Изменить стиль страницы

«Не под крылом домашней крыши…»

Не под крылом домашней
                    крыши,
А улетев из-под него,
Встречаю в городе Париже
Я день рожденья своего.
Брожу —
       тревожный,
             озабоченный —
По шумной улице ночной
С моей поэмой неоконченной,
Что по пятам идет за мной.
Проходят мимо парижане,
Порой задев
             плечо строки,
И все-таки,
             как на экране,
Они при этом далеки.
Пожар витрин,
            реклам
                  и окон,
Париж в движении таком,
Что нескончаемым потоком
Машины
          движутся
                  пешком.
И я подумал с грустной болью:
Париж —
         краса планеты всей.
Как же могли
              его
                  без боя
Отдать врагу —
               бери,
                   владей?!
Ведь выстоял в огне блокадном
Советский город
                 Ленинград.
Так что ж,
         француз
               на поле ратном
В час тяжкой битвы —
                 не солдат?
Нет!
       Не забыть те дни и ночи,
Когда столетие назад
В крови,
       в огне
         Париж рабочий
Был так похож на Ленинград!
И будет свято помнить русский,
Что здесь
        впервые
             прозвучал
Рожденный на земле
               французской
Наш гимн —
            «Интернационал».
Язык французский
            тем мне дорог,
Что он
       по гимну
            нам сродни.
Но кто же предал
             вольный город
И в прошлый век
            и в наши дни?
Как яркие обложки книги,
Витрины.
Тысячи витрин.
Он здесь, он рядом,
                многоликий,
Приличный с виду господин.
Входили в город вражьи танки,
Он жадно думал о своем:
Не потерять бы
             франки,
                  франки…
Что ж!
     И при бошах проживем.
И понял я как бы впервые:
Мне было легче воевать,
Поскольку,
         кроме всей России,
Нам было нечего терять.
Нет,
       не бистро,
           не стойка бара,
Не магазинчик,
               не лабаз —
Шестая часть земного шара
Была у каждого из нас.
…И понял я в ту ночь,
               как счастье,
Как день
        рожденья
              своего,
Смысл пролетарской нашей
                       власти,
Судьбу народа моего.
1970

«Осторожно, дети!»

Зеленеют скверы
В свежем
      летнем лаке.
Едут
    пионеры
В подмосковный лагерь,
И,
   как доброй новости,
Рад я,
      вдруг заметив
Надпись
      на автобусе:
«Осторожно,
          дети!»
Замерло движение
И, как подобает,
Транспорт
      с уважением
Путь им уступает.
Родина,
      ты самая
Добрая на свете.
Вот она —
      страна моя:
«Осторожно,
          дети!»
Нашего Отечества
Светлая примета.
Но в эпоху атома
Ох, как надо это,
Чтоб
   не на автобусе,
А на всей планете
Надпись,
    как на глобусе:
«Осторожно,
          дети!»
1978

На чужбине

Едем мы по Германии,
По Германии Западной,
Как абстрактная живопись,
Сплошь огнями заляпанной,
Вдоль проспектов дозволенных,
За плечо уходящих,
Мимо окон зашторенных,
Столько судеб таящих!
Мимо зданий зияющих,
До нутра обнаженных…
Как давно мы не видели
Стен,
       войной обожженных!
Не в России — во Франкфурте,
Здесь,
         на самой чужбине,
Дней минувших развалины
Сохранились доныне.
И внезапною памятью
Вдруг в прозренье мгновенном
Вижу форму эсэсовца
На мужчине почтенном.
Он стоит,
            улыбается,
В пальцах веточку крутит.
Как чертовски не хочется
Плохо думать о людях!
Всюду стекла витринные,
И не души,
            а вещи.
Город,
       словно аквариум,
Освещенный зловеще.
Нам дано расписание —
За минутой минута.
Есть маршрут.
А Германия
Где-то сбоку маршрута.
Повседневная,
               близкая
И такая далекая,
С чьей-то нежной запискою,
С чьей-то думой нелегкою,
С чьей-то встречею в скверике,
Самой первой, невнятною,
С чьей-то верностью,
                ревностью,
Мне, быть может, понятною.
Где ж ты, эта Германия,
Что ж ты не откликаешься,
За какими деревьями
От меня ты скрываешься?
Боль в плече от ранения
Мне сегодня,
               как другу,
Не мешает, Германия,
Протянуть тебе руку.
1961