Она склонила голову к плечу, застенчиво улыбаясь Тесс, которая стояла позади меня. Чертова сестринская родственная связь, что была между ними. Мне нравилось, что у Тесс были друзья. Мне нравилось, что персонал любил ее. Но меня совершенно не устраивало быть третьим лишним, тем человеком, которого они будут обсуждать, когда я не буду их слышать.

— Вертолет готов к взлету. Капитан попросил меня пойти и найти вас. Вы пропустили взлет еще час назад

Приподнимая свой манжет, я посмотрел время на своих наручных часах Rolex — тех самых Rolex, что украл у моего отца после того, как застрелил его в голову. Проклятье, я также пропустил встречу запланированную на утро.

— Скажи ему, что мы будем готовы к взлету через пятнадцать минут, — приказал я, проскальзывая в свое привычное состояние властного генерального директора.

Сюзетт спешно покинула нас, а я развернулся к Тесс. Я просто не мог находиться рядом с ней, потребность завладеть ею была слишком высока. Сглатывая неумолимое желание, я кивком головы указал на ее укус на шее.

— Скрой это. Встретимся внизу через пять минут.

И я скрылся опять. Словно гребаный слабак.

Я нашел ту, кого искал, в месте специально отведенном для чтения на площадке второго этажа. Это место напоминало по внешнему виду холл, просторный и яркий — это создавало иллюзию неограниченной свободы, оставаясь в то же время тем же самым домом.

— Доброе утро, Сефена.

Она вздрогнула, прижимая к своей груди самый последний модный журнал, и сжимаясь на стуле. Ее кости на коленях резко выступали под материалом джинсов, которые я купил для нее, и она по-прежнему отказывалась носить что-либо, кроме мешковатых свитеров, которые скрывали ее изможденное тело.

Мои ладони сжались в кулаки, когда ярость пронзила меня. В ту ночь, когда Франко привел Сефену, она была одета в бикини, которое болталось вокруг ее тела, словно на египетской мумии. Больные ублюдки, которые продали ее, любили измываться над ней, опаивали ее, били и резали острыми предметами, пока она была обнаженной, и затем заставляли ее творить немыслимые вещи.

— Доброе утро, сэр. — Ее несмелый голос никогда не поднимался чуть громче шепота. Она отказывалась устанавливать со мной зрительный контакт, предпочитая теребить уголки страниц журнала и сжиматься в клубок.

Я презирал зловоние страха, исходившее от ее разрушенной души и избитого тела. Животное, жившее во мне, поджимало свой хвост в страхе, когда сталкивалось с такой жертвой, что была уже разрушена без шанса на восстановление.

Избитые девушки вызывали во мне желание защищать их от всякого зла, но в то же время они убивали мое возбуждение на корню. Я был преисполнен стремлением спасти и убить их одновременно только для того, чтобы вывести из состояния отчаяния.

Я держался на расстоянии, направляясь к перилам, чтобы предоставить ей немого пространства.

— Хочешь, чтобы я позвонил твоему мужу? Я уверен, что он был бы счастлив, поговорить с тобой.

Она яростно замотала головой, заставляя спутанные каштановые волосы вздыматься вокруг своего лица. Слезы в тот же момент неконтролируемо потекли по ее щекам.

— Нет! Я не могу! Он не должен видеть меня такой! Нет... Я не могу… Пожалуйста, не заставляйте меня.

Я поднял руку, сражаясь с желанием убежать прочь от такого отчаяния. Я не мог убежать от этого. Это было причиной моего существования. Это было единственной спасительной чертой характера, которая могла искупить ту злость, что существовала во мне.

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько ты захочешь. Как бы то ни было, ему известно, что ты находишься здесь.

Я позвонил ему в сразу же, как только определил ее личность. Местная полиция узнала, где проживают ее родственники, по спискам без вести пропавших. Сефена была похищена от своего мужа в тот момент, когда они проводили медовый месяц в Греции.

Три гребаных года она принадлежала борделю, который специализировался на обслуживании элитных бизнесменов. Это было место, где не задавалось вопросов, где позволялись самые больные извращения, и где все держали рты под замком.

Сефена сидела вся в слезах. Словно в ужасном сне, что привиделся наяву, мне померещилась на ее месте Тесс. Сломленная, исхудавшая и разбитая настолько, что моя помощь являлась бесполезной тратой времени. Мысль, что такое могло произойти с Тесс, стиснула мое сердце таким страхом, что я не мог сделать и вдоха.

Тесс никогда не будет такой, как Сефена. Тесс принадлежит мне. Я буду защищать ее вечно.

Мне нужно было срочно уйти.

— Если тебе что-то понадобится, пожалуйста, не стесняйся спрашивать. Я не буду торопить тебя, чтобы ты поговорила со своим мужем, но рано или поздно тебе придется встретиться со своим прошлым и двигаться дальше, если, конечно, ты хочешь обрести шанс на счастье. Ты нуждаешься в том, кто любит тебя, нет нужды скрываться в огромном доме, как этот. — Я подарил ей мягкую улыбку и спустился по лестнице.

Мои мысли неумолимо устремились к Тесс. Она будет работать на меня и это будет в некоторой степени облегчением. Будет хорошо иметь официальные отношения на работе. Чисто деловые. Мне будет непозволительно прикасаться к ней. Она будет моим работником — полностью под запретом.

Возможно, что в этом случае я мог бы рассмотреть в ней что-то кроме волевой женщины, которую желал сломить. И, может быть, я заставлю себя измениться от осознания того, что она равная мне.

«Ты все так же будешь жаждать ее крови, ублюдок».

Я тяжело вздохнул.

Даже в том случае, если бы мы сработались вместе, это повлекло бы за собой другого рода последствия в виде офисных сплетен. Как бы я мог объяснить своему рабочему персоналу, почему женщина, с которой я живу, не может сесть, не вздрагивая, или почему ей приходится маскировать косметическими средствами явные отметины на коже?

Голос Тесс раздался в моей голове: «Я сказала себе, что буду сражаться за тебя. Ты стоишь каждого боя, что мне приходится преодолевать. Каждой ссоры и преграды, что встречаются на моем пути. Я буду сражаться за тебя, потому что я влюбляюсь в тебя, Кью».

Неужели она, и правда, имела в виду именно это. Но все же я не мог позволить себе быть с ней абсолютно честным. Я убил своего отца, похоронил пьяницу, которая была моей матерью, и трахнул рабыню, когда освободил ее, а все потому, что у моей силы воли тоже был предел. Она возненавидит меня. Я ненавидел себя. Нет. Тесс никогда не узнает об этом. Так было лучше.

Единственный человек, который все знал, был Фредерик, а одного уже было более чем достаточно. Даже Сюзетт и Франко не подозревали о том, что произошло на самом деле.

Я предпочитал жить в темноте. Один. Я не желал, чтобы Тесс знала истинного меня. Она сбежит. Она нарушит свое обещание и оставит меня. А это было абсолютно недопустимо.

Хихиканье достигло моего слуха, когда я вошел в гостиную, направляясь в кухню. Я сохранил безразличное выражение лица, хотя на самом деле хотел нахмуриться, когда увидел Тесс и Сюзетт, стоящих близко друг к другу, с кружками кофе в руках.

— Так ты направляешься на работу в представительство компании Кью? Не испытываешь страх?

— Испытываю страх? С чего мне бояться? — поинтересовалась Тесс.

— Ну, иногда с Кью в пределах дома достаточно тяжело сладить. А работать с ним... — Взгляд Сюзетт поднялся, встречаясь с моим.

На этот раз я не сдержался и издал рык, который был заполнен долбаным раздражением, что я ощущал.

— Ты закончила, Сюзетт?

Она залилась яркой краской и стремительно рванула в кладовку.

Тесс звонко рассмеялась, делая большой глоток капучино.

— Не нужно срываться на бедную девушку. Она только хотела убедиться, что я готова морально.

Я раздраженно фыркнул, направляясь к уже налитому и идеально приготовленному латте. Может, Сюзетт не знала, когда следует держать свой чертов рот на замке, но она умела делать отличный кофе.