- Ты… ты чего стоишь и не стучишь? Ты чего, заболел?

- Нет, - сглотнув, ответил Мишка.

Он понял, что здесь ей ничего не скажет. Это надо сказать в особом каком-то месте.

- Флюр, давай это… пойдем на Кривое. Я там тебе что-то скажу.

- А что? - разулыбалась Флюра.

- Я там скажу. Тут нельзя.

- Ну, пошли, - согласилась она. - Только ты пока пилотки сделай от солнечного удара, а я полы домою. На, держи газету…

Они шли по горячей и легкой, как воздух, пыли, а впереди уже был виден выщипанный, сожженный солнцем выгон и за ним - зеленая окантовка Кривого озера и само озеро с редкими ветлами на том, крутом берегу с белесой, словно выцветшей на жаре водой.

- Да сними ты сандалии, иди так, - посоветовала Флюра. Сама она была босиком.

Мишка послушался.

- Это я надел, потому что мне сегодня к Елизавете Михайловне идти.

- Ты что, не пошел? Ну и дурак! И так ведь у тебя двойка с половиной по арифметике! - Флюра даже остановилась.

- Да пошли! Вот скажу когда, тогда и скажешь: ду-ра-ак!

Флюра блеснула на него глазами и пошла дальше.

На выгоне, в желтой, объеденной, вытоптанной траве, звенели и метались, треща то красными, то голубоватыми крыльями, кузнечики, словно не было никакой жары и не было на свете лучшего для жизни места, чем этот скучный выгон.

Но вот он и кончился. Пошли огороды с цветущей картошкой, и уже виднелись впереди зеленая щетина осоки и высокие лезвия камыша.

Земля жгла ступни, как раскаленная голландка, и они, не сговариваясь, побежали к воде. А подбежав, встали. Подойти к воде с этой стороны было нельзя. Она отступила, оставив растрескавшуюся, тугую землю, но возле осоки эта земля была влажной, а дальше становилась топкой и страшной. Но она так ласково освежала ноги, что Мишка сказал Флюре, указывая на четкие отпечатки их ступней:

- Смотри, какая приятность!

Флюра глянула на него одобрительно. Неожиданное слово ей понравилось.

- Я теперь все следы буду так называть.

- Не-ет, все нельзя. Только эти, - серьезно возразил Мишка и, внезапно решившись, выдал: - Флюр, давай с тобой поженимся! Не сейчас, а вырастем когда.

- Ну и дурак! - не раздумывая, брякнула Флюра и отвернулась.

Дополнения насчет «вырастем» она не услышала.

Мишка опустил и голову, и плечи, но не онемел. Он такого ответа и ожидал. Все-таки не первый год он дружил с Флюрой и через нее чуточку знал девчонок. Сами только и делают, что играют в дочки-матери, а скажи им об этом - сразу дураком будешь.

- Да ну тебя, ты послушай сначала, - не поднимая головы, заговорил опять Мишка. - Я же говорю: когда вы-рас-тем. Это чтобы у нас железно было. Это ведь договор такой. Вот моя мамка…

И он бестолково, но понятно все-таки для маленького Флюриного сердца рассказал все свои соображения. Ведь и у нее в доме отца на сегодняшний день не было. Пропадал где-то. А Мишка что же, он ей нравился. Он никогда не стрелял из рогатки по воробьям, не таскал кошку за хвост и однажды даже сумел починить ее любимую куклу Розу, у которой оторвалась гуттаперчивая голова.

Милые пригородные улочки, заросшие сизыми вениками, полынью и муравой. Дома через один с поредевшими, как выбитые зубы, заборами, окнами в забитых пылью трещинах, зовущие мужиков с умными мастеровыми руками. Вдовьи дома. Детям они, конечно, не виделись такими. Но горе матерей, лишившихся мужей то ли на войне, то ли из-за нее, вздохами, случайными жалобами, песнями в редком застолье доставало и их.

Флюра уже представляла, как приведет она в дом большого и доброго Мишку, как починит он страшную лестницу в подпол и выгонит за порог вечно пьяного дядю Марселя.

- Ну, давай, - вздохнув, сказала она. - Только когда вырастем. А то сейчас, - она снова вздохнула, - мама не разрешит.

Слов у Мишки уже не было никаких. И он только думал без слов, как скрепить этот договор.

- Ну… дай пять!

И они серьезно тряхнули друг другу руки, как делают после большой ссоры.

- Я тебя ловлю-у! - закричал окрыленный Мишка.

И они затеяли самую простую игру, которой дети научились, наверное, у щенят.

- Флюр, иди сюда! - позвал Мишка.

Он стоял под сломленным грозой осокорем и что-то разглядывал в его корнях. Он выпрямился и округленными глазами глянул на Флюру.

- Смотри, это… это…

На земле аккуратно, словно у порога дома, стояли невиданные какие-то резиновые боты бордового цвета.

- Это калоши счастья! - объявил Мишка и закусил палец.

- Ну да, счастья, - неуверенно протянула Флюра. - Смотри, драные какие внутри.

- Да ты не знаешь, не знаешь! - замахал руками Мишка. - Их ведь сколько людей перенадевало! Я сказку такую читал. Эти калоши… они только одно желание выполняют.

- Я тоже такую сказку читала, - взволнованно возразила Флюра, - только она не так как-то называется…

- Ну все равно, - поморщился Мишка. - Давай я первый желание загадаю!

- А какое?

- Знаешь, попросим, чтобы как-нибудь очутились в Америке. Ну, не насовсем, а так, посмотреть.

- А чего там смотреть?

- А там дома есть по сто этажей, везде кино показывают и негры ходят.

- Не-ет… - поежилась Флюра. - Да ты по-американски и словечка не знаешь! Я хоть еще по-татарски знаю, а ты?

- Ну, тогда, чтобы мы очутились на паруснике в море, а в паруснике - кадушки с золотом, и чтобы приплыли домой…

- А ты плавать умеешь? - прервала его Флюра. - А если утонем? Давай лучше я загадаю!

- А ты про что?

- Я сначала загадаю, а потом скажу, - непреклонно возразила Флюра.

Мишка уже натешился своей выдумкой и безо всяких калош собрался перенестись на шатучую палубу золотоносного корабля. Поэтому он милостиво ответил:

- Давай, загадывай!

Флюра, проверив, нет ли в калошах мышей или тарантулов, влезла в них и зажмурилась.

- Загадываешь? - вновь заинтересовавшись, спросил Мишка.

Флюра досадливо махнула рукой: мол, не мешай.

Желание ее было связано с Мишкиным предложением.

«Конечно, мы сейчас договорились, и это хорошо. Но ведь в августе мы разъедемся по разным пионерлагерям, да еще потом целых семь классов учиться, да еще в пионерлагере - там же другие всякие девчонки будут!» - размышляла она, стоя в калошах счастья, и размышляла, в общем, правильно.

- Ну как? - крикнул ей Мишка, балансируя на поваленном осокоре. Он уже сражался с волнами на своем корабле.

- Никак. Не получается ничего, - ответила Флюра.

- А что ты загадывала?

- Я? Я загадала, чтобы мы с тобой сразу стали большими.

- А-а! Это хорошо бы. Нас дома, может, и ругать перестали бы за всякую ерунду.

- Да не понимаешь ты, - грустно сказала Флюра. - Мы бы тогда сразу и поженились.

- А-а! - только и ответил Мишка. К немедленной женитьбе он был совсем не готов. Тут он глянул на свои ноги и тревожно спросил: - Флюр, а где мои сандалии?

- Откуда я знаю? Там где-то, - пожала она плечами.

«Пусть хоть его сандалии найдутся, а то ему два раза сегодня попадет», - и, сердитая, скинула калоши с ног.

Она уже тоже не верила в калоши счастья, но когда Мишка, размахивая сандалиями, закричал: «Вот они, здесь они!» - Флюра удовлетворенно подумала: «Ладно, хоть тут помогли».

- Вот он, голубчик, - встретил его на пороге дома знакомый голос.

Елизавета Михайловна сидела за столом с мамой. Они пили чай и перемывали ему косточки. Ему казалось, они злорадно наблюдали, как он медленно вытирает ноги о половик и пристраивает возле вешалки пыльные сандалии.

- Ну… спасибо за чай. Пойду. Вы уж без меня побеседуйте.

Проходя мимо него, Елизавета Михайловна сделала вид, что хочет дать ему затрещину (чего никогда не делала), и сказала:

- Завтра чтоб был!

Учительница ушла - и началось!