Венское зеркальце
Я запомнил, товарищи,
Фестивальное,
верное,
Дорогое пристанище —
Общежитье фанерное.
Словно символ братания,
Рядом с Кубой —
Британия,
А за стенкой,
не далее, —
Молодая Италия.
Вот она —
география:
Три дорожки из гравия.
Здесь они,
кругосветные,
К центру запросто сходятся,
И под кранами медными
Негры
с немцами моются.
Одеяний стоцветие.
Общежитье на Пратере…
Не года,
а столетия
Друг от друга нас прятали.
За степями-пампасами,
За горами, за далями,
За военными базами
Родились,
вырастали мы.
На смерть веку вчерашнему
Надо было нам съехаться,
Чтоб вот так,
по-домашнему,
Вместе бриться у зеркальца.
В этом зеркальце маленьком
Расстоянья сближаются,
В этом зеркальце маленьком
Вся земля отражается —
Лица желтые,
красные,
И такие индийские —
Удивительно разные,
Поразительно близкие!..
Есть у века двадцатого
Пушки, книги, газеты,
Сила страшная атома,
Скоростные ракеты.
Только зеркальца этого
Так ему не хватало,
Чтобы в нем
человечество
Вдруг себя увидало!
Увидало
доверчивым,
Очень юным
и верным
В центре Вены,
на Пратере,
В общежитье фанерном.
Братислава
Пешком
Совершаю
свой длинный,
Свой первый
по городу
путь, —
Обидно
автобусной шиной
Такую красу
зачеркнуть.
То площадь
в старинной оправе,
То трубы
фабричных застав,—
Ей-богу,
в одной Братиславе
Не менее
ста
Братислав.
Сплетение
улочек тесных,
Скульптур
почерневшая медь.
Как здорово,
как интересно
На окна чужие
глядеть.
Понять бы мне
эту столицу,
Расставить бы все по местам,
Не так-то легко
научиться
Проспектам ее
и мостам.
До улочки
узенькой самой,
В которую
жадно вхожу,
Распутаю
всю Братиславу
И в узел
на память
свяжу.
Баллада о короле
Без знатных званий
и фамилии
Он начинал
как санкюлот,
Шел,
как на пир,
на штурм Бастилии,
Кричал:
— Да здравствует народ! —
Не знал,
что ждет его корона
И власть державная притом,
Что, генерал Наполеона,
Он станет шведским королем,
Двором лукавым возвеличен,
И сам
поверив,
что велик,
С годами
стал он деспотичен,
К одеждам
царственным
привык.
Когда ж монарха хоронили
В костеле,
словно божество,
Когда с почтеньем обнажили
Плечо державное его,
Под роскошью экипировки
Узрел весь двор,
пришедший в храм,
Слова былой татуировки:
Смерть королям,
Смерть королям!
Баллада о вечном узнике
Старик
с хромающей походкой,
Немногословный,
одинокий,
Из жизни вычеркнут
решеткой,
Он пробыл
двадцать лет
в остроге.
За той же самою стеною,
Что Вера Фигнер
и Морозов,
Томился
той же тишиною
И вместе с ними
ждал допросов.
Гулял,
когда они гуляли,
Безмолвно,
медленно,
подробно.
В глухую ночь
они хоть спали,
А он не спал
и кашлял злобно.
Он знал дотошно
их привычки,
Он узнавал их
по дыханью…
День
начинался
с переклички —
Так
двадцать лет
по расписанью.
Он молод был.
И молодыми
Они сюда
пришли когда-то.
Из года в год
он вместе с ними
Старел
под сводом каземата.
Когда бы знал он,
надзиратель,
Тюремщик,
властью облеченный,
Что он,
их мелочный каратель,
По сути
тот же заключенный.
Себя нисколько не жалея,
Они томиться здесь готовы
За торжество святой идеи.
А он за что?
За харч грошовый?