— Ты правду говоришь? — насторожился Чонг.

— Чего мне врать?!

И Вынг рассказал ему про тот случай подробнее. Имя девушки он не знал.

История эта очень заинтересовала Чонга и даже придала ему сил. «Кто же это мог быть? — подумал он и решил: — Убегу! Непременно убегу!»

Сержант Тьем давно уже поджидал их:

— Живей! В машину! Поедешь в штаб!

На взлетную полосу садились, шумно работая лопастями, вертолеты. Одна за другой выпрыгивали на землю группы штурмовиков.

Сержант Тьем сел на переднее сиденье и, повернувшись, ни к кому конкретно не обращаясь, проговорил:

— Золото испытывают огнем, силу — трудностями…

Чонга ввели в просторную комнату, заполненную светом неоновых ламп. Среди собравшихся в ней офицеров находились генерал-лейтенант Хоанг Хыу Зань и начальник штаба До Ван Суан — оба с лоснящимися физиономиями. Пришли сюда и два американца — одному из них мохнатые рыжие ресницы и брови придавали какой-то странный, сердитый вид. Это были советник Хопкин и его помощник Томас. В кресле справа восседал Шау Ван. Оживленно жестикулируя, он хвастался перед начальством своими успехами.

Когда сержант Тьем и Вынг ввели Чонга, у собравшихся одновременно вырвался удивленный возглас.

Хопкин, откинувшись назад, расхохотался:

— И этого мальчишку вы называете солдатом регулярной армии вьетконговцев?

Генерал-лейтенант тоже с подозрением окинул взглядом щуплую фигурку Чонга, кивнул:

— Совсем малыш!

Начальник штаба поспешил предостерегающе вскинуть руку:

— Господа! Вьетконговцы вычерпали все свои людские ресурсы. Они вынуждены брать в солдаты всех, от двенадцатилетних подростков до шестидесятилетних стариков. Так что ничего удивительного тут нет.

Шау Ван поднялся, выпятил грудь колесом:

— Господа, не думайте, что этот малыш безвреден. Именно он и его приятели уничтожили более десяти моих солдат, среди которых был и лейтенант Бао. Этот сосунок, перед тем как его взяли в плен, ранил еще двух моих молодцов. — И, повернувшись к Чонгу, Шау Ван возвысил голос: — Эй ты, послушай! Здесь ты должен вести себя лучше, чем в горах Хонглинь. Если скажешь правду, к тебе отнесутся со снисхождением.

Когда его вели сюда, Чонг приготовился к самым страшным пыткам. И хотя сердце его тревожно билось, страха он не испытывал. Чонг с детства был упрямым и выносливым, и эти качества, соединенные с ненавистью, горевшей в его душе, делали его на удивление спокойным. «Чему быть, того не миновать, — говорил он себе. — Я должен сохранять выдержку, не спасовать перед ними. Когда начнут бить, не стонать».

Чонг боялся только, что будут бить слишком сильно, он не выдержит, потеряет сознание, начнет бредить и в бреду помимо своей воли о чем-нибудь проговорится. Он слышал как-то, что американцы делают пленным специальные уколы, от которых наступает помутнение сознания и человек невольно высказывает свои мысли. «Ни за что не дамся сделать укол, ногами отобьюсь!» — твердо решил он.

Он ничего не ответил на слова Шау Вана и только распрямил плечи под презрительными усмешками американцев и офицеров-толстяков.

До Ван Суан хлопнул ладонью по столу, грозно сказал:

— К тебе проявят снисхождение, если ты сообщишь все, что тебе известно. Говори: из какого подразделения, с какими целями оказался в горах Хонглинь?

Чонг спокойно ответил:

— Я уже все сказал! Я партизан, мы остались в горах Хонглинь. Нас было трое, двоих, наверное, ваши убили.

— Врешь! — снова ударил по столу начальник штаба. — Ты партизан, а почему-то одет совсем по-другому, к тому же у тебя был автомат, которым вооружены регулярные силы вьетконга! Ты из регулярной армии! Из частей особого назначения! Так или нет?!

Он откинул назад голову, вытер носовым платком взмокший лоб и посмотрел на Хоанг Хыу Заня.

Чонг не сдавался:

— Форму и автомат я выпросил.

Хоанг Хыу Зань решил, что ему пора вступать в разговор:

— Эй, малыш! Значит, ты выпросил все это? А у кого? У солдат регулярной армии?! — Довольный собой, он ехидно рассмеялся.

Хопкин, скрестив руки на груди и склонив голову, молча сидел напротив. Его совиные глаза зорко следили за лицом молодого пленного, стараясь уловить на нем хотя бы оттенок страха. Сейчас американец больше походил на журналиста, чем на военного советника, хотя на нем и была форма цвета хаки.

Шау Ван грозно прорычал:

— Не желаешь отвечать! Я спрашиваю — это ты убил лейтенанта Бао? Уничтожил десять моих солдат?

— Я только защищался. Ваши первыми начали стрелять.

Начальник штаба, выкатив глаза, крикнул:

— Хватит вилять! Из какой ты части?

— Я партизан.

— Из дивизии «Чыонгшон» или «Шонгхыонг»?

— Я партизан!

Шау Ван вплотную подошел к нему. Он был выше Чонга на голову.

— Упрямый вьетконговец! Господа, позвольте мне быть с ним построже… Отвечай, из какой ты дивизии?

— Я партизан.

Кулак обрушился прямо на лицо Чонга. Юноша пошатнулся, но не упал, даже отвел руку Вынга, который хотел поддержать его. Изо рта потекла струйка крови.

«Если придется умереть, приму смерть достойно», — твердо решил Чонг.

— Я уже все сказал!

Новый удар обрушился на него. Он пришелся прямо в нос, и кровь потекла ручьем. Чонг пошатнулся, стиснув зубы, оперся на стену.

Сержант Тьем, стоявший у дверей, помог ему стать прямо. Вынг, побледнев, отвернулся.

В груди Чонга поднималась глухая ненависть. Он тяжело дышал.

— Ах, значит, ты все сказал!

— Прежде всего научитесь быть вежливым, — отчетливо произнес Чонг. — Я вам отвечаю вежливо, а вы грубите.

В комнате, казалось, все замерли, настолько неожиданны были эти слова, прозвучавшие из уст пленного. Хопкин, откинув назад голову, хрипло расхохотался.

— Ах, вежливо! Да я тебя, недоносок! — И Шау Ван сильно ударил Чонга в грудь ногой.

Чонг, стиснув зубы, зашатался, но собрал последние силы, чтобы не упасть.

Обычно добрые, немного наивные глаза его сейчас пылали ненавистью. Он воскликнул:

— Не надейтесь, что добьетесь от меня чего-нибудь силой! Вы люди без чести и совести, вы продали свою страну американцам, ползаете перед ними на коленях, давите свой народ! Пытайте, делайте со мной, что хотите, все равно вам не удастся вырвать у меня ни слова! Но если я погибну, берегитесь! Мои товарищи отомстят за меня!

В комнату вошли два телохранителя Шау Вана и тут же принялись зверски избивать Чонга. Били по спине, по груди, по затылку.

Когда Чонг потерял сознание и упал, в комнате сразу стало шумно. Начальник штаба покачал головой, снова промокнул платком вспотевший лоб.

Хопкин, наклонившись, говорил что-то на ухо Хоанг Хыу Заню.

Чонг понемногу начал приходить в себя. Когда он открыл глаза, к нему подошел один из офицеров из отдела психологической войны, наклонился над ним, помог подняться. Вынул платок, обтер кровь на его лице и сладким голосом сказал:

— Подполковник погорячился, но и вы тоже… были неправы. Я вижу, вы человек с высокими идеалами. Жаль только, что коммунистам удалось опутать вас и вы не хотите понять правильности политики нашего государства. Прошу вас, пройдемте со мной в мой кабинет, там поговорим по душам. Я уверен, вы поймете революционный курс нашего президента и всю широту души наших американских союзников…

— Я и слушать вас не буду!

У специалиста по психологической войне вытянулось лицо, и он прервал свои разглагольствования. Видимо, неистовое упорство этого паренька, который годился ему в сыновья, поставило его в тупик.

Хоанг Хыу Зань поднял руку:

— Господин советник желает лично переговорить с пленным.

Чонга провели в соседнюю комнату, размером поменьше, обставленную как гостиная.

Хопкин жестом предложил Чонгу сесть в мягкое кресло, вежливо улыбнулся, придвинул пачку американских сигарет:

— Вы настоящий солдат!

Чонг очень удивился, услышав, что американец говорит по-вьетнамски. Только что он подумал, что вот ему и представился случай проверить свои знания английского языка, полученные в школе, а тут… Насторожившись, Чонг произнес: