— Ты отняла мою жизнь! Ты такая же, как они. — Образ блондинки с татуировкой колибри появился перед моими глазами с кровавым отверстием на лбу. — Ты сделала, что они сказал. Почему? Почему мне пришлось умереть?

— Боль должна была быть твоим единственным спасением, не так ли? — Белый Человек возник позади плеча Кью, грозя мне пальцем. — Чему я тебя учил? Боль — это плохо. Не вынуждай меня использовать плоскогубцы

Руки сжались вокруг меня, и я забилась в отчаянии.

— Нет. Нет. Не надо. Не надо делать этого. Я буду послушной. Обещаю.

— Бл*дь, эсклава. Прекрати это! — Кью встряхнул меня с такой слой, что мои зубы сильно клацнули, ударяясь друг о друга.

— Оставайся со мной. Не слушай ничего, чем бы тебя ни искушало воображение. Пожалуйста, я умоляю тебя. Я, черт побери, умоляю тебя, борись!

Я распахнула глаза от звука его голоса пропитанного болью. У Кью были красные глаза, под которыми залегли тени на его измученном лице. Его челюсти были крепко сжаты, а лоб нахмурен от невыносимого беспокойства.

— Борись. Только не сдавайся. Хорошо? — Он склонил голову, едва слышно шепча слова у моих губ. Его взгляд пленил меня. Я замерла, пытаясь восстановить свое поверхностное дыхание у его губ.

— Я сделаю все, что угодно. Скажи мне, что сделать, чтобы исправить это, — молил Кью.

Я и скала ответ в своем разуме. Искала то, что помогло бы вернуть меня обратно из состояния хаоса, в котором пребывала. Но ничего не имело смысла. Я не видела быстрого решения. Не было никакого выхода из лабиринта, в котором я была поймана ловушку.

— Опустите ее. Вы причиняете боль ее ребрам.

Кью стрельнул злым взглядом в сторону двери, где появился мужчина в белом халате, наброшенном поверх повседневного костюма. Я свернулась в клубок, стараясь изо всех сил стать невидимой. Я ненавидела незнакомцев. Ненавидела, потому что не знала чего ожидать от них, — они могли притворяться милыми, но на самом деле могли желать убить и изнасиловать меня.

«Позвольте мне вернуться обратно в башню».

Меня окатило чувством боли и страха, наряду с виной, черт побери, с виной, которая приходила ко мне, как угрюмая старуха-смерть с косой, разбивая меня на осколки.

Кью посмотрел на меня, привлекая ближе к своему телу, не слушая указания мужчины.

— Она, мать вашу, напугана. Вы должны ей дать что-то, чтобы у нее прошли галлюцинации.

Мужчина подошел ближе; я всхлипнула.

— Он здесь для того, чтобы прикончить тебя. Ты ослушалась. Он здесь, чтобы причинить тебе боль. — Рассмеялся Белый Человек.

Я больше никогда не сдамся без боя. Чувство страха сводило меня с ума, и я укусила Кью прямо за плечо.

— Отпусти меня. Я просто хочу вернуться в свою башню!

Он втянул вдох, но не оттолкнул меня и не ударил. Вместо этого, посмотрел на доктора с отчаянной болью, что стояла в его глазах.

— Просто дайте ей хоть что-то, чтобы пережить самую ужасную часть этого. Я не могу видеть ее в таком состоянии.

Мужчина кивнул, я же попыталась выбраться из кольца рук Кью. Мою борьбу не могли остановить ни боль в ребрах или же в шее, или же в пальце. Я больше не смогла бы пройти через это. Не смогла бы. Мой разум и так был уничтожен, я уже никогда не смогу стать прежней.

Я застонала, когда кожа покрылась липким потом, заставляя меня чувствовать холод. Яркие вспышки взорвались всплесками света под моими прикрытыми веками, когда мое отчаянное желание усилилось.

Желание к чему-то, от чего сводило зубы, от чего рот наполнялся слюной. К чему-то тягучему и сладкому и обволакивающему дымкой. К чему-то, что я не могла точно обозначить, но, бл*дь, мое тело желало этого.

— Пожалуйста. Я сделаю все, что вы хотите. Только дайте мне их.

— Что с ней происходит? — спросил Кью, но его голос раздавался в отдалении.

— Она достигла крайней стадии ломки. Они, скорее всего, давали ей высокую дозу, именно поэтому она так быстро подсела.

Огромная волна насекомых поглотила меня, извиваясь и стрекоча, в то время как стремительно ползали в моем мозгу.

— Дай мне это. Я пересплю с тобой. Я сделаю все, что угодно.

Руки отпустили меня, и я повалилась на кровать. Я закричала от боли, но это не могло больше равняться с жаждой.

— Вы должны ей дать что-то. Я сойду с ума, слушая все это.

— Хорошо. Мне кажется это даже к лучшему, если она проспит худшую часть этого.

Сон. Да. Я смогу сдержать себя во сне. В беззаботном, беспробудном сне.

Что-то ледяное заструилось по моим венам, медленно распространяясь по телу. Вместо ужасной дымки, это было чем-то ясным и свежим, и даровало мне крылья, чтобы унестись прочь от мерзких воспоминаний и оставить все это позади.

Я нашла башню, вернулась в нее, запирая себя глубоко внутри.

Я была в безопасности внутри. Под защитой.

Я больше никогда не покину свое убежище вновь.

После того первого утра, моя жизнь стала осколками отдельных фрагментов.

Просыпалась с всепоглощающей нуждой.

Проваливалась вновь в сон.

Приходила в себя, неистово кашляя.

Погружалась в сон.

Просыпалась посреди ночи, чтобы обнаружить измученного Кью, распростертого рядом со мной

Вновь погружалась в сон.

И каждый раз, когда я просыпалась, численность насекомых уменьшалась, поэтому я больше не хотела ни с кем переспать, чтобы получить то, в чем так отчаянно нуждалась.

Однажды днем я проснулась от проникновенной, наполненной страданиями музыки, мелодия которой разносилась по дому.

Ты говорила мне, что достаточно сильная. Достаточно храбрая.

Но сейчас ты лежишь рядом со мной, и все, что я могу делать, — оберегать тебя.

Я здесь для тебя. Я буду рядом с тобой. Помогу тебе преодолеть каждое препятствие.

Но что бы я ни делал для тебя, я не вижу этому конца.

Слова этой песни нашли отклик в какой-то оцепеневшей части моего сердца, но никаких эмоций не проникло в мою башню. Еще с того самого первого дня, когда я едва не умерла от психического припадка, я решила для себя, что никогда не покину ее. Башня была единственной вещью, которая помогал поддерживать жизнь во мне.

Было ли это результатом состояния потрясения или слабости, которые заставили меня уйти глубоко в себя? Я не имела ни малейшего понятия. Я не желала знать, потому что независимо от того, что сподвигло меня к жизни позади мощных стен крепости, я никогда не собиралась покидать ее.

Я знала, что меня ожидает, если я когда-нибудь сделаю это. Я просто не переживу.

Кью находился подле меня, не прекращая своих ночных дежурств. В какое бы время я не просыпалась, он был здесь, чтобы подать мне стакан воды или помассировать виски, если у меня болела голова после лекарств.

Он общался со мной с бесконечной нежностью, которая только существовала в этом мире.

Я улыбалась и благодарила его. Я давала ему понять, что ценю его нежность, но на самом деле я желала, чтобы он ушел. Кью не был ни врачом, ни сиделкой. Для предыдущей моей версии он был зверем, мужчиной с несгибаемой волей, который бы никогда бы не позволил мне разрушить его таким образом.

Каждый раз, когда я видела его, — он менялся. Его бледные глаза утратили свое яростное сияние — они ничего не выражали, потускнели, сохраняли бесстрастное выражение и были сосредоточены на внутренних размышлениях.

Если я заперла себя в башне, то тогда он сковал своего монстра цепями и позабыл, кем является на самом деле. Мы оба существовала в другом измерении, в котором никогда не будет «жили долго и счастливо», а также из которого я хотела как можно скорее выбраться.

Я прекрасно понимала, что Кью начал отдаляться от меня, но мне было наплевать. Я хотела, чтобы это было не так. Но в то же время хотела находиться в моей лишенной эмоций башне. И поэтому я позволила ему заботиться обо мне, ухаживать за моим телом, чтобы вывести его из сломленного состояния и привести в здоровое, в то же время, говоря своими действиями безмолвное прощай.