Раздался короткий стук в дверь, и в комнату вошел Дить.

— Что же ты, старуха, сварила себе так мало риса? — громко с порога заговорил он. — Живешь впроголодь, а сама, наверное, складываешь рис в потайное место, чтобы передать вьетконговцам?

— Изволите шутить, — испуганно ответила матушка Дэм. — Да не так часто у меня бывает рис, чтобы можно было сэкономить что-нибудь.

— Я пришел за тобой. Кончай жевать, тебя вызывают в штаб, есть дело, собирайся!

Услышав эти слова, женщина вздрогнула, отодвинула чашку с рисом.

— Вроде бы я все делаю, что приказывают, зачем же меня вызывают в штаб?

— Я только одно знаю: это приказ сверху.

Матушка Дэм задрожала от испуга. Приподняв крышку фарфорового чайника, она порылась в нем и молча сунула в руку Дитю несколько флакончиков с пенициллином. Закрыв дверь, она пошла вслед за ним, теряясь в догадках, зачем ее вызвали.

На улице было темно. Моросил мелкий нудный дождь. Налетевший порыв холодного ветра заставил женщину по-плотнее запахнуть одежду, чтобы не замерзнуть окончательно.

Дить шел в нескольких шагах впереди. Он миновал штаб и направился прямо к своему дому. Двух своих детей он отправил на улицу, что-то шепнув им на ухо, а его жена заняла укромное место на кухне у окна, из которого была видна освещенная часть улицы.

Дить подошел к матушке Дэм, сжал ее морщинистые натруженные руки и мягким голосом сказал:

— Дорогая матушка! Скоро, совсем скоро в вашей жизни наступят большие изменения.

Матушка Дэм широко открыла глаза:

— О чем ты говоришь? У кого изменится жизнь?

— У вас, дорогая матушка! Скоро придет конец вашей тяжелой службе у полковника.

— Говори ясней, ничего не понимаю! Что же это будет? — шептала матушка Дэм, трясясь как в лихорадке.

Дить рассказал старой женщине о том, что совсем скоро бойцы армии Освобождения нанесут удар по базе «Феникс», уничтожат всех предателей народа, наиболее жестоких и безжалостных убийц. Шау Ван, один из них, не уйдет от справедливого возмездия за все свои зверства.

Матушка Дэм со слезами на глазах слушала негромкий голос Дитя и душа ее наполнялась радостью. Неужели сбудутся, и совсем скоро, ее желания и надежды, которые она вынашивала в сердце вот уже более десяти лет? Неужели все враги скоро понесут заслуженную кару за свои преступления? Неужели этого логово преступников и убийц запылает ярким пламенем? Неужели сбудутся надежды и чаяния обездоленных, несчастных людей?

— Сынок, дорогой! Скажи, что мне, старой, делать?

— Не плачьте, матушка! — успокаивал ее Дить. — Сейчас пока надо сжать зубы и ждать. Вы спрашиваете, что делать? Надо помогать нашим бойцам, им совсем нечего есть. Доставайте, как и раньше, хоть немного риса и лекарств. Это и есть ваша помощь. А еще прошу вас, матушка, не спускать глаз с Шау Вана. Желательно тайно следить за каждым его шагом, а когда придут наши, указать, где он скрывается. И еще, возможно, скоро придется спрятать на целый день двух наших бойцов, подыщите, пожалуйста, безопасное место. У вас в доме есть какой-нибудь подвал или убежище? Ну вот и хорошо! Договорились.

И только сейчас матушка Дэм осмелилась спросить о том, что волновало ее больше всего:

— Ты ничего не слышал о моем младшем сыне, Дить? Где он сейчас?

Дить вспомнил свою встречу с Хоай Тяу, его просьбу и не решился сказать ей правду. Слова Хоай Тяу: «Пока помолчи… иначе она от радости попадет в какую-нибудь историю…» — удерживали его. Лучше, конечно, если матушка Дэм узнает об этом немного позже. Тем радостнее и счастливее будет для нее встреча с сыном.

— Хоай Тяу тоже вернется сюда! Я слышал, что он здоров, успешно воюет, посылает вам привет и извиняется, что не может написать даже коротенькое письмо.

Луч надежды на скорую встречу загорелся в глазах матушки Дэм. Она улыбнулась, вытерла слезы:

— Узнает ли он меня? Совсем я старая стала…

Всю эту ночь матушка Дэм на сомкнула глаз. Она тихонько лежала на циновке и вспоминала свою жизнь — все радости и печали. и, как всегда, перед глазами возник образ Хоай Тяу, единственного из всех его детей оставшегося в живых. Сын был надеждой и последней радостью в жизни старой женщины. Вспоминалось, как Хоай Тяу, совсем еще мальчишка, в коротких черных штанишках на одной помочи через плечо, с черным от пыли и копоти лицом помогал ей.

В то время матушка Дэм каждый день, чтобы прокормить семью, уходила с детьми в лес, где она, как и многие бедняки, делала древесный уголь для продажи. Над тем местом, где они жгли тяжелые поленья, всегда стояла копоть, угольная пыль оседала на лица, руки, одежду, забивая уши, нос и рот. Маленький Хоай Тяу, сгибаясь под тяжестью ноши, ремень от которой резался в худенькое тело, приносил уголь на причал Тамзыонг. Вспоминался матушке и первый артналет. А тот страшный день, когда Хоай Тяу стоял над телом своей старшей сестры, останется в памяти до самой смерти. Он не плакал, слез совсем не было. Оттащив мать от могилы, он повел ее к дому, уговаривая: «Мама, не плачь, не надо! Твои слезы ничего не изменят, а только порадуют убийцу Шау Вана. Не плач, мама! Я отомщу им и за брата и за сестру!» После этого Хоай Тяу ушел в партизаны. За год он приходил домой только два раза, последний раз это было восемь лет назад. Все эти дни, месяцы, годы матушка Дэм жила в ожидании весточки от сына. Это ожидание поддерживало ее силы и, словно солнечный день, согревало душу.

И вот сейчас Дить как будто бы не сказал ничего определенного о ее сыне, но что означают его слова: «Хоай Тяу тоже вернется сюда»? Скоро на базу придут бойцы армии Освобождения, но будет ли с ними ее сын?

Матушка Дэм тяжело вздохнула и прошептала с надеждой:

— Сынок мой, кровиночка моя! Скорей возвращайся домой, спаси свою мать!

…И вот сегодня почти целый день матушка Дэм была словно о сне. В голове шумело, в груди пекло. Вернувшись домой, она сразу же полезла в потайное место посмотреть, много ли осталось у нее риса. Она уже решила, что оставит себе только две банки молока, а все остальное через Дитя передаст партизанам. Эти банки им всегда пригодятся. «Конечно, этого мало, — думала она, — но больше в доме ничего нет».

Затем она зажгла лампу, поставила варится рис. За ее спиной послышался скрип открываемой дери, и чей-то голос спросил:

— Есть кто-нибудь дома?

Матушка Дэм обернулась. В дверях стоял старший сержант Тьем. Заметив хозяйку, он перешагнул через порог и поздоровался.

— Здравствуйте, матушка! Вы еще не забыли меня?

Женщина недоверчиво посмотрела на незваного гостя:

— Если не ошибаюсь, Тьем?

— Точно, узнали меня! — обрадовался Тьем.

— Запомнила, запомнила! Да и как не запомнить? Все только и говорят сейчас о твоем усердии в службе и о повышении в чине.

Тьем смутился, сразу погрустнел и тихонько ответил матушке Дэм:

— Да, это так! А что творится в моей душе, этого никто не знает.

Матушка Дэм не испытывала никакой неприязни к этому солдату. Она приметила его давно, с первых дней работы в доме Шау Вана. Среди всех солдат, которые охраняли дом и самого хозяина, пожалуй, только у этого сохранились остатки совести. Он никогда не грубил, не оскорблял ее, не сквернословил в ее присутствии.

Несколько минут они присматривались друг к другу, говорили о погоде, о здоровье. Наконец Тьем не выдержал и рассказал матушке Дэм о пленном вьетконговце, о своих сомнениях.

— Чувствую, что скоро в моей жизни все переменится. Я очень хочу этого, но не знаю, что должен делать. И не только я. Этот пленный открыл нам глаза. Среди наших солдат есть много таких, которые ненавидят американцев и продажных генералов в Сайгоне и которым есть за что мстить, как и бойцам армии Освобождения.

Слушая старшего сержанта, его взволнованную и искреннюю речь, матушка Дэм обрадовалась. Она почувствовала прилив сил. Посмотрев на погоны сидящего перед ней Тьема, она вдруг вспомнила случайно подслушанный ею разговор Шау Вана со своей женой об этом солдате — это было уже после боя в горах Хонглинь — и рассказала о нем Тьему. Старший сержант покраснел, а потом со злостью сказал: