Он услышал, как будто издалека, как ахнули в изумлении тридцать тысяч Архитекторов. Сквозь шепоты и вскрики он различал взволнованный голос Харры и недоверчивые, растерянные проклятия Бертрама. Малаклипс, казалось, вовсе перестал дышать; Данло чувствовал паралич, сковавший воинапоэта, как глубокую боль в собственном животе. И как глубокую радость – ведь теперь Данло управлял своим разумом с легкостью парящей в небе талло. Великое светоприношение, совершенное им в честь Бога Эде и всех Архитекторов Вселенской Кибернетической Церкви, засверкало огнями, равными по яркости свету ярчайших бело-голубых звезд. Все сто миллиардов нейронов в мозгу Данло зажглись великолепным пламенем, и соответствующие им огоньки на модели отразили это великолепие. Огни слепили глаза зрителям на скамьях и создавали беспрецедентное зрелище для тысяч Архитекторов, стоящих по ту сторону купола. Казалось, будто само солнце Таннахилла взорвалось, превратившись в россыпь огней. Люди закрывали глаза руками, не в силах смотреть на этот свет, прекрасный и ужасный. Это был ад, но и рай тоже. За все тысячи лет со времен учреждения Церковью этой церемонии, за все многотысячные светоприношения, совершенные самыми одаренными из Совершенных, никому еще не удавалось осветить весь свой мозг целиком. Никто даже не думал, что такое возможно. То, что человек сохранил разум, посмотрев на небесные огни внутри себя, было чудом само по себе – но неистовое и великолепное свечение сознания Данло доказывало, что он истинный светоносец, обещанный в пророчестве, а быть может, и нечто большее.

Все мы несем свет, думал он под восторженные возгласы публики. Я только искра, зажигающая пламя.

Он оторвал наконец глаза от светоприношения и взглянул на бамбуковую флейту, которую все это время держал в руке.

При свете, льющемся сверху, она сверкала, как золотая. Данло улыбнулся пришедшей ему в голову мысли. Огни светоприношения тут же отразили эту мысль, но он больше не смотрел на них. Он поднялся с кресла, прервав контакт с полем компьютера, и светоприношение на самом деле закончилось. Световой куб угас, и весь зал погрузился во тьму, как ночной океан. У Данло вырвался тихий, почти грустный смешок. Он стоял один под темным куполом, а вокруг него кричали тысячи Архитекторов.

– Светоносец! – кричали они, и хлопали в ладоши, и бежали к арене. – Данло из Невернеса – светоносец!

Да, я искра, но что за пламя я зажег? О Агира, Агира, что я сделал?

В зале снова загорелся свет (на этот раз обычный, плазменный), а Данло скраировал, пропуская видения будущего сквозь себя, как огненный ветер. Он видел свет ярче света любой звезды, и невиданно богатые краски, и страшную красоту. Из грез его вырвал шорох ножа, вынутого из ножен. Данло повернулся к одной из скамей первого ряда. Бертрам Джаспари, потрясая своим хилым кулачком, вопил, что Данло вовсе не светоносец, а грязный наманский цефик, посланный из Невернеса, чтобы одурачить их и погубить Святую Церковь. Рядом с ним спокойно стоял Малаклипс, держа свой длинный нож высоко, чтобы видели все. Стальной клинок, отражая светильники зала, посылал в глаза Данло жгучие лучи. Данло не мог догадаться, как воин-поэт умудрился пронести сюда нож.

Для телохранителей Харры это тоже явилось полной неожиданностью – при виде оружия они разразились испуганными криками и поспешно загородили Святую Иви своими телами.

Несколько охранников бросились к воину-поэту, но им загородили дорогу Едрек Ивионген, Ленсар Наркаваж и другие ивиомилы. Между Харрой и воином-поэтом образовалась живая стена – это, казалось бы, лишало его возможности причинить ей какой-то вред, тем более убить ее. Ничто, впрочем, и не указывало на подобные намерения с его стороны.

Его лиловые глаза смотрели на Данло. Смерть была близка, как их взгляды, взаимно отражающие друг друга, близка, как стальной клинок, способный в любой момент пролететь по воздуху. Данло держал взгляд Малаклипса под крики и топот ног. Он понимал, что, если нож и найдет его горло, он умрет мучеником, признанным всеми светоносцем, и Харра Иви эн ли Эде примет свои новые программы, которые навеки изменят Церковь. Если воин-поэт убьет его, то сделает это по другой причине – за то, что Данло истинный сын своего отца, посмевший сиять ярче, чем подобает человеку.

Понимая все это, Данло с улыбкой поднял флейту и заиграл. Он не переставал смотреть на Малаклипса, и его музыка, как золотая стрела, целила в сердце воина-поэта. На миг Малаклипс заколебался, совсем как тигр, раздумывающий, стоит ли нападать на вооруженного человека. Этого мгновения Архитекторам хватило, чтобы сомкнуться вокруг Данло. Они протягивали к нему руки, словно к огню или к солнцу, предмету своего поклонения. Малаклипс, видя, что в Данло ему уже не попасть, тоже улыбнулся и поцеловал рукоять своего ножа, приложив клинок ко лбу. Вслед за этим он отсалютовал ножом Данло и склонил голову в коротком поклоне.

Красота страшна, подумал Данло. Ужас прекрасен.

Бертрам, дернув Малаклипса за рукав, панически прокричал что-то, и Малаклипс стал пробиваться к выходу. Стычка между телохранителями Харры и ивиомилами перешла в настоящую битву. Яростные крики и звуки ударов наполнили зал. Люди с фанатическим огнем в глазах ругались, работали кулаками, пинались, а нож Малаклипса то и дело сверкал, отсекая пальцы и полосуя глотки злосчастным Архитекторам. Так завершилось великое светоприношение. Бертрам в общем хаосе, среди ярких фонтанов крови, вывел из зала несколько сотен ивиомилов.

Началось, подумал Данло. Теперь этого уже не остановишь – с тем же успехом можно попытаться загнать свет обратно в звезду.

Играть он больше не мог. Архитекторы, столпившись вокруг, хватали его за руки, за волосы, за лицо. Он почувствовал, что поднимается в воздух: Архитекторы, крича “Светоносец, светоносец!”, вскинули его на плечи. Данло смотрел сквозь купол на звездное небо. Внутри у него стояла огромная, как Экстр, тишина, и он плакал невидимыми слезами, отражая прекрасную и ужасную суть света.

Несущий свет должен терпеть боль от ожогов.

Николос Дару Эде, “Путь человека”

На следующий день на Таннахилле началась война. Вернее, ее начали люди: ведь война – не какая-нибудь космическая катастрофа, низвергавшаяся на планету с неотвратимостью астероида, а дело человеческой воли и человеческих рук. Войну Террора, как ее впоследствии назвали, историки Церкви припишут воле одного-единственного человека, старейшины Бертрама Джаспари. Это он, скажут они, восстал против Харры, очарованной наманом-пилотом по имени Данло ви Соли Рингесс. Это он заявил, что она впала в негативные программы и потому недостойна более быть Святой Иви. В ту самую ночь, когда Данло смотрел на небесные огни, Бертрам созвал Едрека Ивионгена, Никоса Ивиэрсье и многих других верных ему старейшин. Их секретный конклав заседал в особняке Едрека Ивионгена. Там, в личном медитационном зале Едрека, триста мятежных старейшин, в большинстве своем ивиомилы, провозгласили себя истинным Койвунеймином.

Первым актом нового правительства Истинной Церкви стало низложение Харры Иви эн ли Эде. На ее место избрали Бертрама Джаспари. Бертрам, и никто иной, принял титул Святого Бертрама Иви Джаспари и призвал ивиомилов всего Таннахилла начать фацифах, долженствующий очистить Церковь.

Все это правда – но правда и то, что многие миллионы людей откликнулись на призыв Бертрама. Многие миллионы других при этом остались верны Харре, и лишь готовность этих двух сторон прибегнуть к насилию и смертоубийству в защиту своего дела действительно привела к войне.

Этот раскол назревал в Церкви веками, однако ни та, ни другая фракция не подготовилась к настоящей войне. Бертрам, очевидно, решился на открытый мятеж в ночь перед испытанием Данло, когда посетил его во дворце Харры. Поэтому у его ивиомилов, при всей их дисциплинированности и хорошей организованности, осталось слишком мало времени, чтобы вооружиться лазерами, тлолтами, ядами и бомбами, столь нужными для ведения террористической войны в многоуровневом миллиардном городе. Харра, которой сама идея войны была ненавистна, как какой-нибудь взрывчатый вид грибковой инфекции, не думала, что Бертрам будет действовать так быстро. Возможно, она надеялась, что он вообще не осмелится начать войну. Сама она ждала провозглашения Данло светоносцем, чтобы пересмотреть губительные для Церкви Тотальную Программу и Программу Прироста (для Церкви и для звезд Экстра). Она уже запланировала, как торжественно войдет в контактный зал Храма и преклонит колени перед вечным компьютером Эде, чтобы получить Новую Программу для Церкви и всей вселенной.