Отдел связей с органами власти и общественными организациями представлял Роман Иванович Бочарников. Единственный из сотрудников Департамента, он уважительно именовался по имени-отчеству, потому что единственному из сотрудников, Роману Ивановичу перевалило за пятьдесят. И даже за шестьдесят. И приближалось уже к шестидесяти пяти. Руки плохо сохранившегося Романа Ивановича терзал старческий тремор, волосы давно превратились в редкий белесый пух, но цепкая память держала сотни важных и нужных имен, а вехами в долгом, бурном трудовом пути, пройденном Романом Ивановичем по коридорам и кельям государственной власти, стали столь многочисленные и разветвленные знакомства в различных, подчас неожиданных областях, что адекватную замену дедушке русского пиара вряд ли удалось бы найти.

Необычайно серьезным и даже будто бы надутым изнутри этой своей серьезностью казался начальник Отдела корпоративного PR Федя Аржанников. Главной и единственной служебной обязанностью Феди было окучивание трудовых коллективов предприятий, входящих в «Росинтер». Совокупное количество народу в этих коллективах, разбросанных по городам и весям Отчизны, перевалило за триста тысяч — кабы всех под ружье, вышла бы армия для среднего размера европейского государства. Но народ чувствовать себя единой армией все никак не хотел: то питерцы требовали повышения зарплаты, то уральцы брали моду сбегать на другие предприятия, то металлурги из города Нижний Вяз, где Корпорация не так давно прикупила внушительный, вроде бы, пакет акций Нижневязовского комбината, отказывались признавать свою причастность к великой империи «Росинтера». Кнутами и пряниками для заблуждавшихся коллективов занимался в Корпорации департамент по работе с персоналом, Федя же работал над материями более тонкими. Посредством размещения заказных материалов в региональной прессе, издания корпоративных газеток и многокрасочного журнала, организацией в содружестве с кадровиками всякого рода слетов и семинаров для молодых специалистов, бригадиров и представителей других слоев и прослоек, а также посредством иных, недоступных простому смертному профессиональных кунштюков и примочек, трудился он над умами и душами трехсот тысяч людей. Он выращивал и взлелеевал в их сердцах чувство гордости за свою принадлежность к Корпорации и чувство неизбывного долга перед мудрым и чутким ее руководством, каковое (чувство) наряду с обещаниями квартальной премии заставляло бы их еще энергичнее стремиться к выполнению и перевыполнению текущих планов.

Но наиболее лакомую, наиболее таинственную часть работы Департамента PR захватил и ни с кем не собирался делить Отдел спецпроектов. Из самого названия ясно: в этом отделе занимались не абы чем, а проектами исключительно специальными, в которые еще и не все прочие сотрудники Департамента посвящались. Руководил отделом Вася Кан, человек средних лет, ничего не выражавший своим корейским лицом. Кто был Вася Кан в прошлом, какие грехи и подвиги были на его счету до прихода в «Росинтер» — не знал никто. О его настоящем коллегам оставалось только догадываться. И они догадывались — о том, что именно Кан в прошлом году с блеском провел серию региональных выборов «старцевского призыва», приведших в Государственную думу дюжину лояльных к Корпорации людей и утвердивших их там на весьма и весьма приличных постах. О том, что именно он помог Александру Денисову получить кресло губернатора «маленького, но гордого» округа. О том, что приложил Кан руку и к информационной войне двухлетней давности, в ходе которой оказалась потоплена не одна репутация, но зато была спасена и теперь цвела пышным цветом последняя цитадель «Росинтера» на карте нефтяных морей России — в меру обильное и комфортное для эксплуатации нефтегазовое месторождение «Ярнефть».

Вот таких шестеро бойцов-молодцов сидели в кабинете Щеглова, готовые к немедленному и конструктивному общению. Иного общения на летучках у Щеглова, представлявших нечто среднее между политинформацией для личного состава и заседанием редколлегии, ждать не приходилось.

Бросив пиджак на стол и оставшись в демократичной ленинской жилетке, Щеглов пал в пустующее за круглым столом кресло.

— Доложить обстановку! — скомандовал он, и ткнул подбородком в сторону начальника Отдела информации, — Давай, Дима!

— Обстановка следующая, — Кудрявцев осмотрел свои длинные пальцы и заговорил нудным голосом, — Пресса захлебывается. За неделю — более трехсот сообщений, связанных с деятельностью Корпорации, что в два с половиной раза превышает обычную активность. Из них две сотни, с учетом информагентств, посвящены наезду прокуратуры, — Кудрявцев пялился на свои ладони, как будто считывал оттуда цифры. Черт его знает, может у него, как у семиклассника, и правда ладони в шпаргалках? — Из этих материалов, примерно, сорок процентов имеет нейтральную оценку деятельности прокуратуры, еще по двадцать, где-то, процентов, поровну то есть, окрашены нейтрально-положительно и нейтрально-отрицательно, десять процентов активно одобряют действия прокурора, и оставшиеся десять — активно наши. Снова поровну, — как-то по-детски заключил Кудрявцев и даже руками развел. Никаких шпаргалок на ладонях, разумеется, не было.

Щеглов перевел взгляд на «эксперта по журналистам» — на Тему Еремина.

— Все правильно! — усмехнулся тот, — Эти десять активно наших — наш же старый пул.

Журналистский пул «Росинтера» — круг корреспондентов и редакторов, более-менее лояльно относящихся к Корпорации. Лояльных — но отнюдь не ручных. Годы уходят на официальные переговоры, дружеские беседы, на убеждения и толкования, на дозированное прикармливание эксклюзивной информацией — и все равно никто и никогда не даст вам гарантий, что завтра гордый и подозрительный к пиарщику журналист не выдаст чего-нибудь, идущего вразрез с «генеральной линией» департамента информации. И то, что сегодня «свои» журналисты отписались все-таки в защиту «Росинтера», следовало принимать не только как заслуженную победу Департамента над недоверием пишущих, но и как нечаянный подарок судьбы.

Щеглов кивнул и обратился к начальнику Аналитического отдела:

— Ну, главный по анализам, а десять активно ненаших — это кто?

Миша, привычный к солдатскому юмору, на «анализы» не обиделся:

— Смеяться будете, товарищ командир. Никакой закономерности!

— А может, в программке изъян? — поддел коллегу Кан, блестя узкими глазками.

Смешно, ага. Обхохочешься.

Миша Гончаров, питавший непобедимое пристрастие к новым технологиям и свято верящий в могущество научно-технического прогресса, в начале года, попыхтев пару месяцев, презентовал публике уникальный пакет компьютерных программ собственного изготовления, тут же получивший название «Излови гадину». Пакет был призван определить автора и заказчика печатного материала, иными способами не определяемых.

Первая программа пакета проводила дотошный стилистический анализ исследуемого печатного материала, сравнивала с имеющимися в памяти другими статьями и заметками, просчитывала стилистические совпадения и выдавала список возможных авторов. Вторая, учитывая специально загружаемую информацию — тематика, дата выхода, издание, затронутые по данной тематике лица и многое другое — с некоторой долей вероятности выдавала список возможных заказчиков.

На представлении пакета широким слоям общественности, которые изображали столпившиеся у гончаровского монитора сотрудники Департамента, Миша провел эксперимент: сосканировал текст какой-то мерзкой заметушки, мелко куснувшей могучую пяту «Росинтера», и запустил программу.

После десятиминутного хрипа и скрежета процессора, программка выдала на монитор список в двести одиннадцать фамилий. Гончаров почесал в затылке и сообщил, что с авторством сложно, дело это тонкое, а вот заказчика вычислить — это получается лучше. Он запустил вторую программу, и еще через четверть часа, когда у публики совсем уже почти пропал интерес к новинке, программа выдала еще сто двадцать три фамилии и названия, среди которых фигурировал и сам «Росинтер».