Изменить стиль страницы

Ответ охранника без запинки:

— Не спускать глаз с обеих. Следить за каждым шагом. Если что-то пойдет не так, «навестить» объект номер два — Хейли Стоун.

— Верно, приятель. Отличная работа. Держи меня в курсе. До связи.

— Да, Гарри, я понял. До связи.

Я сбросил вызов и, выехав на мост, быстро набрал еще один номер. Пара гудков и прозвучало:

— Гарри, слушаю.

— Сэмми, приятель, у меня есть к тебе дельце. Подъезжай в офис.

— Но… эм… я не один, — ответил, запинаясь, дружок Дженни.

Я глубоко вдохнул, прикрыв на долю секунды глаза, и еще раз на сдержанном выдохе повторил:

— Сэм, ты не понял? Я жду тебя в офисе. Через двадцать минут наблюдаю твою задницу у себя кабинете.

— Да… э… да, конечно. Что-то срочное? Да, я скоро приеду, само собой…

— Тебе не говорили, что ты задаешь слишком много вопросов? — Молчание. — Вот это уже лучше.

Я бросил телефон на сиденье. Теперь я узнаю точно, что было на вчерашней ночной встрече. Сэмюель Блэк расскажет об этом до мельчайших подробностей. Но вначале загляну в «Фелисити». Моя малышка поможет расслабиться. После вчерашнего я слишком сильно нуждаюсь в разрядке.

Прикурив, я сделал радио погромче и, прибавив газу, помчался в Бостон.

Глава 8. «На свободе, но в неволе»

«Человеческие существа могут быть безмерно счастливы и безмерно несчастны — и они свободны в выборе. Эта свобода таит опасность, эта свобода очень трудна, потому что ответственность ложится на вас. И с этой свободой что — то случилось, что — то пошло не так. Каким — то образом человек оказался перевёрнутым вверх ногами». Ошо ©

Harry

Три года назад

— Отвали! Отвали, блять! Суки! Убью всех! Отвали, Энди, мать твою! — мой крик прорезал тишину ночного города, и Бауэр отошел назад.

Примерно четыре часа утра. Я весь в крови. Почти в дерьме, если подумать. Мои запястья расцарапаны из-за гребанных ремней безопасности. Я наматывал их на руки, чтобы вытащить эту тварь из машины. Я разнес стекло с его стороны и размозжил череп этой мрази о руль. Энди, Луи и подъехавший Стив чего-то требовали от меня. Но я плевать на них хотел…

Мои руки в крови. Я весь в крови.

Сорвав и без того в лоскуты разодранную футболку, я почувствовал тупую боль в области ребер. Кажется, сломаны.

Насрать. Моя машина разбита. Тоже насрать. Я выбью из этого мудака всю дурь. Эта тварь всегда переходила мне дорогу. Теперь все кончено.

— Гарри! — это голос Луи. Он редко так орет. Очень редко. — Гарри, ублюдок, ты убил его! Твою ж… Гарри… он мертв!

В моих зубах сигарета. Спасибо, Энди. Ты знаешь, что мне нужно.

— Вот и отлично, — я прозвучал хрипло. Огонь в голове медленно потух. Я знал, что Робин Фьерро заслужил все, что я с ним сделал. Мои руки дрожали от того, с какой силой я лупил кулаками по стеклу, а потом по роже сукиного сына. — Педофил долбанный, — заключил я, и все заткнулись, хотя до этого Томлинсон вопил на всю округу, какой я мудак, а Энди Бауэр просто смотрел на меня, глубоко затягиваясь моей же сигаретой. Стив уже работал. Он единственный, кто молча выполнял свои обязанности, а их у него много.

— Ты… ты о чем? — запинаясь от нервного напряжения, спросил Луис, подойдя ко мне и ухватив меня за плечи.

Его прикосновения обожгли мне кожу. Я любил его теплые пальцы, но ненавидел, когда он грубел. Это моя привилегия. Еще ни разу я не коснулся его. Тогда какого хуя он трогает меня сейчас? У меня все тело болит, как будто по мне стадо слонов пронеслось, как будто каток проехался по моим костям. Вот сука. А завтра день рождения отца. Будет прием. Твою мать. Опять придется выслушивать поток дерьма.

— Я нашел подтверждение, Луис, — прохрипел я, снова отобрав сигарету у Энди. Стив, взвалив на плечо труп Фьерро, исчез в темноте улицы. — Он малолеток трахал в своем гнилом клубе. Несовершеннолетних. Врубаешься? Им было по лет двенадцать, не больше. А потом эта тварь «увела» у нас двадцать тысяч баксов. Бумаги кто-то подделал, и я почти уверен, что это Малик. Я спрошу с него за все. Пусть только явится.

— Он же в Нью-Йорке сейчас, верно? Его твой отец отправил, — проговорил Томлинсон, проводя руками по своему вспотевшему лицу. — Ты и Малика собираешься так же? — приятель метнул взгляд в сторону авто Фьерро.

Да, мне знакомо это выражение лица. Он чертовски напуган. Отлично. Пусть знает, что мразей, подобных Фьерро, у нас не любят. Я не люблю.

— Нет. Сперва поговорю. Зейн явно что-то знает. Отец утверждает, что именно он стащил у него нечто важное. Нихрена не пойму, но очень хочу выяснить, что за дерьмо здесь творится. А Фьерро… Плевать на него. Надо убираться отсюда. Стив все сделает. — В кармане загудел телефон. — Да твою мать! Кто еще?!

Я нервно выдернул сотовый из заднего кармана джинсов, нещадно перемазывая экран кровью, сплюнул на землю уже безвкусную жвачку и ответил, вышагивая к автомобилю Луиса. Парни шли впереди.

— Гарри… — «Что за черт? Почему у мамы такой голос?» — Гарри… о боже…

Я врос в землю, сжимая кулак, а заодно и телефон возле уха.

— Мама. Прекрати. Говори сейчас же…

— Машина Зейна…

Крик отца на заднем плане:

— Заткнись, Энн! — и его голос зазвучал в динамике: — Сын, мигом домой! Машина Малика слетела с моста! Он…

Короткие гудки.

Парни обернулись.

Сотовый, преследуемый моим диким ревом, врезался в стену дома.

* * *

Jenny

Наши дни

У каждого своя степень смелости, каждый человек по-своему воспринимает тот или иной поступок, оказавшись наедине с обидчиком. Жесток ли этот обидчик на самом деле? Имеет ли он психопатические наклонности? Подавляет ли он агрессию?

По всем показателям Гарри Стайлс мимо. Он не был клиническим психопатом. В нем отсутствовала склонность к издевательствам. Он не подавлял агрессию. Здесь все оказалось иначе.

У Гарри Стайлса были развязаны руки. Он не боялся наказания. Он ощущал свою власть. Он знал, как общаться с людьми и видел их слабости. Ему было плевать на чувства окружающих по каким-то своим причинам. Его собственное мировоззрение позволяло этому парню добиваться того, чего ему хочется так, как удобно для него: медленно — наблюдая за беспомощностью жертвы; быстро — оружием…

Сложно жить после встряски. Несомненно. Я вынуждена это признать. Сложно, когда твой друг работает на жутких людей, занимающихся темными делами, а подруга упрямо натягивает на губы улыбку, громко болтая в кафе о том, как круто быть девушкой такого парня, как Стайлс.

Да, именно так прошли три учебных дня. Я начала тихо бояться Хейли. Ее словно подменили. Она избегала встречаться со мной взглядом, не ходила больше в библиотеку без Джастини, не упоминала о том, кто такой Стайлс на самом деле, и даже не звонила мне вечерами.

Я ненавидела его за все, что он натворил с моей жизнью, а после как ни в чем не бывало отвез домой. Да еще и с отцом познакомил. Это все настолько противно и неправильно, что я не знала, кого все же стоит поблагодарить за спасение. И я предположила — Луи. Вероятно, он переубедил Гарри, и тот отпустил меня. Но, боже, как поверить в святость этого голубоглазого парня, если он тоже причастен к делам Стайлса? А вот знать, к каким именно, мне совсем не хотелось. Я боялась, что выведаю нечто такое, от чего просто захочется немедленно улететь на другую планету. Или, как минимум, на другой материк. В Англию, например. И плевать, что отец будет не слишком доволен.

Я просто должна успокоиться.

Но у меня ни черта не выходило, потому что к вечеру третьего учебного дня я вдруг поймала себя на мысли, что за нами установлено наблюдение. Это настолько поразило и возмутило меня, что я, едва закончились занятия, выскочила из аудитории, протиснулась сквозь толпу недовольных сокурсников и незаметно ухватила Хейли за рукав. Она изумленно оглянулась.

— Тихо, — шикнула я, почти не шевеля губами, и осторожно обернулась на теряющегося в толпе парня с темными волосами. Именно его я видела все три дня то в коридоре, то в кафе, то в парке, и он точно не наш однокурсник. Кроме него, еще один, чуть постарше. Я знала, кто обычно сидел в кафе за тем столиком у окна, где теперь ежедневно устраивались эти двое незнакомцев. Это вовсе не их место.