После этого дети, что на реке рыбу удили, рассказывали, что проходящий по берегу шёл – и как посмотрит на Ваську-задиру! Парень с тех пор заикаться стал и не задирает никого. Знать, наказал его проходящий.

Потом баба Нюра и её сноха, потом Киселёв и старец Михаил, и ещё много народу видели – как тот проходил. И все, кто видел, о грехах своих думать стали и бояться Страшного Суда. А Фрол-бандит, что с каторги вернулся да в поле проходящего увидел, долго пил, а потом повесился.

Старец Михаил с отцом Терентием совет держали после всего. Думали, не сам ли это чёрный Никола ходит. А ежели так, остаётся только молиться. А проходящий как будто знал про это. Пошёл отец Терентий за брусникой и грибами, а как спина устала сбирать – распрямился. А перед ним сам проходящий глаза в глаза! Поп ничего сказать не может, и смотрят друг на друга. Лицо у проходящего гладкое, будто восковое, нос острый, глаза зелёные и тусклые, пальто чёрное, дорогое, картуз знатный, сапоги хромовые. И весь он как неживой. Батюшке и ходу нет – он-то понимает, что демон перед ним. Чай, семинарию закончил. А в семинарии, известно всем, учат этому: и как зовут каждого демона, и чем он может грешника покарать. У касюги, окромя связи с Зинкой, больше грехов не было, ну ещё напился в святой день – так то один раз. Хотел поп себя крестным знамением осенить, но руки онемели тотчас. А проходящий улыбнулся и дальше пошёл. Батюшку из лесу на руках выносили – благо нашли, а то бы и волки могли съесть или бирюк.

В церкви у иконы Николы Мокрого лампада и множество свеч с тех пор горело и днём и ночью. И всегда масло доливали. А бабы простоволосые на рассвете деревню обошли, верес зажигали, но ничего не помогло.

И вот пришёл мой черед. Шёл я в костёр. Вдали туча висела, суровая и тяжелая – видно, Илья-пророк армию сбирал. Да уж больно мне на ошару хотелось. И вот (Христесынебожий!) на крест сам он и выходит. Переофеститься даже в голову не пришло – можно ли демона злить?! Напротив, как на крест вышел, поклонился ему и в почтении встал. Проходящему это понравилось. Стоим мы на перекрёстке, и тут он спрашивает меня загробным голосом: «Ты ли бабкин сын?».

Поняли теперь, кто это был?! Ну да… Он самый! Теперь главное – на вопросы ответить правильно, иначе всё, прощай белый свет.

- Я бабкин сын, – отвечаю. – Она меня крестила, значит, она моя крестная мать.

- Почему птицы не остаются жить на юге, а весной возвращаются в наши края?

- Потому что гнездятся здесь, значит это их Родина. А известно, Родина, хоть и лютая зимой, но без неё жить не можно.

- Задам тебе последний вопрос: почему люди в лесу блуждают?

- Известное дело, потому что перед тем, как в щедрошник войти, нужно дары принести и лесному царю, и царице, и духам. И тогда дадут они тебе и грибов, и брусники, и дорогу укажут.

- Правильно, Иван. Я теперь уйду, а ты на вот, ешь яблоко. Прабабка твоя прислала.

- Как же, Хозяин, ведь померла давно?! Впрочем, что я спрашиваю…

Взял я в руки золотое яблоко и откусил. И тут он пропал. Долго стоял я на перекрёстке, жизнь свою вспоминал. Потом дождь пошёл, и мне полегчало. С тех пор и ходят ко мне люди за помощью. Делаю, что могу. А если не могу – иду на перекрёсток и совета спрашиваю. Постою, подумаю, заклинанье само в голову и придёт.

Да будет так.

Гниль

Как обычно, в шесть утра я вышел гулять с собакой. Соседи напротив уже скандалили. Не понимаю, зачем жить вместе, если не получается? Выйдя на улицу, я попытался обогнуть клумбу с кладбищенскими цветами – детище соседки с первого этажа, чья голова уже торчала из окна в ожидании меня: «Иди гулять со своей собакой в поле, тварь! Не дай бог, она мне на цветы нассыт, я тебя сгноблю!». Я поспешил ретироваться. Проходя мимо стоянки, я увидел, что у одной из машин проколоты все четыре колеса – какой-то ротозей опять поставил не на своё место. В поле было хорошо, мой пёс носился по росе и радовался жизни. Но вдруг я увидел какое-то чёрное пятно в дальнем конце пашни, как будто кто-то разлил мазут.

Гниль пришла в поселок из болота. Сначала мы наблюдали, как она ползёт по полю, от чего все кормовые покрывались гадостью и разлагались. Потом стала гнить земля, потом гниль подкралась к окраине посёлка и стала взбираться на стены домов, и они все сплошь покрылись чёрным грибком и наростами. Через окна она проникла в квартиры. Отпали обои, и стало жутко вонять плесенью.

Пригласили специалистов из санэпидемстанции. Те попытались бороться, но ничего не получилось. Гниль продвигалась всё дальше. Люди вставали утром и видели, как всё новые участки дороги покрывались плесенью и гнилью. Везде были черви. И вот гниль добралась до центральной площади, покрыла чёрным грибком и белой плесенью гипсовый памятник Ленину, у которого в девяностые отломали руку. Из труб текла вонючая вода, купленный хлеб сразу же делался несъедобным. Люди стали кашлять и задыхаться. Это было похоже на проклятие.

Через какое-то время половина посёлка стала чёрной, и на этом фоне стали проявляться красные прожилки в форме каких-то рун. Присмотревшись, мы увидели, что это вовсе не руны, а просто мат. Красные каракули были очень похожи на матерные слова и оскорбления. Люди из этой части уехали кто куда. Некоторые жили в палатках у родника – с другой стороны посёлка.

Он появился, когда гнили до моего дома оставалось несколько метров. Я увидел, как он ходит по улицам и раздаёт свои бумажки с приглашением в клуб на богослужение. Марк был одет как заграничный пастырь – в чёрный пиджак с торчащим белым воротничком. Большинство из тех, к кому проходил проповедник, посылали его прямым текстом, а я принял приглашение и вечером явился в клуб. Нас собралось около двадцати человек.

Марк начал проповедь. Он быстро ходил из одного конца сцены в другой и просил, чтобы дух божий вошёл в нас. Мы тоже стали громко просить, и многие впали в транс – стенали и плакали. Меня начало колотить, и я увидел, как всё помещение клуба залил яркий свет. Это было очень приятное состояние, но дело даже не в этом. После сеанса многие поняли, что жили неправильно. На следующее богослужение пришло около ста человек, и весь зал рыдал о своих грехах. Многие катались по полу.

Марк проповедовал каждый день. Когда люди перестали вмещаться в клуб, он стал вещать прямо на площади. Наша жизнь изменилась, уже не было слышно ругани, все помогали друг другу в борьбе с гнилью. И она начала отступать. Воздух сделался чище, стены домов просохли. Через неделю гниль ушла обратно в болото.

Марк должен был уезжать, и мы собрались в последний раз на площади. Вернулись все, кто уехал, встали рядом с нами. Радость наполнила наши сердца, но тут подъехали полицейские уазики. Марка арестовали. Ему предъявили обвинение в незаконной миссионерской деятельности и посадили на несколько лет. Нам сочувственно разъяснили, что жители посёлка стали жертвой деструктивного культа. Люди рассуждали о том, что сектанты приходят, когда беда, и пользуются этим, что они зарабатывают большие деньги на чужом горе, что гниль ушла сама собой… Не знаю, какие деньги заработал Марк, ведь мы не дали ему ни рубля. В тюрьме его никто не навестил, но люди с тех пор боялись хамить и ругаться – а вдруг гниль вернётся. Говорят, человек может переделывать мир под себя. Хорошо, что многие из нас поняли – гниль порождает гниль.

Дождаться или умереть

Когда-нибудь ты поймёшь, что тебе нужна только я,

когда-нибудь ты посмотришь мне в глаза и скажешь,

какой же я был дурак,

всё, что мне нужно, было рядом все эти годы!

Я обниму тебя и, наверное, заплачу.

Просто потому, что очень тебя люблю.

Невыносимые сумерки опустились на город одиноких людей. Через открытое окно они затекали в самое сердце, наполняя его угнетающим чувством небытия. Цепочка воспоминаний текла перед глазами нашей героини, и все они были о нём, потому что в её жизни ничего не существовало, кроме него. Никогда.