Полковнику Фермору солдаты и казаки приносили одинаковые известия: враги охватили всю крепость, окружили её стеною, выставили лестницы.

Лестницы отчётливо видел и Петрусь. Отсветы костров в укреплении облизывали кровавым светом высоких воинов, которые держали сероватые в ночи знамёна.

Полковник Фермор, гордо неся на длинной шее небольшую голову в шапке с пёрышком, отвечал уверенно и громко:

   — Ждут рассвета. Не давайте рубить ворота!

Солдат, сидевший рядом, — это он днём рассказывал о весёлых приключениях, — повторил тревожным скрипучим голосом:

   — Не трусь, братишки. Не трусь, хорошие мои.

Шведы не дождались настоящего рассвета. Взлетела, шипя, зелёная ракета, и какое-то мгновение не было слышно ничего, кроме её шипения. Все вокруг замерли при виде красиво изогнутого зелёного хвоста. А стоило ему ещё сильнее изогнуться — застучали шведские барабаны, вмиг закричали тысячи глоток, о вал ударился сплошной гром голосов.

   — А-а-а-а-а-а!

Крепость ответила в то же мгновение, только звонче, потому что в мужские голоса вплелись и женские, и детские.

   — И-и-и-и-и! Бей!

   — Бей!

В море звуков родились новые, ещё более мощные, — это с вала отозвались три пушки, а им ответили шведские, много, без числа. Петрусь почувствовал, как под ногами задрожала земля, но выстрелил в тёмную живую волну и непроизвольно ухватился за толстое обледенелое бревно, о которое споткнулся и к которому со всех сторон уже были выставлены руки, и увидел, как над тёмной бездной люди с перекошенными криком лицами силятся наклонить огромный котёл с кипящей смолою.

   — А-а-а! Бе-ей!

   — Ой-ой!

К полковнику, в кровавом пляшущем свете, подбежал Степан. Петрусь понял, что где-то случилась беда, если даже спокойный полковник со всех ног бросился за Степаном, придерживая одной рукою на боку шпагу, а другой — шапку с пёрышком. Сам Петрусь снова глядел туда, откуда в грохоте барабанов накатывались чёрные страшные волны и где уже к скользкому валу приставляли длинную лестницу. Он выпустил навстречу бревно, но передняя волна наступавших и без того, на его глазах, вдруг потеряла силу и напор, начала откатываться, будто от одного страха перед неудержимым бревном, густо покрывая снег длинными чёрными телами. Он удивился, но тут же сообразил, что это так плотно и быстро стреляют с вала русские солдаты.

   — Не поможет и нечистая сила, проклятые!

Солдаты с длинными ружьями казались вырезанными из самого твёрдого камня. Первым от Петруся стоял чернявый бравый шутник, ещё недавно говоривший «Не трусь!». Его лицо, осенённое красным пламенем, сияло какой-то отчаянной радостью.

Петрусь тоже ухватил рушницу, выстрелил раз, ещё. Всё удавалось делать быстро, легко. После третьего выстрела он различил лицо человека, в которого попал. Того освещало яркое колышущееся пламя. Он дотащил лестницу до самого вала, но натолкнулся на пулю, впился пальцами рук в жгучее место, наверное, закричал. А лестницу, им уроненную, снова подобрали, уже его сообщники из следующей волны, которая подпирала первую, таки успели приставить её к скользкой поверхности правее сажени на три. Над валом уже показались головы и шпаги, потому что в новой волне были ещё более отчаянные люди. Но с вала полилась горячая смола и полетели тяжёлые мешки — наступающие снова замешкались.

И ещё Петрусь понял, что вал содрогается от шведских ядер. Ядра не пробивали толстого льда, не впивались в него, а отскакивали в тьму. Три веприкские хлопушки бахкали по-прежнему непрестанно...

14

Все опасались поднять глаза. Его величество не мог поверить в то, что случилось в его присутствии.

В начале штурма король сидел на куче брёвен возле пушек и даже не примечал соседствующей скверной вони: брёвна служили солдатам природным отхожим местом. Он видел, как стремглав бросились к воротам солдаты полковника Альбедила, уже почувствовал разочарование, что всё так просто закончилось, что штурм не разогреет и не раззадорит солдат перед решительным походом. Он окончательно решил делать то, что пришло ему на ум в Ромнах. Войско поведёт вдоль реки Псёл, возьмёт города, которые на карте обозначены словами Лебедин и Сумы. Мало кто догадается, что можно избрать именно это направление. Все думают о Муравском шляхе... Он всё же хотел приблизиться к невидимым ещё воротам, чтобы насладиться ощущением боя. Прямо перед ним драгуны полковника Фриччи, наполнив ров телами своих павших товарищей, уже приставляли к обледеневшему валу лестницы, презирая стрельбу сверху. Король заметил, что ядра, отскакивая ото льда, вредят своим. Рационально было бы перенести огонь за валы, но там, в крепости, под ядра попадут солдаты полковника Альбедила, ведь они уже ворвались в ворота, — поэтому король приказал пушкам замолчать.

Драгуны полковника Фриччи, успевшие тем временем вскарабкаться на вал и начать там схватку, вдруг на глазах государя оказались внизу, удирали назад, неся на руках окровавленного своего командира.

Король выбежал навстречу:

— Стойте!

На мёртвом лице полковника закаменела решительность. Вот здесь, перед валом, несколько минут назад он с такой же решительностью слушал приказ. Он добился того, что именно его драгунам разрешено штурмовать в этом месте. Король скользнул взглядом по вытаращенным безумным глазам и слегка пожалел мертвеца. Погибнуть возле незначительного городка, счастливо пройдя все битвы. Когда-то, под Могилёвом, полковник принудил государя возвратиться в крепость, хотел стать для него новым Клитом. Сегодня, после удачного штурма, имел бы патент на чин генерала. Он чем-то похож на Лагеркрона и Спааре. Так же, кстати, как и они, получил любовницу из королевских карет.

И ещё король припомнил, что сам он решил не принимать личного участия в штурме. Что бы сказали в Европе, если бы его здесь ранили? Святую правду пророчит старинное писание. Но если победу суждено одержать кому-то иному? По спине прошёл холод. Если бы рядом был Урбан Гиарн. Да ещё раз растолковал пророчества...

Однако раздумывать о будущем было некогда. Остатки полка Фриччи, покрывая снег кровью, прихватили в беспорядочном движении и самого короля. Он надеялся, что это место легко будет взято через несколько минут, когда в ворота, вслед за полком Альбедила, ворвутся другие полки. Драгунам и не стоило поручать такого дела. Если бы не просьбы Фриччи...

Король оглядывался, надеясь увидеть белый флаг — знак, что осаждённые запоздало сдаются на милость победителя. Для них достаточно места в зеньковских каменных погребах, где уже сидят уцелевшие тамошние холопы.

Вдруг подбежал и упал, споткнувшись о маленький комочек смёрзшегося снега, лейтенант в опалённом мундире:

   — Ваше величество... Полк Альбедила... Удирает к лесу... Генерал Лагеркрон просит помощи.

   — Удирает?

Король узнал лейтенанта Штрома. Неприятное воспоминание шевельнулось в душе. Он закричал, чтобы пушки непрестанно били по валу, а сам бросился вслед за лейтенантом к генералу Лагеркрону.

Трижды, со всё большими и большими силами, со всё возрастающей злостью, ходили шведы на приступы — и каждый раз были вынуждены отходить с неимоверно огромными потерями. Среди имён убитых называли молодых графов Шперлингов, подполковников Мернера и Лилиенгрена — людей, известных всему войску. Ранен генерал Штакельберг, контужены фельдмаршал Реншильд и принц Вортембергский. Обожжено лицо у Лагеркрона. Прихрамывает Спааре... От жары сбросил одну шубу толстый Гилленкрок, а Пипер побледнел от волнения. Сколько капитанов и лейтенантов изрублено, застрелено, сброшено с вала! Это капитаны и лейтенанты, победителями прошедшие по Европе... О многих воинах никто ничего и не знает. Куда девались? Как погибли? Из горы трупов перед крепостью вырываются стоны. Оттуда выползают искалеченные. За лесом уже садится ярко-красное солнце, будто и оно упилось за день горячей шведскою кровью. По всему полю, истоптанному тысячами сапог, расползаются синевато-красные тени...