На какое-то время все отошло на задний план, даже мысли о находившейся совсем рядом матери. Он внимательно прислушивался к звукам боя, определяя ход событий по вспышкам взрывов, характеру перестрелки. С каждой минутой пожары в разных концах базы разгорались все ярче, разгоняя темноту ночи.
Радист отряда Нгок время от времени включал рацию и вызывал ту или иную группу, интересовался делами, а затем коротко докладывал Хоай Тяу:
— Группа Оаня уничтожила объект, задачу выполнила полностью… Группа под командованием Чан Нонга ведет бой в районе штаба базы… Выонг Ван Кхием сообщил: вертолеты на стоянке уничтожены… Чан Нонг встретил ожесточенное сопротивление, бой продолжается. На подмогу ему подходит группа Хо Оаня.
Даже если не было бы этих докладов, Хоай Тяу безошибочно мог бы определить по вспышкам взрывов, по доносившейся до командного пункта перестрелке ход боя в том или ином районе базы. Но каждый доклад радовал его, приводил во все большее возбуждение. Хоай Тяу раскраснелся, ему стало жарко, словно он только что выпил крепкого вина. Возбужденным голосом после каждого доклада он восклицал:
— Прекрасно! Все идет по плану!.. Дай-ка мне микрофон, я сам поговорю с бойцами, — подозвал он к себе радиста.
Самым последним вышел на связь Выонг Ван Кхием. Он доложил, что задание выполнено, группа отходит в условленный район.
В районе штаба базы «Феникс» вспыхнула ожесточенная перестрелка. Изредка слышались ухающие взрывы гранат, гулко стучали крупнокалиберные пулеметы. «Трудно приходится сейчас Чан Нонгу», — подумал Хоай Тяу и машинально посмотрел на часы. Было три часа тридцать минут.
Все чаще и чаще радист напоминал Хоай Тяу, что пора отходить, уже светает. Вот и Чан Нонг доложил, что его группа выходит из боя и направляется к месту общего сбора.
— Вертолеты справа! — вдруг крикнул радист.
Хоай Тяу посмотрел, куда он показывал, и увидел летевшие на очень низкой высоте два вертолета. Они сделали круг, опустились почти до самой земли и зависли над домом в районе штаба базы. Через две минуты они резко набрали высоту и понеслись прочь.
Один из вертолетов летел прямо в сторону стоявших на холме Хоай Тяу и радистов на малой высоте. Под мощной струей воздуха из-под винта верхушки деревьев мотались из стороны в сторону, от склонов холма вверх поднималась пыль.
Хоай Тяу выхватил из рук радиста автомат, прицелился в приближавшийся вертолет и короткими очередями расстрелял весь магазин.
Вертолет пролетел прямо над их головами и резко взмыл вверх. Из его фюзеляжа вдруг поползли тоненькие струйки дыма. С каждой секундой они увеличивались. Потом показалось пламя, и вскоре весь вертолет превратился в огненный факел.
— Горит! Горит! — послышался чей-то восторженный голос.
Летчик попытался посадить горящую машину, но не успел этого сделать. Примерно в семидесяти метрах от земли вертолет начал падать, и мгновение спустя раздался сильный взрыв.
— Готов, отлетался!
Хоай Тяу обернулся и увидел приближающегося Дитя.
— Мои бойцы сегодня всех предателей и осведомителей взяли в их же домах! — сообщил Дить.
— Всех взяли? — сросил Хоай Тяу. — Как сработали, чисто?
— Полный порядок! — радостно доложил Дить. — Только начальника полицейского участка не оказалось дома. Повезло ему в эту ночь, но он от нас не уйдет.
— Приготовься, пожалуйста, к приему раненых. Мы уходим до завтра!
— А ты не заходил к матери? — вслед ему крикнул Дить.
— Уже поздно. Завтра зайду обязательно. Все, мы уходим!
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Чонг не находил себе места в камере тюрьмы. Иногда он присаживался на несколько минут, но потом вскакивал, словно подброшенный пружиной, и начинал беспокойно вышагивать из угла в угол. Утренний разговор с охранником и начальником тюрьмы никак не шел у него из головы. Все чаще и чаще он приходил к мысли о том, что и среди солдат сайгонской армии есть немало таких, которые еще не потеряли совесть. Они совсем не похожи на тех палачей, что пытали его. С первых же минут плена Чонга не покидала мысль о побеге, а сейчас он был уже почти уверен, что ему удастся бежать. Он еще не знал, как это произойдет, но внутренне собрался и был готов к любым поворотам в судьбе.
С того момента как Чонг был схвачен штурмовиками, прошло уже пять дней. А за это время бойцы отряда наверняка закончили разведку базы и с часу на час могли приступить к выполнению главной задачи. Может, это произойдет сегодня ночью? Что делать ему в этой клетке, как поступить дальше? Чем сейчас занимаются его друзья, помнят ли о нем или считают его погибшим? Масса вопросов роилась у него в голове, а ответа ни на один не было. Узнают ли они, что Чонг выдержал все пытки, остался верным присяге, партии и своему народу, а его ненависть к врагам — американцам и их марионеткам — стала еще сильней? Если сегодня отряд нападет на базу, то сумеют ли друзья найти его на этой огромной территории, а может, им будет некогда думать о нем? Вопросы, вопросы, снова вопросы… и все без ответа. От этого Чонг вот уже которую ночь не мог заснуть.
Приближалась полночь, но за стеной, в соседней камере, не затихали шаги вышагивающего из угла в угол человека. Там не находила себе покоя молодая девушка, которую накануне на глазах у Чонга пытали палачи Шау Вана. На всю жизнь запомнил Чонг выражение ее лица и горящие ненавистью глаза, когда она, превозмогая адскую боль, в комнате допросов подхватила тесню, которую запел он.
Чонг думал об этой девушке, ему хотелось узнать, кто она, как попала в лапы врагов. Он вспомнил, каким было ее лицо во время пыток, как сверкали широко открытые глаза, которые словно вонзали тысячи острых иголок в палачей. Глаза! Вот что больше всего поразило его — ее глаза!
И тут Чонг вспомнил молодую женщину, умиравшую у него на руках после варварской бомбардировки американской авиацией одного населенного пункта, в котором он оказался по пути в свои родные края.
В тот день Чонг проезжал через этот населенный пункт на грузовике. Они уже проскочили почти до самого центра городка, когда неожиданно раздались резкие звуки сирены, возвещавшей о приближении со стороны моря американских стервятников. Машина еще не успела остановиться под высоким деревом, а спереди, сбоку и сзади начали рваться бомбы и выпущенные с самолетов ракеты. Проезжающие по улице велосипедисты бросились в кюветы, искали любое укрытие, чтобы спрятаться от губительной бомбежки. Улицы и дворы заволокло дымом и пылью, и горло запершило от запаха взрывчатки. Двенадцать налетевших, словно стая хищных птиц, истребителей-бомбардировщиков с ревом и грохотом в течение двадцати пяти минут бомбили этот городок, а когда бомбы и ракеты кончились, самолеты прошлись вдоль улиц, поливая их пушечным и пулеметным огнем. Редкие винтовочные залпы бойцов не могли причинить никакого вреда налетевшим стервятникам.
Страшная картина разрушения предстала тогда перед глазами Чонга. По обе стороны дороги пылали дома, от жаркого пламени с громким треском лопался молодой бамбук, на проезжую часть летели горящие головни. Совсем недалеко от того места, где находился Чонг, горели школа, больница, кирпичный завод. С громким воем к месту пожара неслись пожарные машины, со всех сторон стягивались бойцы отрядов народного ополчения, уцелевшие после бомбежки жители пытались спасти свой скарб, метались в поисках потерявшихся детей, родственников. Росшие вдоль дороги высокие деревья лежали вырванные с корнем, загородив почти всю проезжую часть. Повсюду валялись велосипеды, в самых неестественных позах неподвижно застыли на дороге убитые. Бойцы армии Освобождения помогли раненым, перевязали их и уложили в безопасное место.
Чонг заметил лежащую неподалеку молодую женщину и бросился ей на помощь. На ее груди медленно расползалось большое кровавое пятно. Все лицо ее было залито кровью — осколок угодил женщине в висок. Быстро разорвав индивидуальный пакет, Чонг перебинтовал ей голову, вытер кровь с лица и попытался перенести ее под дерево. Женщина пришла в себя, с трудом раскрыла глаза и прерывающимся от слабости голосом еле слышно спросила: