— Боже мой, Боже мой! Какое коварство!

— Вы это своей дочери скажите!

— Вы о чём?

— Я же прошу вас всего лишь достать для меня успокоительную микстуру! Что тут коварного?

— Я… подумаю.

— Нет! Завтрашним поездом я должна уехать. Поэтому торопитесь.

Аким Евсеич встал, не спеша подошёл к окну, и выглянул из-за края шторы на улицу. А там безмолвно раскланивался и кривлялся, будто клоун в цирке, всё тот же странный человек, которого он видел из окна квартиры, когда в последний раз встречался с Марьей Алексеевной. Только теперь его чёрное пальто было совсем не по сезону, но он будто и не замечал этого. И тут из-за угла дома вылетела пролётка, кучер даже не придержал лошадей, они неслись прямо на этого незнакомца! Аким Евсеич, рванулся крикнуть, но… лошади пронеслись через этого человека, будто через пустое место, а странная фигура по-прежнему продолжала кривляться!

— Тьфу! Провались на этом месте! — в сердцах выкрикнул Аким Евсеич и фигура действительно, закрутившись волчком, исчезла сквозь мостовую.

— Что с вами? — Марья Алексеевна попыталась выглянуть в окно через плечо Акима Евсеича.

— Чужое имя, чужое богатство, преступление совершенное матерью, когда он был ещё в её чреве… Я приму этого ребёнка и признаю своим, даже если это не так.

— Вы не понимаете! Как только скрывать беременность станет невозможно… меня и моих детей ждёт незавидная участь. А уж этого, ещё до его рождения, вы, его отец, обрекаете на горькую судьбу. Тогда как участь моего мужа предрешена и это только вопрос времени…

— Мы все на этой земле временно! Я подам утром пролётку и сам отвезу вас на станцию.

— Вы об этом пожалеете!

Спиритический сеанс

Глава 18

Проводив Марью Алексеевну, Аким Евсеич заехал по делам в присутственное место, оттуда ещё кое-какие дела неотложные давненько его ожидали, так что домой вернулся к вечеру голодный и уставший. Но, тем не менее, всё, за что он в этот день брался, получилось наилучшим образом. После сытного ужина, стал просматривать почту, да и обнаружил письмо от князей Самойловых, которые сообщали, что спиритический сеанс уже назначен и называли дату и время, приглашая для участия Акима Евсеича и Натали.

— Ну что, дочь моя? Надобно ехать. Да и наш доктор невероятные вещи рассказывал про эти сеансы. Заеду-ка как-нибудь к нему побеседую, что это за чудеса такие?

Натали только плечами повела:

— Коли вам угодно, батюшка…

— Тогда значит так, Натальюшка… Э… помнишь там в письме приписочка есть? Так вот, за сутки до сеанса жирного и мясного не кушаем, так же с вином, которым и без того не балуемся лишку. Да, будешь гардероб подбирать, помни, украшений на тебе из металла, буде даже золото, быть не должно. Ну и я отправлю в нужный день Федота, чтобы он комнаты нам снял, лучше бы прежние.

— Батюшка, уж ежели мы будем в уездном городе, так хотелось бы тамошний театр посетить.

— Будь по-твоему, — вздохнул Аким Евсеич. А сам подумал, как же раньше не ценил свою свободную и беззаботную жизнь? И всё-то ему хотелось женской ласки и тепла. И вот-с получил! И что теперь? Есть дочь, которую надобно выдать замуж, да теперь уж без нужды, а к её радости… по возможности. И тут отчётливая мысль возникла: "Что ежели Марья Алксевна сына родит? Надо бы Натали сказать. Хотя нет, рано ещё. Кто знает, как судьба повернётся? А судьба…"

— Что с вами, батюшка?

— Так, не хорошо что-то. Устал я. Пойду в кабинет.

Но не на следующий день, не через день Аким Евсеич не выбрал время, чтобы посетить доктора, да и поговорить о спиритических сеансах. Когда же, наконец, собрался, то доктора дома не оказалось. А слуга, хорошо знавший Акима Евсеича, пояснил с гордостью за хозяина, что доктору пришло приглашение из уезда, там какая-то очень знатная дама страдает нервным расстройством и желает лечиться непременно у него.

— Выходит и до уездного города слухи с самой наилучшей стороны о нашем докторе дошли! — Вот, мол, у какого знатного доктора служим! Но Акима Евсича будто что-то кольнуло изнутри. И пока, возвращаясь домой, трясся в пролётке, в голове его сложилась жуткая картина: "Марья Алексеевна вызывает врача, жалуется на мигрень и бессонницу, — думал Аким Евсеич. — Врач прописывает ей капли… те самые, что и в тот раз Натали. Марья Алексеевна добавляет их в вино, ведь ни вкуса, ни запаха эти капли не имеют, и поит своего супруга. Ежели такой столп, как Кузьма Федотыч… — далее даже помыслить о случившимся с зятем Аким Евсеич не решался, поэтому только и подумал: — Вампир, не вампир, но упокой Господи его душу! Так что же ждёт болезненного супруга Марьи Алексевны?"

— Бр-р-р! — вслух передёрнуло Акима Евсеича.

Но что было делать? И в поездку эту Аким Евсеич собирался как на каторгу.

К проведению спиритического сеанса князь Самойлов отнесся серьёзно. Была приглашена дама — медиум одна из самых знаменитых — Флоренс Кук. В свете говорили, будто она умеет материализовывать дух Кэти Кинг, который признавался, что приходится дочерью пирату Генри Моргану. Но гостей мало интересовали и Кэти Кинг и её батюшка — пират. Заранее составленные вопросы адресовали к мужу Натальи Акимовны Кузьме Фдотычу. Его и предполагали вызвать. Кроме Флорес Кук, Натали и Акима Евсеича были приглашены: граф и графиня Сташено-Дагомышские и в последний день дал согласие граф Немиров, самый завидный жених в уезде — высокий стройный красавец надменного характера. Жил граф на широкую ногу, и ходили слухи, будто бы он принят ко двору.

Небольшая комната напоминала тёмный колодец. Высокий потолок терялся во мраке. Окно и входную дверь задрапировали плотными чёрными портьерами, оставив приоткрытой форточку, через которую, как предполагалось, должен появиться дух Кузьмы Федотыча. Посреди комнаты стоял круглый стол на трёх ножках, вокруг которого расставили семь стульев по числу участников.

На стенах в канделябрах зажгли по одной свече, отчего комната погрузилась в таинственный полумрак со странно двигающимися по стенам тенями.

Когда Наталья Акимовна с батюшкой вошли туда, то все остальные были уже в сборе. Напротив входа, спиной к окну сидела дама в чёрном платье под горло. Длинные рукава полностью закрывали руки. И только кисти рук покрывали белые перчатки, отчего казалось, что живут они отдельной, самостоятельной жизнью. Лицо её было сосредоточенно, губы плотно сжаты. Это и была сама Флоренс Кук. Справа от неё расположились хозяева: князь и княгиня Самойловы, слева сидела Марья Алексеевна и рядом с ней бледный, даже в этом полумраке, одетый по последней европейской моде, но без излишнего подражательства, мужчина, высокий лоб которого покрывала лёгкая испарина то ли от болезни, то ли от духоты, образовавшейся в комнате — граф Кирилл Романович Сташено-Дагомышский. Граф Немиров, видимо ещё не определился с местом. Он стоял за спинкой стула госпожи Флоренс, оглядывая собравшихся, слегка скучающим, и всё-таки любопытствующим взглядом.

Платье Натали из плотного темно-зеленого шёлка, отделанное тонкими Елецкими кружевами с золотой каймой, открывало её шею и плечи мраморной белизны. Красиво уложенные чёрные кудрявые волосы роняли непослушные завитки на плечи и шею, ещё больше обращая внимание на их хозяйку. Лёгкий, едва уловимый аромат окружал её при каждом движении и улавливался даже в стоячем воздухе комнаты. В Акиме Евсеиче теперь вряд ли кто узнал бы того немощного и болезненного писаря, каким он был каких пять — шесть лет назад. Одет с большим вкусом, в костюме из дорогих тканей, сохранивший хорошую осанку и стройность фигуры, умевший держаться уважительно, но привыкший за последние годы к общению с людьми самого разного общественного положения, производил самое благоприятное впечатление, как на мужчин, так и на женщин.