— О, — ещё шире раскрылись её глаза. — Ты собираешься выплюнуть это дерьмо мне на руки?

Я кивнул.

— Да, я собираюсь выплюнуть это тебе на руки.

— Звучит ужасно, но мне так больно, что я готова согласиться. — Призналась она, морща нос и наблюдая, как я жую.

Корни очень жилистые, волокнистые и имеют горький, острый вкус. От них мои губы и язык онемели и к тому моменту, как я сплюнул первую часть на её руки, мой желудок уже сжался от их вкуса и аромата. Она завизжала в ужасе от кашицеобразного зеленоватого комка, который я оставил на её руке, но, когда я начал осторожно разглаживать его поверх ожогов, издаваемый ею шум сменился на тихие вздохи удовольствия.

— О, вау, так намного лучше.

И, поскольку ей это принесло облегчение, я храбро закинул в рот ещё больше ужасного на вкус корня, чтобы поскорее унять её боль.

К тому времени, как мы покрыли все обожжённые участки её рук, мои губы и язык онемели окончательно, вкус лииди, казалось, скрипел на зубах, но зато Джо-зи больше не стонала от боли, так что это того стоило. Я стянул с плеч и так уже порванный жилет и разорвал его на полосы.

— Что ты делаешь? — Спросила она.

— Мы сейчас обмотаем твои руки, чтоб лииди держался на них до утра. — Я взял одну широкую полосу и медленно обернул её вокруг компресса на её руке. Её кость настолько тонка, что мне всё время страшно — ей так легко можно причинить боль. У неё нет таких, как у ша-кхаев, ороговевших пластин на конечностях и груди. Она вся мягкая и из-за этого лапа метлака легко может её порвать поверхность её тела.

— А что насчёт тебя?

Я нагнул голову ближе к ней, вырванный из своих грустных раздумий.

— Что ты имеешь в виду?

Её щёки вновь вспыхнули румянцем.

— Ты… ты пожертвовал своей одеждой для меня. Ты не замёрзнешь?

Ах. Я фыркнул.

— Ветер мне не так страшен, как тебе. Со мной всё будет хорошо.

Она слегка задрожала.

— Мне холодно, — призналась она. — Ты можешь накинуть мне на плечи мою шубу?

Я закончил оборачивать самодельными кожаными бинтами её руки и накинул на неё меховую накидку, тепло укутывая. Мне доставляет огромную радость делать для неё такие простые вещи.

— Тебе поджарить на огне твой обед?

— Я могу съесть его и сырым, — сказала она и отважные нотки прозвучали в её голосе. — Но, возможно, тебе придётся меня кормить.

Мне пришлось проигнорировать реакцию своего члена на эти слова. Конечно, мне придётся кормить её. Её руки беспомощны. Меня наполнило странное чувство удовольствия при мысли, что я ей нужен. Она так усердно старалась противиться нашему спариванию, что наверняка не может быть довольна таким поворотом событий.

— Покормлю, — ответил я угрюмо и подтащил свою добычу ближе к огню. Какое-то время я был занят, вырезая лучшие куски для неё. Внутренние органы и некоторые куски с костями я отправил в специальный пузырь, чтобы приготовить нам вкусное рагу. Мы не можем разбрасываться едой, если учесть, что метлаки могут вернуться, да ещё и в большем составе. Я повернулся к ней с небольшим кусочком мяса в руке и предложил его ей.

Она открыла ротик и наклонилась.

Я проглотил стон желания при виде её маленького розового язычка. Он именно такой гладкий, как рассказывали другие мужчины, и в уме сразу возникли картинки, как он скользит по моей коже.

Это… пытка.

Она жуёт, морща носик, от вкуса. Джо-зи ведь одна из людей, а они предпочитают жареное мясо. Я сдержал ухмылку.

— Может, всё-таки хочешь, чтобы я его приготовил?

Джо-зи покачала головой и сглотнула.

— Я должна научиться любить и такое.

Нет, не тогда, когда я рядом и буду заботиться о ней. Но, если это то, что ей нужно, чтобы насладиться едой, я принимаю её юмор. Я скормил ей ещё один кусок и не смог удержаться, чтобы не провести большим пальцем по её полной нижней губе. По ней прошла лёгкая дрожь, а её кхай стал громче.

Её дрожь напомнила мне о костре, однако, я не могу позволить нам сделать его выше, использовав больше топлива, т. к. нам нужно поддерживать его всю ночь из-за метлаков. Конечно, мысль о метлаках напомнила мне и о том, как ранее она мчалась ко мне, крича, и с огнём в руках. Да, она сильно обожглась.

— Это было чрезвычайно опасно для тебя — атаковать метлаков, — пожурил я её и отрезал ещё один кусочек мяса, чтобы подать его ей.

— Я не слабачка. И я не могла позволить тебе погибнуть там.

— Я сделаю вид, что ты не нанесла удар по моей гордости, думая, что несколько подростков метлаков могли меня убить. — Я сунул мясо ей в рот и наблюдал, как отчаянно она его жуёт. — Как ты думаешь, какой я охотник?

— Когда я тебя увидела, всё выглядело вовсе не здорово. — Сказала она, разжёвывая. — Прости за то, что попыталась тебе помочь.

— Ты могла погибнуть.

Она лишь закатила глаза и продолжила жевать.

— Тебе следовало вернуться сюда и спрятаться, — продолжал я отчитывать её, отрезая следующий маленький кусочек. Мой желудок урчит от голода, но я не обращаю на это внимания. Прежде, чем съесть хоть один кусочек, я накормлю свою пару.

— Мне казалось, что у меня нет выбора.

Мои глаза сузились, когда я протягивал ей ещё один кусочек мяса. Прежде, чем ответить, я любовался тем, как она берёт его с моих пальцев, и подождал, когда она немного прожуёт. — Потому что я подвергся нападению?

Я подавил желание потереть свою грудь от удовольствия.

— Я не понимала, что на тебя напали, когда я выходила. Я в любом случае собиралась выходить. А после того, как увидела тебя, не могла просто прогуливаться поблизости, глядя, как ты там с ними прыгаешь.

Я нахмурился на её слова и скормил ей ещё немного лакомства. Она уходила?

— Куда ты собираешься идти?

К моему удивлению, её губы затрепетали. Она перестала жевать и закрыла глаза, открыв их только после того, как сглотнула. Когда же я предложил ей ещё кусочек, она подняла перевязанную руку и покачала головой.

— Я вышла, так как… Я должна спасти других. Я даже и не знала, что ты был там.

Значит, она вышла не для того, чтобы спасать меня? Уколы удивления — и раздражения — я чувствую в груди. После всего, она не могла заботиться обо мне.

— Какие другие? — Спросил я хрипло, закинув кусок мяса себе в рот и быстро его проглотив.

— Те, которые в капсулах. — Она жестом головы указала на что-то через плечо. — Помнишь, когда вы, ребята, спасли нас и шестерых девушек, — Нору и Стейси, остальные были спящими в капсулах?

Её глаза заблестели от слёз, но они не пролились.

— Я нашла ещё несколько.

— Капсул?

Джо-зи кивнула, а по выражению её лица можно было предположить, что её сердце разбито.

— И они не пустые.

— Ещё… женщины? — Не связанные мужчины племени будут в восторге. — Но почему же ты так несчастна? Мы можем спасти их.

— Потому что их не должно быть тут, — ответила она сердито, отодвигаясь назад. И она не смотрит мне в глаза.

— Вранье. Т. е. не то, что ты недовольна. Ты сердишься на меня. — Когда она посмотрела на меня, меня осенило. — Ты бесишься от того, что тебе пришлось возвращаться. Потому что, ты не можешь оставить их здесь, а сама их освободить ты также не в состоянии.

— О, я могу их освободить, — горько сказала она. — Но вывести их из сна, означает подписать им смертный приговор. Они умрут в течение недели, не забыл? Я не могу убить са-кохтчка сама.

Я отстранённо наблюдаю за ней, осознавая, что её не заботит моё разбитое сердце.

Если бы она их не нашла, то осталась бы здесь, одна в этой дикой местности, навсегда. Мои желания и потребности для неё ничто. Единственная причина, по которой она решила вернуться, — обеспечить безопасность новым человеческим самкам.

А её пара всё также её раздражает.

Джози

Мне как-то странно понимать, что я обидела Хейдэна. Он молчит, передвигаясь по грузовому отсеку, который мы используем как укрытие, подходя к огню и обжаривая остальную часть туши, очищая шкуру хоппера костяным ножом. Он натопил ещё воды, заварил чай, затем поставил около меня чашку, и всё это не проронив ни слова. На его лице также ничего не отражается, он замкнулся, и лишь его хвост мечется взад-вперёд, пока он работает спиной ко мне.