Вестник богов сделал еще два шага и вдруг преклонил колени.
– Я только… спросить у тебя, о мудрый… – и шепотом, вскидывая голову: - У тебя тут… поесть чего-нибудь… можно, а?
* * *
Ел Гермес не по-божески.
Скорее уж – лопал. Или хрючил (Ахероново выраженьице, которое он обычно употреблял по отношению к себе).
В рот запихивал все вперемешку: лепешку, оливку, кусок баранины, три зубчика чеснока, орешки на меду, виноград… Потом заливал нектаром и принимался молоть челюстями с таким блаженным видом, будто достиг высшего пика счастья.
После того как накрыли стол, я распорядился нас оставить, но в дверь то и дело пыталась всунуться челядь: под разными предлогами. На самом деле – чтобы полюбоваться на жрущего племянничка. Или, может, удостовериться, что он не употребил за компанию с очередным куском жаркого и самого Владыку.
В конце концов я взялся за жезл, и дверь наконец захлопнулась.
Гермес одобрительно закивал, налил себе еще нектара и продолжил опустошать стол.
Ананка – и та не стерпела, высказалась из-за плеч:
– Ты слышал историю о царе Эрисихтоне, невидимка? Его не так давно покарала голодом Деметра за то, что он срубил дуб в ее роще…
Гермес заметил, что лепешки с сыром закончились, пожал плечами и подвинул к себе блюдо с говяжьей печенью.
Вид у него был такой, будто он не понаслышке знаком с богиней голода.
– Ты разгневал Деметру, Долий[3]?
Племянник вытаращил глаза и замотал головой.
– Ги-ги-и ге-евс, – донеслось до меня сквозь крылышко коростелька. Посланник богов глотнул нектара и высказался четко: – Упаси меня Зевс! – подумал и добавил: - И всех упаси.
Поглядел на порядком разоренный стол, привстал с ложа и уволок с блюда самый крупный гранат.
– Не знаю уж, как и благодарить. Я у тебя в долгу, Владыка!
– Не обеднею. Как вышло, что бог торговли и путешествий не смог пообедать в Среднем Мире или на Олимпе?
– Пообедаешь на Олимпе, как же, – пробурчал Киллений[4], разламывая гранат и принимаясь за уничтожение семян. – Копьем в бок на горячее… и золотой стрелой в зад – на десерт! Хотя… каким уж тут копьем и какой стрелой…
– Ты не в ладах с Аресом и Аполлоном?
– Понимали бы шутки – были бы в ладах, - тянул лямку Гермес. – И чего так взбесились – непонятно. Не каждый же день Мусагет стреляет? Вот правду мне мать говорила – не трогай его коров, на что они тебе? Это он мне за них, я знаю. А Эниалий[5]…
– Эниалий не слишком ладит с Аполлоном. Чем ты разозлил их обоих?
Гермес опять пожал плечами. Невинно.
– Ну, подшутил малость. У одного прибрал копье, у второго лук и стрелы. Не навсегда же! Да я просто… да шутка же! Да я уже почти возвращать собирался, а они как вскинутся… один к сестричке побежал ненормальной, второй дротик какой-то сцапал, Циклопами кованный… ну и как начали гонять…
Он раздраженно стиснул гранат – тот окрасил его пальцы алым – и добавил скороговоркой:
– И всё было б ничего, если бы не Посейдон.
– Посейдон посетил Олимп? – переспросил я. – Зачем?
– Наверное, искал свой трезубец, - предположил Гермес, забрасывая в рот алые зернышки. – Хотя кто там знает, может, были другие причины.
Ах, если там был еще и Жеребец…
– Олимп стоит?
– Олимп-то? Да что ему сделается. Правда, потрясло малость… ну, сильно потрясло – это когда дядя меня увидел. И нет бы чтобы просто сказать – отдай, а он:оторву, псам скормлю…
Тут Гермес повесил голову и загрустил.
– И Зевс не вмешался и не восстановил справедливость?
Посланец богов огорченно закряхтел. Он мялся довольно долго, прикидываясь, что вытирает гранатовый сок с губ.
– Отец… да, попытался… вроде как. Только вот… ну, не смог.
– Не смог вмешаться?
– Молнией в меня попасть не смог. Хорошо, что только одной, а потом уж талларии не подкачали… – он с нежностью улыбнулся своим сандалиям, и те тихонько зашевелили крылышками.
За дверью донесся отрывистый тявк и глухой шепот, из чего следовало, что свита нас все же до конца не оставила. Ладно, пусть.
– Стрелы и лук Аполлона, копье Ареса, трезубец Посейдона и…
– Скипетр, - пробурчал Гермес, который с сиротским видом крутил в пальцах недоеденный гранат.
– Скипетр Зевса. И как…
Киллений не дослушал вопроса – развел руками с видом абсолютной честности. В такие моменты у него из глаз исчезала косинка, а сами глаза делались прозрачными – чище родниковой воды.
– Да уж как-то само собой вышло. Правду сказать, мы с Момом малость перебрали, ну и поспорили, – сморщился, потер лоб, – он еще про коров этих верить не хотел. Потом всё как в тумане, а потом – только успевай уворачиваться.
– Как понимаю, ко мне ты явился за шлемом.
– Ага. То есть – ага, но не совсем… То есть, я ж не дурак, Владыка, чтобы у тебя красть! – Гермес развел руками, расплылся в подкупающей улыбочке. – У Аполлона, у Ареса, у отца – да. А у тебя – ни-ни – что я, дурень такой?!
Я пожал плечами. Украсть оружие у братьев, жезлы власти – у отца и Посейдона, потом явиться ко мне и преспокойно набивать рот…
Умным я бы его тоже не назвал.
– Я просто… может, ты мне его одолжишь, а? На десяток лет или чуть побольше, пока у них там не утихнет. А то ведь нрав Ареса… на краю света поклялся найти и распотрошить. А тут еще Аполлон со стрелами – этот еще за своих коров на меня злится. И все поминает, что я у него кадуцей обманом выторговал, а какой там обман, если честный обмен? А если он еще и сестрицу-лучницу припряжет – тогда мне хоть совсем на землю не спускайся. Так мне бы шлем – пока все это забудется. Ненадолго. А если вдруг понадобится – я тут же, в собственные руки… а?
Я задумчиво смотрел, как он прихлебывает амброзию. Нарочито шумно, фыркая и отдуваясь. Видно, в роль голодающего вошел.
Все же у Ананки странные пути. То отмалчивается в нужные моменты, а то вот подбросит подарочек.
Подарочек смотрел глазами потерянного щенка: пинают злые хозяева, и поесть не дают, одна надежда – на подземного родственника…
– Бери, - сказал я. – Бери не на десять лет – бери, когда нужно…
Гермес еще не успел подавиться от моей щедрости, как я уже добавил:
– …Психопомп[6].
Племянник отставил кубок. Спрятал щенячий, жалобный взгляд под веками, на секунду высверкнул настоящим – хитрым, кошачьим. Я-то все в войну гадал, какие у Долия по-настоящему глаза. А вот, оказывается, хищные.
– Душеводитель? Почему – душеводитель?
Настал мой черед поиграть в простодушие.
– А разве нет? – развел руками. – У тебя нет шлема. А мне Душеводителя не хватает. Смертные тупы. Пока их не ткнешь носом, – они не доберутся до подземного мира. Носятся по земле, к живым лезут. Мне нужен проводник для теней. Тебе нужен шлем. Разве ты не прославился своей любовью к обменам?
Гермес задумчиво подергал себя за ухо. Воровские пальцы не могли успокоиться: перебежали на нос, отбили на нем быструю дробь, ускакали на подбородок – потерли, подергали за волосы…
– А если бы я вдруг – и в отказ? Шлем мне нужен на десять лет – ну, двадцать, или сколько там Аполлон будет сердиться. Остальные-то скоро отойдут, а этот злопамятный. Ну, даже если вдруг опять с родней такое – все равно мне не постоянно невидимкой носиться! А ты мне предлагаешь – каждый день, Душеводителем, с тенями туда-сюда. Стоны слушать, может, глаза им закрывать – это все-таки не по мне, Владыка.
– А жизнь в подземном мире – по тебе? Я ведь могу тебе приказать вообще на поверхность не являться. Знаешь закон: возьмешь что-нибудь в рот в подземном мире – будешь навеки принадлежать ему?
Племянник, явно обозначивший свою принадлежность, пугливо обшарил взглядом пустые кубки и блюда.
– Не припоминаю…
– Правильно не припоминаешь. Я его недавно установил. Даже объявить по миру не успел. И испытать не успел. Попробуешь выйти отсюда без моего позволения, Долий?