- Что она от тебя хотела? – спросила Анька, улучив момент и оставшись со мной с глазу на глаз.

- Ничего особенного, - неохотно ответила я и, стараясь не встречаться с сестрой взглядом. – Просила оставить её мужа в покое.

- Ого. – Анька замолчала, обдумывала. Потом переспросила: - Они решили снова сойтись?

Я листала книгу заказов, без всякой необходимости, лишь бы что-то делать. Листала быстро, выдавая этим степень своей нервозности, но поделать с этим ничего не могла.

- Не знаю. Это их дело.

Анька потёрла кончик носа, на меня смотрела с сожалением.

- Она тебе хамила? – Я не ответила, а сестра кивнула, подтверждая собственные выводы. – Алина может, я знаю. За ангельской внешностью скрывается злая жаба.

Я не удержалась и зло хмыкнула.

- Правда? И что, все это знают, но предпочитают закрывать глаза на её недостатки?

Анька плечами пожала.

- Наверное. Мужики-то уж точно. А мы… мы что, мы молчим. Наше дело маленькое.

- Я тоже себя не на помойке нашла, чтобы выслушивать её оскорбления.

Анька беспокойно сдвинула брови.

- Ты с ней разругалась?

Герой из меня какой-то неправильный, когда врага в опасной близости нет, я переполнена желанием воевать.

- Нет, - созналась я, - но общаться с ней впредь, желания у меня не возникает.

Анька вдруг схватила меня за руку.

- И правильно, не ругайся, Лид, не надо. Они богатые, нам их не понять. Алина Потапова так и будет здесь желанным гостем, а тебя уволить могут. Не порти себе жизнь.

- Не буду, - буркнула я, совсем не порадовавшись доводам сестры. Ну почему в жизни всё так несправедливо?

Нижнеколоменский проезд, дом два, квартира восемь. Это где-то на окраине, старые дома. Дома ещё старше, чем наши панельные «хрущёвки». Вот только зачем я об этом думаю, если не собираюсь плясать под дудку Алины Потаповой и отправляться по этому адресу? Но имя некой Марии Кочергиной не давало покоя. Я гнала от себя эти мысли, гнала, но они заполняли ту пустоту, что появилась после ухода Давида. И я сейчас могла думать лишь о нём, об Алине Потаповой, а думать об этих двоих, тем более вместе, мне совершенно не хотелось, либо о неизвестной мне Маше. И о её роли в жизни Давида. Раз уж, как утверждает Алина, он из-за неё развёлся, значит, это была не просто интрижка. Как со мной, надо полагать. Но зачем-то меня поставили в известность об этой особе, вряд ли просто для того, чтобы лишний раз уколоть. Алина отчего-то посчитала, что мне нужно это знать. И что эта информация окончательно разрубит затянувшийся узел. По крайней мере, для меня.

Будь я немного умнее, не пошла бы на поводу у соперницы. Ведь мы соперницы, как ни крути, по крайней мере, пока Давид не появится и не поставит точку. Я не сомневалась, что это произойдёт, и непременно со мной, и ожидание сводило с ума. Именно поэтому я не могла мыслить трезво и во благо себе. Наверное, поэтому снова умолчала о том, что меня тревожит, и не сказала ничего Аньке. Та уехала после работы домой, успокоенная моими уравновешенными речами, я обещала, что не буду делать глупостей, и что работа для меня дороже романа с ненадёжным человеком. Ведь это даже не отношения, это роман. Правда, это были не мои слова, слова сестры, мне бы на них духу не хватило. Сейчас, по крайней мере.

Прошло уже несколько дней, а Давид так и не появлялся. Не звонил, не писал, по всей видимости, ему больше нечего было мне сказать. А вот у меня накопилось столько всего, доводов, причин – и помириться, и расстаться. У меня никак не получалось договориться с самой собой, и это главное, что сводило с ума – неопределённость. Я ведь продолжала ждать его появления, не смотря ни на что. Называла себя глупой, и всё равно ждала. Мне необходимо было решить, понять для себя, что делать дальше. Конечно, более умная, более смелая и взрослая женщина взяла бы и набрала его номер, и спросила напрямую, а я, каждый раз беря в руки телефон, понимала, что мне откажет голос в тот же момент, как Давид ответит на мой звонок. И я не звонила, я ждала. А ждать – это самое невыносимое, самое ужасное и тягостное, что может случиться с человеком.

И, наверное, именно поэтому, чтобы как-то избавиться от тяжести в душе и прервать бессмысленное ожидание, я и поехала в этот Нижнеколоменский проезд. Проснувшись чуть свет, и осознав, что уснуть больше не смогу, я просидела пару часов на кухне, пила кофе и наблюдала, как за окном становится светлее, во дворе начинает бурлить привычная, каждодневная жизнь. А потом в один момент решилась, поднялась из-за стола и отправилась переодеваться. До начала рабочей смены оставалось пять часов, и я решила, что этого времени мне должно вполне хватить для того, чтобы выяснить, что же меня ждёт по этому адресу. А, при необходимости, и успокоиться.

Чего ждать, я совершенно не представляла. Точнее, столько всяких гипотез настроила, что Алина Потапова могла бы собой гордиться. Сна и покоя она меня лишила. Кстати, у меня мелькнула мысль, что бывшая жена Давида могла всё выдумать, чтобы поставить меня в ещё более глупое и унизительное положение. Правда, я вспомнила выражение её глаз в тот момент, и мысль об обмане решительно отмела. Что-то за всем этим стояло, что-то серьёзное, и это что-то ей также не давало покоя.

Таксист привёз меня на Нижнеколоменский проезд, и мы некоторое время катались между старыми, трёхэтажными домами, пытаясь найти дом под номером два. Я смотрела в окно на почти сельский пейзаж, с белёными домами, с палисадниками полными цветов, и с кособокими лавочками перед подъездами. В ветхих домах не было балконов, и бельё на уличных верёвках здесь сушилось повсеместно. И не смотря на разгар рабочего утра, на улице было тихо, словно день здесь начинался значительно позже, чем во всём городе. Здесь никто не торопился и никуда не бежал – ни в школу, ни на работу.

- Школа здесь раньше была, - сказал мне таксист, разговорившись. – Я помню. На окраине, деревянная. А потом её снесли, а новую так и не построили, дети теперь на автобусе на Васильевскую ездят. У меня здесь тётка когда-то жила, и брат в той школе и учился. А потом они в город переехали.

- Это тоже город, - удивилась я. – Просто окраина.

- Слишком крайняя окраина, - усмехнулся мужчина. – Деревня деревней.

А, по мне, здесь было довольно мило. Я поблагодарила водителя, когда он остановился у дома под номером два, расплатилась и вышла из автомобиля. Принялась оглядываться. Конечно, было несколько странно видеть покосившиеся сараи неподалёку, брошенные на газоне детские велосипеды, далеко не новые, цветы, растущие повсюду, словно на огороде, а особенно, чужое нижнее бельё выдающегося размера на бельевой верёвке, но от всего этого веяло странным спокойствием. По всей видимости, жизнь здесь текла вяло и неспешно, все друг друга знали, и вряд ли опасались быть ограбленными. Всё на виду.

Я постояла перед подъездом нужного мне дома, разглядывая ветхое крыльцо и кота на ступеньке, толстого, с недовольной мордой. Кот на меня косился, потом сделал несколько шагов и лёг на траву. А я продолжала стоять и смотреть на дом, на окна. Восьмая квартира, совершенно точно, находится на втором этаже. Вот только, что я скажу, когда позвоню в дверь? Если даже сама не представляю, зачем приехала и что собираюсь выяснять.

Стоять и глазеть на окна старого дома, можно было бесконечно долго, меня спугнула тётка в цветастом халате, что появилась на крыльце соседнего подъезда и принялась ко мне с подозрением присматриваться. Живя на этой улице, точно не стоит бояться воров и бандитов, незамеченным не пройдёт никто. Чтобы избавиться от прокурорского взгляда исподлобья, я поспешила зайти в подъезд. Поднялась на второй этаж по кособокой деревянной лестнице. В маленьком подъезде пахло хлоркой от намытой лестницы, а на подоконнике цвели герани. Ощущение, что я попала в странный сон.

Дверь в восьмую квартиру оказалась новой, дорогой, единственная подобная в подъезде. Я в последний раз мысленно сказала себе, что я дура, ведусь на придумки Алины Потаповой, а после нажала на кнопку звонка у двери. И замерла в ожидании.