Выпив чашку крепкого кофе, Шау Ван почувствовал новый прилив сил и позвал Дэм:
— Эй, старая! Поди-ка сюда!
Матушка Дэм так же неслышно подошла и, скрестив руки, остановилась в дверях:
— Вы звали меня, господин?
Шау Ван пристально посмотрел на нее:
— Ну как тебе здесь живется?
— Спасибо, господин, благодарение богу, все хорошо.
Шау Ван расхохотался:
— Какое там богу! Не богу, а мне ты должна быть благодарна!
Матушка Дэм стиснула зубы, сдержала готовые сорваться с уст бранные слова и тихо произнесла:
— Да, спасибо вам, господин…
Шау Ван взмахнул рукой и в глазах его набухли красные жилки:
— Ты должна знать, старая, что я человек щедрой души! Я не мелочен, не то что остальные. — Вид у него стал надменный. — Я знаю, там, в вашем поселенье, считается, что все офицеры республиканской армии негодяи. Враки все это! Ты должна помнить, что мы совсем не такие, как «зеленые повязки» или «красные повязки» при французах! Мы стоим на страже государственных идеалов, а возглавляет нас сам президент Тхиеу! Да, он был когда-то французским офицером, ну и что ж, ведь на службу к французам он пошел лишь для того, чтобы бороться за государственную независимость! Бороться с самими французами! Мы же, молодые силы вьетнамской республиканской армии, прошли выучку у американских союзников, потому-то и натура у нас широкая. Мы, как правило, щедры душой, и уж во всяком случае нас никак нельзя сравнивать с теми, кто служил у французов!
— Да, господин…
Матушка Дэм стояла, сложив руки, и только тихонько поддакивала всякий раз, когда Шау Ван прерывал свою тираду:
— Вьетконговцы клевещут на нас, — продолжал он, — называют нас марионетками, говорят, что мы ничем не отличаемся от тех, кто служил при французах. Но это все грязная пропаганда, клевета на республиканскую армию и стремление внести раскол между ней и народом…
— Да, господин…
Шау Ван приступил к главному, ради чего он завел весь этот разговор:
— Возьмем, к примеру, тебя. Любой другой в твоем положении давно уже оказался в тюрьме. Да что там говорить, и кости его давно бы уж сгнили! Но я цивилизованный человек, я офицер, я проявил по отношению к тебе великодушие. Ты не должна быть на меня в обиде. Если твои дети погибли, то это, в конце концов, произошло не по моей вине! Они осмелились противиться государственным идеалам.
— Да, господин…
— Как твой младший, например. Мы ведь с ним учились вместе, я помню это и хотел по старой дружбе помочь твоему сыну, много раз советовал ему перейти на сторону правительства. Несомненно, его бы оценили. Наш президент снисходителен к тем, кто сначала заблуждался, а потом чистосердечно раскаялся. Но твой сын не послушал меня. И что в итоге? В итоге он заплатил сполна по счету нашей республиканской армии!
— Да, господин…
— Возможно, тебе неприятно это слушать. Если бы он остался в живых и служил сейчас в нашей армии, он наверняка дослужился бы до какого-нибудь чина. Глупец! А ты должна понять, что сила республиканской армии, да еще при той поддержке, которую оказывают нам американские советники, поистине велика. Мы непобедимы.
Жена Шау Вана, до этого со вниманием слушавшая его, тут же подала голос:
— Ладно, хватит. Иди, старая, прибери в доме да постирай мне белье поскорее!
Шау Ван, которого еще не оставил пыл, крикнул ей вслед:
— Старайся, делай все как следует! Получишь награду! — Он улыбнулся, довольный, вспомнив, как похвалил его генерал-лейтенант, когда узнал, что Шау Ван заставило прислуживать себе эту женщину: «Молодец, подполковник, вы настоящий мудрец! Вот это месть, так месть!» Его мысли тут же переключились на последнюю встречу с генерал-лейтенантом, которая состоялась вчера вечером. Он повернулся к жене, наконец-то вылезшей из постели:
— Вчера вечером я был у генерал-лейтенанта. Он напомнил мне об одном деле, о котором я чуть было не запамятовал.
— Какое-нибудь важное дело?
— Он напомнил мне, чтобы я тебя ему представил. У него есть кое-какой товар, и он хотел бы поручить это дело нам с тобой.
— Что? Выходит и он с нами заодно? А послушать его жену, так честнее их на свете никого нет, живут только на одно его жалованье.
Шау Ван расхохотался:
— Мой гусеночек! Я тебя еще раз спрашиваю, где ты видела в жизни добро и добродетель? Я лично не видел и даже нигде ничего об этом не читал. У самого президента Тхиеу почти сто миллионов долларов хранится в швейцарских, гонконгских и американских банках. Как ты думаешь, чисты они с его женушкой? А сотни гектаров кофейных плантаций на плато да акции, которые наш генерал держит во вьетнамских банках? Это что, тоже все на его жалованье приобретено? Ты еще не знаешь, что наш начальник штаба приходится родственником госпоже президентше и что у него миллионы в лондонских банках да пять огромных домов, которые он сдает американцам в Сайгоне и Вунгтау! Если они не воруют, так откуда же тогда все это? Честным трудом, скажешь, нажито? Сейчас золотой век для тех, кто ходит в форме цвета хаки, поняла? Тот, кто не крадет, — полный кретин! А все эти рассуждения о честности, о государственных идеалах и неподкупности — все это совсем иное. Да, есть народ, есть солдаты, есть политическая борьба против вьетконговцев. Но все надо уметь сочетать! Возьми меня, к примеру. Разве я не учусь уму-разуму у своего начальства, у наших отцов, так сказать? — Он перешел на шепот: — Я узнал девятнадцать способов обогащения. Солдат погибший, солдат дезертировавший, как и потерявший документы, солдат, который хочет получить отпуск, дети богатых родителей, стремящиеся избежать службы в армии, те, кто жаждет получить офицерские погоны, те, кто мечтает получить повышение… А потом все эти поставки, машины, бесплатно перевозящие товар, американские товары, которые не облагаются налогом! Я связываюсь с предпринимателями, и они мне за это платят. А почему бы мне не подставить свой карман в ответ на их просьбы?
Жена внимательно слушала, согласно кивала, с удовольствием вспоминая о том, что и сама она провернула ряд выгодных сделок, и это принесло ей немалые деньги. Она нежно погладила мужа по щеке:
— Милый, тебе так нелегко приходится! Хорошо еще, что советник Хопкин тебя ценит. Он мне сам не раз говорил, что такие люди, как ты, — опора нашей армии.
Раздался стук в дверь, и на пороге появился один из телохранителей:
— Господин подполковник! Лейтенант Бао просит разрешения срочно переговорить с вами!
— Как, лейтенант Бао уже вернулся?
— Никак нет! Лейтенант Бао еще на задании, просит разрешения поговорить с вами по радио!
Шау Ван поспешно поднялся, бросил халат на стул:
— Иди в машину, я через пять минут выйду!
Уже через десять минут он был в штабе полка. Сержант-связист передал ему наушники.
— Говорит подполковник Шау Ван! Есть что-нибудь новое?
Громким голосом Медвежья Челюсть отчеканил:
— Господин подполковник! Я рад передать вам сообщение особой важности!
— Ну говори скорее!
— Господин подполковник! Нам удалось обнаружить большую группу вьетконговцев на реке Анхоа. Мы прошли через расположение одного из их крупных подразделений!
— Очень хорошо, лейтенант Бао! Как вы думаете, сколько их там примерно?
— Мы прикинули, и выходит, что самое малое — две с половиной тысячи, а то и все три…
— Ого! — воскликнул Шау Ван. — Так много! В первом сообщении говорилось, что их сотен пять. Десант, высаженный на высоту 1623, ничего не обнаружил. А теперь их, оказывается, вон сколько! Ну, хорошо. Я доложу о твоем старании генерал-лейтенанту! А вы там уж поусердствуйте еще — следите за ними, не выпускайте их из виду! Молодец! Сообщи координаты!..
Он выскочил из помещения и прыгнул в джип. Следом за ним вскочили в машину его телохранители.
Джип заурчал, выпустил сгусток черного дыма и рванулся вперед.
Еще через десять минут начальник штаба и Шау Ван появились в просторной приемной виллы Хопкина. Там уже собрались американские, вьетнамские и таиландские офицеры.