- Нет, всё тут, по-моему, не так, - вздохнув и неожиданно посерьёзнев, сказал Лосев. - Они же потребовали, чтобы он из парка убрался и больше там не показывался. И только когда он отказался, они на него напали. Так что это не простое хулиганство и к девушке отношение тоже не имеет. Что-то тут другое.

- Вот именно, - неожиданно подвёл итог Фёдор Кузьмич и снова пристукнул ладонью по столу. - Именно работать. Вот ты, Лосев, сейчас и поезжай в парк.

- Всё, милые мои. Оперативка закончена. Как наш генерал говорит: «В бой!»

Но в его устах этот энергичный призыв прозвучал как-то буднично.

Откаленко собрался ехать в отделение милиции, на территории которого произошла квартирная кража, сразу, как только закончилась оперативка. Но ему повезло. В коридоре управления он неожиданно встретил Костю Красильщикова.

- Вы почему решили, что записку оставили те же самые, кто потом квартиру ограбил? - прежде всего поинтересовался он.

- Адреса, понимаешь, больно похожи, - объяснил Красильщиков, вытирая цветным платком красную, потную шею. - Там Первый строительный проезд, тут Второй строительный, и номер дома одинаковый. Да и время совпадает. Из одной квартиры вылезли и сразу в другую влезли.

- А номера квартир совпадают?

- Квартир - нет, - виновато ответил Красильщиков. - Но зато этаж один, шестой.

Он раскрыл папку, которую только что достал из сейфа, и, перебрав немногие бумаги, вытащил одну и протянул Игорю.

- Вот эта записка, гляди.

Игорь рассмотрел записку с обычным, неторопливым вниманием. Очень важная это была улика. И несла она в себе немало информации, надо было только суметь её извлечь. Текст записки гласил: «Извини. Ошиблись адресом. Бедно живёшь». Особенности так называемой письменной речи здесь свидетельствовали, во-первых, о некоем всё же культурном уровне автора, в пределах, скажем, средней школы, во-вторых, о свойственной ему браваде, наглости и некоей безбоязненности, присущей скорей всего неопытности. Значит, наряду с опытными преступниками - ведь кража совершена была вполне квалифицированно, да и наличие нагана об этом свидетельствовало, - в группе был и новичок. Вероятно, на это обратил внимание и Красильщиков, он был опытный сыщик.

Но спросил Откаленко прежде всего о другом:

- Отпечатки пальцев дали чего-нибудь? Мы вчера эксперту особо на это указали.

- Ничего не дали, - досадливо махнул рукой Красильщиков. - Не оказалось годных для идентификации.

Игорь уже обратил внимание на бумагу.

- Так, с отпечатками ясно, - согласился он.

И снова вернулся к записке. Почерк. Никуда не ушёл от школьного, даже что-то тут потеряно. Рука огрубела, отвыкла писать, привыкла к другой работе. Но вот записку эту написать потянуло. Наглец всё-таки.

Следующий пункт - бумага. Листок вырван из блокнота. Бумага тёмная, волокнистая. Блокнот с такой бумагой сейчас вряд ли купишь в Москве. Где же такие продают? Это можно будет установить. И это тоже тянет к приезжим. Виталий, кажется, угадал. Между прочим, блокнотами сейчас редко пользуются. А у парня в кармане блокнот. Но писать он не привык, у него явно другая работа. Зачем тогда блокнот? Это тоже связано с его работой? Записки пишет, заметки делает, расписки даёт, работа с этим связана? На большом заводе? В мастерской? За рулём? Привычно нанизывались мысли, тянулась логическая ниточка, не рвалась.

Игорь снова повертел в руках записку. А парень-то, видимо, пользуется блокнотом часто. Записка написана уже на последнем листке. На обороте виден еле заметный штампик, не печатный даже, а как бы чернильный. Штампик фабрики-изготовителя, не иначе. Разобрать его невозможно. Этим должен будет заняться эксперт.

Кажется, дорого обойдётся тому парню его наглая выходка. Но пока что он и его сообщники гуляли на свободе и тот проклятый наган с ними. Игорю была уже знакома эта вечная нервная напряжённость, когда где-то «ходит» оружие, это гложущее чувство почти личной ответственности и вины, и ожидание, непрестанное ожидание какого-нибудь несчастья.

- А как с гильзой? - спросил Красильщиков. - Светит тут нам что-нибудь?

- Рано пока говорить.

- Здорово всё-таки, что ты на неё наткнулся. И чего тебя под диван потянуло?

- Думал, может, фигурка какая закатилась, столик-то рядом опрокинут был.

- А диван, между прочим, старинный, ты обратил внимание? Красивый диван, - мечтательно произнёс Красильщиков, закуривая.

- Старинный, - подтвердил Игорь. - Всё там старинное. Кто хозяин-то? С ним ты, кажется, говорил?

- Я. И следователь тоже. Он инженер. Старина эта от отца ему досталась. Собиратель старик был, коллекционер.

- А кто, по его мнению, подвод мог дать, кто с его коллекцией знаком, ты спросил?

- А как же! Это, говорит, подумать надо. Рассудительный такой мужик, между прочим, выдержанный. Я и решил, пусть, мол, на своём диванчике посидит, подумает. Благо не унесли его, диван этот. - Красильщиков хохотнул.

Игорь представил себе тот диван на гнутых, резных ножках, придававших ему удивительную лёгкость и изящество, вспомнил овальную резную спинку дивана, в середину которой был вставлен, тоже овальный, пухлый матрасик, обтянутый, как и сиденье и подлокотники, дорогой, набивной шёлковой тканью. Когда Игорь заглянул под диван, он подивился, как искусно и аккуратно был отделан низ сиденья деревянными планками. Но пыли под диваном было немало. Гильза закатилась недалеко, за переднюю ножку, и сразу бросилась Игорю в глаза. Но дальше, до самой стены, возле которой стоял диван, ничего не было, никакой шахматной фигурки, только пыль и… тёмный комочек какой-то у дальней ножки. Этот комочек мелькнул у Игоря тогда мимо сознания, как не заслуживающий внимания. Что это было, между прочим? Игорь невольно поморщился: какая ерунда приходит, однако, в голову! Комочек… такой тёмный, как бы воздушный… Ну, комок свалявшейся пыли, пепел какой-нибудь… Пепел? Чепуха! Откуда там может оказаться пепел, под диваном?

И вот что-то вдруг забеспокоило Игоря во вчерашнем осмотре. Этот непонятный, дурацкий какой-то комочек под диваном, у стенки, что ли? И он тоже, и он… и что-то ещё… Игорь вспомнил хозяина квартиры, с которым так и не успел поговорить. Среднего роста, худощавый, чёрная густая бородка, чёрные усы и совсем светлые глаза между припухшими веками, какие-то неприятные глаза, а в них растерянность, досада, даже горе. Ещё бы! Такая крупная кража! Можно понять и досаду, и горе. А потом он что-то сказал Игорю, что Игорь уже не помнил, но какая-то фраза… или даже словечко… этого самого… как его?

- Как его зовут, потерпевшего? - спросил Игорь.

- Потехин, Илья Васильевич, - ответил Красильщиков.

- А чем вы сейчас занимаетесь по этому делу?

- Да как всегда, отрабатываем связи. К нему же толпой всякие ценители-оценщики ходили, коллекционеры, скупщики-перекупщики, словом, чёрт-те кто. Он фамилий тридцать, наверное, назвал. Это кроме обычных знакомых. А подвод тут был, это ясно. Кто-то из этих людей его дал.

- В списке приезжие какие-нибудь значатся?

- Приезжих трое. И ещё двое в Москве недавно. Никто из них сам участвовать не мог, люди все солидные. Но вот дать подвод…

- И не московским жуликам, а приезжим, - хмуро добавил Игорь.

- Приезжим? - насторожился Красильщиков. - А наган? Он ведь тут ходит, у нас.

- Возможно, когда они тут, и он тут.

- Ох, Игорёк, сомнительно мне, - покачал головой Красильщиков и вздохнул. - Чует моя душа, хлебнём мы с этой кражей, будь она неладна.

- Мы всегда хлебаем. Это тебе не в кино. Дай-ка я Потехину позвоню. Охота мне ещё разок зайти к нему.

Ответил ему бойкий девичий голосок:

- Папы нет дома. Кто его снашивает?

- Из милиции.

- А-а. А вы что хотите?

- Повидать его хотим.

- Приезжайте, он скоро будет.

Игорь решил воспользоваться приглашением, но на всякий случай уточнил:

- Я с кем говорю?

- Это его дочь. Меня зовут Лена.