- Узнаю. Моя.

- Ее нашли в обворованном магазине. Как она туда попала?

Костырев опять усмехнулся, пожал плечами.

- Почему молчите?

- Если скажу, что оставил две недели назад, вы не поверите.

- Это почему же не поверю?

- Потому что наивно. Вам же надо доказательства, а у меня их нет, доказательств.

- Значит, можно считать, что вы совместно с Моховым обворовали магазин и оставили там свою кепку.

- Ничего я не воровал. Кепку раньше оставил, когда прилавок в магазине ремонтировал. Заведующая, тетя Маша, может подтвердить.

- Вы уверены в этом?

- Нет. Она трусливая, тетя Маша. С перепугу может от всего отказаться и что попало наговорить.

- Так кто же, все-таки, был в магазине: вы или Мохов?

- Хотите, считайте, что я был. Мне все равно.

- Поймите, - спокойно заговорил Антон. - Совершено преступление. Допустим, вас накажут, а настоящий преступник-запевала останется на свободе. Он может совершить более страшное преступление.

На лице Костырева мелькнуло не то сожаление, не то улыбка:

- Это ж хлеб для вас.

- Поменьше бы такого хлеба. Хочется, подписывая обвинительное заключение, иметь чистую совесть.

- Пусть совесть вас не мучает. На допросе меня не запугивали. Так что вину свою признаю по собственной воле, под давлением неопровержимых улик, как говорят в суде. Кепку-то мою нашли в магазине.

Антон достал фотографию мертвого Гоги-Самолета и, подав ее Костыреву, спросил:

- Вам знаком этот человек?

Костырев с нескрываемым удивлением уставился на снимок и тихо проговорил:

- Кажется, Гога-Самолет, - вскинул глаза на Антона. - Мертвый, что ли?

Антон кивнул головой.

- Кто это его?

- Вам лучше знать, - с намеком сказал Антон. Костырев буквально впился взглядом в фотографию.

Лицо его заметно бледнело. Он опять взглянул на Антона и спросил:

- В магазине, что ли?

- Да, в магазине. Надеюсь, теперь понимаете, какую ответственность берете на себя?

Наступила затяжная молчаливая пауза. Щеки Костырева вздувались желваками.

- Что на это скажете? - поторопил Антон.

- Никого я не убивал и в магазине не был, - изменившимся, глухим голосом ответил Костырев. - Но если вы не можете найти убийцу, пишите на меня.

- Слушайте, Федор! - не сдержался Антон. - Что вы чудака разыгрываете?! Мохов был в магазине?

- У него спрашивайте, - глядя в пол, пробурчал Костырев.

Антон взял себя в руки, заговорил спокойно:

- Первый раз из-за Мохова вы получили пятнадцать суток, сейчас можете заработать несколько лет.

Костырев исподлобья взглянул на Антона:

- Пятнадцать суток я из-за себя получил. Не могу видеть, как пятеро здоровых мужиков лупят одного хиляка. Не вытерпел, заступился.

- Что у вас произошло со Светланой Березовой? - Антон решил показать свою осведомленность. - Почему вы ей такое письмо прислали?

Костырев подался вперед, будто его неожиданно толкнули в спину.

- Никаких писем я не слал, - ответил хмуро и глубоко задышал, словно в кабинете не стало хватать воздуха.

- Хотите очную ставку с Березовой? Или показать письмо? Надеюсь, узнаете свой почерк?

- Зачем?! - Костырев совсем чуть не задохнулся. - Зачем Березову путаете?

- Затем, что читал это письмо, а вы отрицаете…

- Ну, и работка у вас… В интимное даже нос суете. Ну, написал письмо. Пожалел девчонку. Пусть ищет себе достойную пару. Я теперь уголовник, мне в тюрьме гнить.

- Любит она вас, - серьезно сказал Антон.

- Это уж в следовательскую компетенцию не входит. Не путайте девчонку, не позорьте.

- С кем Мохов был в «Космосе», когда вы там сидели последний раз со Светланой Березовой и Людой Сурковой?

- Откуда мне знать.

- В охранной сигнализации Мохов разбирается?

- Не знаю.

- Кто отключил сигнализацию?

- Не знаю.

- На райцентровской электростанции у Мохова друзья или знакомые есть?

- Откуда мне знать всех его друзей и знакомых.

- Вы курящий?

- Нет. И никогда этой дрянью не занимался.

- Почему пить последнее время стали?

- Для интереса несколько раз попробовал.

- Вам известно было, что Мохов обворовал магазин?

Костырев промолчал, будто не слышал вопроса. Лицо его стало непроницаемым. - Не хотите говорить? Опять молчание.

- Что можете еще добавить по делу?

- Нечего мне добавлять. Сажайте в тюрьму.

Антон убрал со стола в портфель кепку и фотографию Гоги-Самолета, посмотрел на понуро опустившего голову Костырева и сказал:

- С сегодняшнего дня вас переведут в следственный изолятор, как подозреваемого в преступлении.

Костырев пожал плечами.

Павел Мохов был противоположностью Костырева. Низенький, тщедушный, с широкой и плоской грудью, он, оправдывая свою воровскую кличку, и впрямь походил на клопа увеличенных размеров с непропорционально большой головой. Зачесанные назад давно немытые волосы доходили чуть ли не до плеч. С первой минуты допроса Мохов повел себя бывалым уголовником. На анкетные вопросы отвечал быстро, ничуть не смущаясь, глядя Антону в глаза.

Было похоже, что он подготовил хитрый ход, и допрос следовало вести осторожно. Нужен был какой-то необычный вопрос, чтобы спутать план Мохова, какая-то неожиданность. Закончив анкетную часть, Антон незаметно включил магнитофон и спросил:

- Закурить у вас не найдется? Мохов опешил, но тут же нашелся:

- Угостил бы, начальничек, только в кэпэзэ все изъяли. Сам знаешь здешние порядки - чуть початая пачка «Северной Пальмиры» уплыла.

Антон сделал вид, что действительно ищет курево. Запустил руку в один карман, в другой и огорченно сказал:

- Я «Северную Пальмиру» не курю. К ростовской «Нашей марке» привык.

Физиономия Мохова совсем расплылась в улыбке:

- Денька на три раньше, угостил бы и «Нашей марочкой». Шикарные сигаретки, хоть и не Ленинградская фабрика выпущает.

Сердце Антона застучало, будто у заядлого рыболова-любителя, долго сидевшего над неподвижным поплавком и вдруг увидевшего резкую поклевку. Произошло то, что часто называют везением, - Мохов «клюнул», как говорят, с ходу. Сейчас надо было дать ему возможность поглубже заглотить «крючок».

Антон, как будто уличая Мохова в неискренности, недоверчиво покосился:

- Серьезно? Мохов осклабился:

- Крест во все пузо.

- Я не про то, что у вас была «Наша марка», - опять схитрил Антон. - Я про то, что хорошие сигареты, хотя и ростовские. Других курильщиков угощаю - плюются. Говорят, дрянь по сравнению с ленинградскими или московскими.

- Не понимают сявки. Сигаретки - люкс! На них же даже значок с качеством нарисован. Знакомый у меня есть. Ба-а-ашка человек, толк в куреве знает и кроме «Нашей марочки» ростовской ничего не признает,

- Вы через него и достаете «Нашу марку»?

- Не, в магазине беру.

Антон расхохотался как только мог. От смеха даже грудью на стол навалился.

- Ты чего, начальник? - удивился Мохов.

- Уши развесил, слушаю тебя. А ты, оказывается, сочинитель. «В магазине беру». Вот даешь! В Новосибирской области днем с огнем этих сигарет не сыщешь. Мне их из Москвы присылают или из Томска. Специально об этом ребят знакомых прошу.

- Так уж и специально… так уж и из Москвы… - неуверенно проговорил Мохов. - Слово даю, курил «Нашу марку»!

- И в магазине покупал?

- Не. Стрельнул полпачки у одного чувака.

- У знакомого?

На какую-то секунду замешкался Мохов, чуть-чуть у него что-то не сорвалось с языка, но он вовремя спохватился, покрутил косматой головой и быстро ответил:

- Не. На железнодорожном вокзале, у проезжего.

«Фокус не удался», - расстроенно подумал Антон. Мохов разглядел, уловил подсечку и «выплюнул крючок». Попробуй найди теперь этого проезжего «чувака». Скоротечно порою следовательское везение, хотя каждый раз от него что-то остается, Мохов нервно сжал ладони. Отчего он вдруг начал нервничать? Почувствовал, что скользнул по лезвию, чуть не выдав поставщика «Нашей марки», или вспомнил оставленную в магазине сигаретную пачку?