Далее. Могут возразить, что, ратуя за одноэтажный поселок, я забываю об улучшении жилищных, бытовых и прочих условий. Да, конечно, сейчас уэленцы в двухэтажных домах живут в некотором смысле получше. Двухтрехкомнатные «городского» вида квартирки, в которых можно и настоящую «городскую» мебель поставить, а не прежнюю, из ящиков. По утрам не надо собирать в кулак всю волю, чтобы выпрыгнуть из-под одеяла, а потом, срочно натянув меховые брюки, унты, два свитера и полушубок, бежать на кухню и растапливать печку. Центральное отопление, всегда тепло. Туалет — в квартире… Водопровода, правда, нет, но с водоснабжением гораздо, гораздо лучше: никто из уэленцев уже не ходит летом с ведрами к ручью, не пилит зимой снег на сопке, не ездит сам на речку колоть лед. Летом только выставь бочку к подъезду, ее наполнит водовозка, зимой долбят и развозят по домам лед рабочие комбината коммунальных предприятий. «Рубкуб», как говорят в Уэлене… И все-таки вот эти дома — соответствуют ли они современным, обоснованным специалистами представлениям о жилищном строительстве на Севере? Ибо, как утверждают специалисты, жилье для северянина должно быть нестандартно, площадь квартир и высота потолков в сравнении с домами в центральных районах увеличена, предусмотрены более просторные подсобные помещения: прихожие, кухни, кладовые, встроенные шкафы. Даже принудительная вентиляция должна быть, потому что жителю Севера приходится, особенно зимой, много времени проводить в помещении. Наконец, психогигиенисты, изучившие условия жизни людей в малых, ведущих сравнительно замкнутое существование поселках, утверждают, что жилье должно предоставить возможность северянину уединиться, передохнуть от вынужденного постоянного общения с одними и теми же лицами… Конечно же в этих, придуманных несколько десятилетий назад двухэтажках таких условий нет: и квартиры тесные, и озвучены они идеально. Особенно сейчас, когда громкоговорящей техники у каждого вдоволь: приемники, проигрыватели, магнитофоны. А новая запись, привезенная из отпуска с материка, моментально переписывается, расходится по поселку и становится достоянием всех. Так что, к примеру, в выходной с утра: справа за стеной начинает звучать «Яблони в цвету — весны круженье», и слева за стеной — то же самое, справа «Я хочу, чтоб жили лебеди», и слева в унисон желают того же. Какое уж тут уединение! Сплошная дискомфортность, как выражаются психологи…

И наконец, если уж до конца рассматривать эту проблему, необходимо вспомнить еще один довод сторонников «многоэтажного» Уэлена: относительная дешевизна проекта. Собрать жителей в несколько больших домов, ужать растянувшийся поселок — следовательно, сократить до минимума коммуникации, в частности, линию теплотрассы, строительство и содержание которой обходится на Севере очень дорого, едва ли не дороже самих домов. Тогда это звучало убедительно, сейчас против этого можно возразить. Во-первых, поселок на косе не ужался, не сократился, остался в прежних пределах — длиною в километр-полтора. Двухэтажки не встали компактно, а разбросаны по поселку, и короба теплотрассы все-таки растянулись вдоль улицы. Мало того — ответвления от нее отходят и ко многим старым одноэтажным домикам, стало быть, она сделалась еще длиннее, чем можно было предполагать. А в одноэтажном поселке эту проблему можно было решить принципиально по-иному. Ведь никто же не говорит, что, реконструируя Уэлен, надо было оставлять старые дома! В наше время разработаны и опробованы варианты одноэтажных жилищ для Севера, представляющие квартиры со всеми удобствами, сборные, удобные для перевозки, теплые, с усовершенствованными автономными системами отопления. И что проще, быстрее, экономичнее: разом, в одну навигацию привезти и поставить необходимое количество таких домов или же завозить по отдельности кирпичи, доски, известь, цемент, гвозди, краску и прочие строительные материалы, причем, как правило, не согласованно, а в разные сроки, и строительство из-за этого задерживается, материалы гниют, ржавеют… А еще надо привезти и содержать специальный отряд строителей, платить им высокие северные заработки… К тому же мы то и дело читаем сейчас в газетах статьи на тему «Каким быть селу?», авторы которых давно пришли к единодушному мнению, что оптимальным вариантом для современного села все-таки является отдельный дом для одной семьи. А Уэлен — село. Правда, приусадебный участок чукче или эскимосу не нужен, грядок на галечнике не разведешь, но специальные подсобные помещения нужны. Раньше у охотника в яранге, а потом в его отдельном деревянном доме были холодные помещения, где хранилась меховая одежда, охотничье снаряжение, рядом с домом — мясная яма, настил, где содержалась на привязи собачья упряжка. В теперешней квартире все это не устроишь и добытую нерпу не станешь разделывать на чистом полу. В итоге рядом с каждой двухэтажкой в Уэлене теперь стоит длинный самодельный сарай, поделенный на индивидуальные клетушки, по числу квартир. Такая клетушка — разумеется, не выход… Вот, слышно, в Средней Азии признали, что наилучший тип жилища для чабанов, живущих в горах, — традиционная юрта, усовершенствовали ее в соответствии с современными требованиями и наладили промышленное производство таких юрт. Почему же, задавшись прекрасной целью — создать образцовый чукотский поселок, почему было не учесть местных особенностей?! Сконструировать, например, и поставить рядом с коттеджами европейского типа дома, стилизованные под яранги — округлые, обтекаемые, куполообразные? Чтобы эти дома удовлетворяли и новым запросам, и традиционным нуждам чукчей и эскимосов? Не думаю, чтобы при уровне развития современной инженерной мысли, при изобилии разнообразных и дешевых строительных материалов было сложно и дорого спроектировать и построить такие дома… И для пастухов в тундре они, наверное, сгодились бы, а то до сих пор стоит проблема, как улучшить быт пастухов в тундре. Такие дома-яранги не надо было бы даже разбирать и перевозить при перекочевках: пастбища определены, маршруты известны, — поставить требуемое количество в разных местах тундры, и пусть служат как стационарные базы…

Теперь, конечно, чтобы дать читателю передохнуть от этих специальных вопросов, мне следовало бы привести здесь, например, какую-нибудь старинную чукотскую сказку, одну из тех удивительных по фантастичности сказок, которые рассказывала мне моя старая знакомая художница Елена Янку, попутно изображая ее героев на моржовом клыке… Или описать, как в один из вечеров китобоец «Звездный» пришел с китом и длинная его туша, опутанная стальным тросом, всю Ночь лежала на берегу, а наутро чукчи принялись разделывать ее острыми изогнутыми ножами на длинных древках, напоминающими алебарды, а предварительно каждый вырезал себе и пожевал кусочек черной гладкой китовой кожи. Некоторые бесполезные внутренности чукчи железными крюками стащили в воду, море приняло их, потихоньку стало относить от берега, и на эти колыхающиеся белые и розоватые острова тотчас с пронзительными криками слетелись чайки, клюя, взмахивая в тесноте и толкая друг друга крыльями. К вечеру от кита остался лишь остов, и трактор поволок этот остов за лагуну, к звероферме… Или рассказать, что уэленские старики — Сейгутегин, Армоль, Татро и другие — с тех пор, как застроили площадь, полюбили собираться в другом месте, возле дома Васи Еореле, в одноэтажной части Уэлена, где еще сохранился обзор, потому что старикам, по их неистребимой охотничьей привычке, нужно, чтобы далеко было видно вокруг… Однако в свое время я достаточно все это описывал: и работу косторезов, и труд морских охотников, и неподвижно сидящих на берегу стариков, — описывали все это и многие другие. Посему вернемся все-таки к новому Уэлену, к насущным его проблемам.

Итак, Уэлен — надлежащим ли образом, нет ли, — но строится, благоустраивается, разрастается и предполагает разрастаться и впредь. А жилья в нем уже не хватает. Я говорю «уже», а не «еще», так как раньше жилищной проблемы в поселке не существовало. Помню, лет пятнадцать назад председатель уэленского колхоза Ивакин шутя, но не без основания утверждал, что по количеству жилплощади на душу населения Уэлен, наверное, занимает в стране первое место. Действительно, в поселке в те годы, как правило, всегда пустовал какой-то дом-два. Кто-то уезжал в долгий отпуск или насовсем, дом не занимали. Приезжал с материка новый работник, его спокойно поселяли. О гостинице в ту пору в Уэлене не помышляли, но и для приезжающих в командировку всегда находилось жилье… А теперь нынешний мэр поселка Артем Федорович Михайлюк жаловался мне, что даже местных, коренных уэленских жителей селить негде. С Артемом Федоровичем я познакомился еще в прошлый зимний приезд. Это старый работник Чукотского района, бывший боевой офицер, ветеран войны, прошедший ее насквозь, от первого дня до последнего. Награжден многими боевыми орденами и медалями, но в обычные дни носит на пиджаке только неизменный значок парашютиста-десантника: силуэт парашюта и число «100» на синем эмалевом фоне. А снизу к парашюту подвешен еще маленький металлический треугольничек с выбитым на нем числом «50»… Глаза у Михайлюка ярко-голубые, седой чуб на круглой голове и роскошные усы — кажется, именно такие усы в давние времена принято было называть «чумацкими». «Каждый день идут, со слезами, жалобами, упреками, — сетовал Артем Федорович. — Вот приехала только что одна, без мужа, с тремя детьми. Обязаны, говорит, поселить! А куда я ее дену? Ты, говорю, когда ехала, думала?!. И на демографию влияет, — добавил Михайлюк, желая подчеркнуть важность проблемы, — отсутствие жилья сдерживает рождаемость. Вон у Калячей — целый взвод хлопцев, здоровые, а холостякуют, потому жинку привести некуда…»