в неудобном автомобиле, и вспоминал лицо убитого им, и никак не мог вспомнить. Хватит ли сил ему вонзить нож в спину ликуд? Ведь тогда то убийство было во благо его народу, хоть и далось нелегко. Теперь же стоило послужить для своего клана.

Машина вздрогнула, прокатившись еще немного, и остановилась.

Что там? — Лазарус перегнулся вперед, пытаясь разглядеть, где они. — Приехали?

Страж ничего не ответил; распахнул дверцу со своей стороны и вышел. Антару стало немного не по себе: его охрана обычно не позволяла себе таких вольностей.

Он последовал примеру водителя и выбрался наружу. Свежий горный воздух вмиг ударил в лицо, отчего с непривычки закружилась голова.

Страж уже значительно отдалился от того места, где стоял Лазарус.

Эй! — крикнул анетис, и эхо разнесло его голос по сторонам, разбивая короткий возглас о скалы. — Ты куда собрался, болван?!

Обычно глава не позволял себе резкостей в сторону стражей; кто знает, что у них на уме, но в это раз, видя явное непослушание, антар не смог сдержаться от неудачного словца.

Тот, кого так настойчиво окрикивал Лазарус, — даже не обернулся. Он так и шел вперед, будто по привязанной нити, ведомый одному ему известным маяком.

Анетис беспомощно оглянулся и увидел: Игнаас, Костадин и даже Волдет — все, как один, вышли из автомобилей и напряженно смотрели вслед удаляющимся стражам. Было что-то жуткое в их марионеточной походке, четких, размеренных движениях, точно опытный кукловод расслабленными движениями руки переставлял людские руки и ноги.

Злость на лице ликуд сменилась удивлением; Лазарусу показалось, что его противник испугался. Но в следующий миг это обманчивое впечатление рассеялось; Волдет поманил его рукой.

Анетис подошел ближе к собравшемуся возле машин совету.

— Смотрите, — хрипло сказал ликуд. — Смотрите!

Он указывал рукой вперед, на холодные шапки близнецов Мизери. Приглядевшись, антар понял, что Волдет говорит не о горных пиках, а о подножии одинокой Тамен.

Вокруг него, сколько хватало глаз, тянулась цепочка из маленьких человеческих фигурок. Они стояли, не двигаясь, обратив лицо к высокой ледяной вершине, замерев в страшном безмолвии.

И туда же, чтобы присоединиться к своим сородичам, шло четверо стражей — по одному от каждого из глав кланов.

Глава сорок пятая

Обескровленная кожа постепенно возвращала свой прежний бледно-розовый цвет; дыхание стало гораздо спокойнее, и грудь вздымалась уже не так прерывисто; жар потихоньку отступал. Человеческая кровь делала своё дело.

Страж мысленно поблагодарил отсутствующую хозяйку убежища за запасы. Быстрая регенерация, к которой способно большинство антаров, не пригодилась бы Грете в отсутствие еды. Теперь можно было надеяться на то, что девушка скоро встанет на ноги.

Однако гораздо больше самочувствия дочери презиса Роста заботило её душевное состояние. Он помнил ещё помутнившийся взгляд; помнил лицо, застывшее в страхе, и никакое видимое облегчение не могло его обмануть.

Страж всерьёз опасался, что антар могла повредиться рассудком.

Здесь очень помогла бы Крина, но той, как назло, не было, и Рист не знал, не представлял себе, где искать; след, ведущий из хижины наружу, был настолько стар, что почти выветрился; да и слой пыли на малочисленной мебели говорил о том, что «дом» был покинут довольно давно, не меньше недели назад.

Что вынудило Крину сбежать отсюда? И сбежать ли? Может, она просто решила бросить восточное Приграничье и отправиться в другие края?

К тревоге за жизнь Греты теперь примешивалось беспокойство за. Подругу? Любимую? Кто же она ему?

Рист сжал зубы и постарался сосредоточиться на Грете.

Крина, как всегда, разрушила всего его планы. Он слишком сильно понадеялся на постоянство, которым сумасбродная антар никогда не славилась, и приписал ей важную роль на своём пути. Но Крины не было, и одному небу известно, когда она должна вернуться (да и вернётся ли вовсе?), а значит, проблему с каменной голубой ящерицей придётся решать самому.

Он взглянул на запястье больной: так и есть, по гладкой бирюзовой поверхности нет-нет да пробегали маленькие колючие искры: верный признак того, что антар постепенно возвращается к жизни, хоть ещё и не в состоянии контролировать магию полностью; отчего всплески последней с трудом, но прорывались наружу. Сколько у них ещё времени? День? Два? Месяц?

Этого Рист не знал.

Нужно было решать этот вопрос, и как можно скорее, не дожидаясь, пока Грета окрепнет. Он перебирал в голове десятки самых неожиданных вариантов, но ничего толкового на ум не приходило.

На улице, вне каменных стен, в которых не было ни единого окна, медленно ложились длинные вечерние тени.

Грета очнулась наутро.

Рист никогда не был трусом, но, когда ресницы девушки едва дернулись, он поспешно отвел взгляд, боясь увидеть позавчерашнее безумие. Стражи не слыли знатоками женских натур; он прекрасно выполнял приказы и убивал, доставлял важные послания, которые нельзя было доверить чужим рукам; мог проявить убедительность при нужде, но что сказать этой затравленной девочке с израненным болью взглядом, с телом, которое, даже несмотря на выздоровление, отныне всегда будет для неё истерзанным — он просто не понимал. Будь здесь Крина…

Рист мысленно выругался: хватит уже, Крина наверняка далеко и рассчитывать на неё не приходится.

Он поднял взгляд и в первую секунду подумал, что ошибся: девушка улыбалась.

В бледно-голубых глазах тоже плясала улыбка — эта была недоброй.

Следующим её порывом было сесть. Рист наконец очнулся, и, в один миг оказавшись у постели, мягко, но настойчиво уложил антара обратно.

— Где мы?

Голос прозвучал как треснутое стекло, по которому потоптались от души.

— В убежище, — Рист посмотрел на лежавшую — жуткая улыбка уступила место недоверию, злости, смятению. — В том самом.

— Жаль.

Страж не успел отреагировать правильно и у него вырвалось:

— Почему?

— Я хочу обратно, — раздельно произнесла антар. — Хочу вернуться туда.

Разговор, которого он так хотел избежать, начался слишком рано.