Вот уже вторую неделю после той злосчастной ночи.

— Смотри-ка, она делает вид, что нас нет, — снова голос Ибри.

Я предпочла снова пропустить ее выпад мимо ушей.

Стол располагался в центре роскошной залы, полы которой были выложены узорчатой мраморной плиткой с рдяными прожилками. Стены, возносящиеся ввысь, украшены расписной лепниной и позолотой, огромные арочные окна выходили на океан. В этом крыле все окна выходили либо в парк, либо на океан. На воду я и любовалась, глядя как взошедшее несколько часов назад солнце набирает силу. Впрочем, гораздо красивее океан был на рассвете, над водой плотной вуалью парила дымка, напоминающая густой туман, а после раскаленный добела шар раскрашивал небо в огненные цвета.

— Эй, ты! — грубый окрик снова не возымел никакого действия, поэтому сидевшая рядом девушка резко толкнула меня локтем.

А вот это мне уже совсем не понравилось: вскинув голову я наградила ее таким взглядом, что та непроизвольно вжалась в спинку мягкого стула, с которой свисали пушистые кисточки.

— Не бойся, Риффа, — насмешливо произнесла Ибри. — Она ведь у нас иртханесса… лишенная силы. Тебе ничего не грозит.

— Что тебе от меня нужно? — спросила я, спокойно глядя на нее.

Смазливое лицо исказилось от ненависти.

— Что нужно? — прошипела она. — Нужно, чтобы ты сказала, что произошло между вами в ту ночь! Почему он не приходит ни к одной из нас.

Она сказала «ни к одной из нас», но в этом явственно читалось «ко мне».

— Считаешь, в этом виновата я?

— Разумеется, — процедила та. Пальцы ее сжались на приборах с такой силой, что побелели. — До твоего появления местар не пропускал ни одной ночи… А после того, как ты раздвинула перед ним ноги, мы теряем последние дни рядом с ним! Из-за тебя, никчемная ты…

— Ни одной ночи, говоришь? — приподняла брови. — Выходит, не такая уж никчемная.

Кто-то из девушек ахнул, Ибри побелела так, что даже ее волосы цвета древесной коры потемнели.

— Ты пожалеешь о том, что сейчас сказала! — процедила она.

Уже жалела. Можно подумать, ее ядовитые слова стоили того, чтобы так срываться, но сказалось напряжение последних дней. Невозможность узнать про Сарра. Косые взгляды и демонстративные повороты спиной, «случайно» брошенный в шею шарф, который тут же задымился, стоило ему соприкоснуться с таэрран. Я едва успела отшвырнуть тряпку в сторону: мгновенно, именно благодаря этому на шее не загорелся ожог.

— Ой, я бросила его Риффе, — сказала Ибри в тот вечер, невинно хлопая глазами, и тут же выпорхнула из зала.

Глубоко вздохнула и вернулась к еде.

— Считаешь себя выше нас? — не унималась она. — Думаешь, родилась с огненной кровью, и тебе все позволено?! Но сейчас ты никто. Ты даже хуже нас, потому что тебя притащили сюда как рабыню.

Я вскинула голову, но Ибри продолжала исходить ядом:

— Ха! Думала, я об этом не знаю? Да об этом знают все. Знают, что твой братец в казармах... моет полы и чистит виарий навоз. Все это знают, кроме тебя...

Кинжал для резки фруктов просвистел над столом и вонзился в дымчатый рукав гадины. Ибри завопила, кто-то вскочил, опрокидывая стул, над залом пронеслось дружное: «А-а-а-ах!!!»

— Думай, что говоришь, — холодно сказала я, цепляя ее взгляд и не отпуская. — Огненная кровь — это не только магия, Ибри. Это то, что ты себе даже представить не можешь, и если ты еще раз заговоришь о моем брате в таком тоне, ты об этом узнаешь на своей шкуре.

Оттолкнувшись ладонями от стола, стряхнула салфетку с платья и вышла из залы, провожаемая десятками взглядов. Шла по коридорам, чувствуя, как бешено колотится сердце, сжимая и разжимая кулаки.

Думая только о том, что я и так ждала слишком долго.

Настало время поговорить с Даармархским.

Ортахарна, Аронгара

Я захлопнула мобильный, потому что читать с экрана — сомнительное удовольствие. Читать с кокнутого экрана еще веселее, глаза уставали на раз. Планшет забрали, как вещдок (мобильный тоже проверяли, но уже вернули), поэтому выбирать особенно не приходилось. Либо читать, либо пялиться в окно на ночной город, либо на двух вальцгардов, застывших в моей палате по обе стороны от двери. С такими непроницаемыми физиономиями, что по ним нельзя было сказать, есть вообще кто на базе, или все покурить вышли.

В Центральную больницу Ортахарны меня привезли по верхней аэромагистрали, с песнями и плясками. Буквально, потому что сдается мне, такая суета вокруг Танни Ладэ до этого была один-единственный раз в жизни: в родовой, когда вокруг моей шеи обмоталась пуповина. В процессе рождения, да. Не спрашивайте, как я так умудрилась, не представляю, но уже тогда надо было понять, что у меня все будет очень и очень весело.

— Ребят, может я уже пойду, а?

Один из вальцгардов наградил меня взглядом, предполагающим, что я должна врасти в аэрокойку. Может, и вросла бы, но испугать ту, кто несколько часов назад летел клювиком вниз, как мешок с ливером, практически невозможно. Теоретически, пожалуй, тоже. Самым страшным было даже не падение и не звон осыпающихся стекол, когда струи воды с нескольких этажей хлестнули вниз, подхватывая меня. Сливаясь воедино, пеленая в кокон и медленно опуская на землю. Самым страшным была даже не суета, когда к отелю слетались пожарные флайсы, отовсюду слышались визги, а я стояла, как лишенная чувств кукла.

Зато когда ко мне подлетел Гроу и как следует встряхнул за плечи, меня накрыло осознанием. Если бы он не раздраконил водопровод отеля с помощью стихийной магии, если бы не выломал дверь, когда решил со мной поговорить (снова), я бы валялась на этом самом месте сломанной куклой.

Не видела бы ничего творящегося вокруг.

Не дышала бы.

Сначала меня затрясло, как от прикосновения к раскуроченной панели зарядки мобильного, затрясло так, что я чудом не повыбивала себе все зубы. Гроу притянул меня к себе, и я вцепилась в него мертвой хваткой. Буквально. Подозреваю, что в тот момент мне было пофиг, в кого цепляться, но колотило меня знатно. Так, что он дрожал вместе со мной, и только когда в меня хлынуло странное, согревающее тепло, трясучка начала проходить.

К моменту, когда прибыла полиция, медики, вальцгарды (почему-то всем скопом) и правящий Ортахарны с лицом объевшегося драконьего дерьма набла, я уже сидела на скамеечке, задрав голову, и смотрела на балкон, с которого сиганула. Из раздолбанного отеля уже не хлестала вода (ее перекрыли), но выглядел он немногим лучше, чем после налета. Гроу стоял рядом и курил сигарету за сигаретой, на мне была его куртка. Дым до меня почти не долетал, но даже если бы он сейчас дымил мне в лицо, я бы не была против. Наоборот: это значило, что я жива.

За эту мысль я цеплялась, пока меня везли в больницу. Пока осматривали, пока сушили и переодевали в рубашку, предварительно вколов успокоительного, которым можно было уложить дракона. Сейчас мы дожидались собственно Леону с Рэйнаром, адвокатов и результаты опроса прочих (в частности, съемочной группы и персонала отеля), чтобы начать перекрестный допрос, а пока меня охраняли от меня, чтобы я еще ничего не сделала. Мерзкое это, надо отдать должное, было чувство: когда вместо того, чтобы везти Мелору под стражу, под стражу запечатали меня. А впрочем, ничего удивительного, когда речь заходит об иртханах и людях, последние точно не в выигрыше.

Мирис предварительно допросили первой: сначала полиция на детекторе лжи, потом, с официального разрешения Председателя (в связи с чрезвычайной ситуацией), лично правящий Ортахарны с помощью ментального вмешательства. Она подтвердила, что приходила ко мне и застала меня в невменяемом состоянии после встречи с Гроу. Якобы я выставила ее за дверь чуть ли не пинками, после чего она выбежала из отеля, чтобы успокоиться. Мирис вообще много чего рассказала, начиная от того, как меня макнули в лужу (то есть в реку) мордой, что я весь день была сама не своя, и так далее.