Изменить стиль страницы

— Лидия Алексеевна, теперь можно задавать вопросы?

Лидия Алексеевна пристально посмотрела на него большими карими глазами, немножко сдвинула брови и ответила довольно неохотно:

— Н-ну… Пожалуйста!

Оська загнул на левой руке палец:

— Первый вопрос: одобряют в райкоме, что мы взялись восстанавливать школу?

Лидия Алексеевна секунду подумала.

— Вообще одобряют.

— Оська, подожди! — вмешался я. — Позвольте мне теперь спросить. А верят в райкоме, что мы сможем сами ее отстроить?

— Сами? Без помощи взрослых?.. Конечно, не верят, ребята!

— А я думаю, все-таки смогли бы, — пробормотал Оська и загнул второй палец. — Лидия Алексеевна… теперь такой вопрос: как вы думаете, райком нам не поможет? Зачем вас к нам послали?

Держа обеими руками ремешок от полевой сумки, Лидия Алексеевна тихо покачивала ее у себя перед коленями.

— Вот что, ребята! — заговорила она медленно и очень серьезно. — Вы не маленькие. Правда ведь? И вы сами должны понимать, что в один день такие дела не решаются. Так?

— Так-то так, — сказал Тимошка, — а все-таки, если бы нам дали материалов…

— Тут не в материалах дело, а в людях, — перебила его Лидия Алексеевна. — Поймите вы, что в одном только нашем районе разрушены сотни домов и зданий. Каждый рабочий, каждый инженер сейчас на учете. Понятно вам? Ну вот! Поэтому я вам сегодня ничего не скажу. Вернее, скажу только одно: продолжайте вашу работу по очистке. Когда бы школу ни восстановили, такая работа даром не пропадет, и вам всегда скажут спасибо. Ясно? А пока до свидания. Только не отдирайте досок от чужих заборов!.. Я завтра под вечер опять загляну.

Мы расступились, закричали на разные голоса: «До свидания, Лидия Алексеевна! До завтра!» — и Лидия Алексеевна выбралась из толпы. Спускаясь с холма, она обернулась и крикнула:

— Может быть, меня к вам вожатой назначат!

Яшка слегка присел, поднял руки и вполголоса скомандовал:

— «Ура» давайте! Ну!.. Три-четыре!

— Ура-а-а!

— Три-четыре!

— Ура-а-а!

— Три-четыре!

— Ура-а-а!

Лидия Алексеевна еще раз оглянулась на ходу, подняла над головой полевую сумку и помахала нам ею.

Нечего и говорить, как поднялось у нас настроение! Наверное, минут пятнадцать после ухода вожатой мы кричала и веселились вовсю.

— Это она так просто говорит, что ничего еще не знает, — волновался Тимошка. — Как же! Стал бы райком зря человека присылать!

— Конечно, там уже что-то решили!

— Теперь пусть попробуют отнять кирпичи! Пусть попробуют!

Пока все кричали, Оська о чем-то шептался с Яковом. Потом они оба поднялись на крыльцо, и главный инженер несколько раз крикнул: «Тише!» Когда шум утих, Оська стал говорить речь. Он сказал, что мы должны теперь особенно напряженно работать, чтобы в райкоме поняли, на что мы способны. И он сказал, что завтра с утра нужно отправить экспедицию в лес, на противотанковый завал.

— Понимаете, как это будет здорово! — сказал он. — Лидия Алексеевна завтра прядет, а у нас уже вот такие бревна заготовлены и пригнаны по реке. Это раз! А что касается инженера для руководства строительством, то я попытаюсь сагитировать одного соседа по квартире. Он работает на восстановлении Дворца культуры. У него, правда, характер довольно тяжелый, но я с ним попробую поговорить.

Все согласились с председателем. В экспедицию назначили девятерых мальчиков, в том числе Оську, Якова, Тимофея, Андрюшку и меня. Руководство работами на завтрашний день поручили Галине.

После этого мы разошлись на обеденный перерыв, а после перерыва работали еще часа три.

Мама в этот вечер вернулась домой поздно, когда я уже спал. Я проснулся, поднял голову с подушки и сказал:

— Мама, а ты знаешь что? Нашим строительством сам райком комсомола заинтересовался!

Мама сказала:

— Да ну? Серьезно?

И мне показалось, что она не очень удивилась.

Я решил не говорить маме о том, что еду в экспедицию. «Вдруг не отпустит?!»

Глава IX.

Экспедиция

Проснувшись пораньше, я сбегал за хлебом, взял топор, провизии в рюкзак и ушел из дому, не разбудив маму. Я только оставил ей записку: «Мамочка, не волнуйся и не сердись. Ушел по важному делу. Вечером вернусь».

Часа через полтора наша экспедиция высадилась из поезда на маленькой платформе Раздолье.

Хотя мы и собирались к вечеру вернуться домой, но каждый из нас снарядился на славу: каждый нес топор, или пилу, или веревку для вязки плотов; у каждого за спиной был мешок с засунутым туда пальто и однодневным запасом провизии. Яков захватил свой фонарь, Оська — компас, а Саша Ивушкин — бинокль.

Мы шли гуськом вслед за Тимошкой по тропинке между картофельными полями.

Завснаб то и дело оглядывался и даже пятился задом, чтоб удобней было говорить:

— Ребята! Мы вроде экспедиции, которая ищет эти… как их… Ну, железо там, нефть…

— Разведчики полезных ископаемых, — подсказал Анатолий.

— Ага! Будто нас послали найти такое полезное ископаемое, которое имеет огромное значение для страны.

— Нет, товарищи! — сказал Оська. — А знаете, какое еще значение имеет наша экспедиция? Не только строительное, а еще и научное. Помните, когда-то «Пионерская правда» писала, что ребята исследовали малые реки?.. Сколько раз мы бывали в этих местах! Разные пионерпоходы и все такое… А кто из нас хоть раз исследовал, как течет река Уклейка от этих мест до города? Никто.

Скоро мы вошли в лес и зашагали по краю дороги.

До войны я часто бывал здесь с ребятами. Тогда это был веселый, спокойный лесок, такой уютный и знакомый, как комната в своем доме. Здесь среди густых неподвижных елей было много полянок, где мы строили шалаши, играя в следопытов; здесь были заросли молодых березок, которые даже в дождь казались освещенными солнцем, и здесь всюду была такая густая, мягкая трава, что на ней мы кувыркались и боролись, как на матраце.

А теперь я шел и не узнавал леса. Вместо молодых березок торчали над землей какие-то колья без веток, без листьев — их начисто срезали снаряды и пулеметный огонь. Одни елки лежали на земле с бурой хвоей, с перебитыми стволами; другие, такие же бурые, навалились на соседей. А те, что не упали, стояли теперь изуродованные, с надломленными ветками, висящими беспомощно, словно отсохшие руки. Всюду земля была изрыта воронками, вокруг которых валялись комья глины и масса развороченных корней. Часто мы видели в траве то оторванный немецкий погон, то какой-то ремешок, то консервную банку, то стреляные гильзы.

У меня стало грустно и тревожно на душе. Притихли и остальные ребята, хмуро поглядывая по сторонам.

Так шли мы около часа. Наконец Тимоша остановился и сказал:

— Здесь!

Мы огляделись. Прямо перед нами была тихая узкая речка, в которой отражались облака и верхушки сосен. Дорога уходила вдоль берега вправо. Слева, метрах в пятидесяти от дороги, громоздился противотанковый завал. Большие сосны были надпилены на высоте метров трех от земли и свалены в одну сторону верхушками. Их огромные засохшие ветки придавили кусты и молодые деревца, и те росли вкривь и вкось, помятые, согнутые, но все же зеленые, живые. Над всей этой мешаниной из веток, стволов и засохших игл возвышались редкие неспиленные сосны.

Тимоша вертелся перед нами, очень довольный:

— Ну, что я вам говорил? А? Хватит здесь бревен? А? Хватит?

— М-да, — сказал Оська. — Это, кажется, то, что нам нужно.

Все хвалили завснаба. Только Яша, жуя травинку, проворчал:

— Семь потов сойдет, пока мы хоть одну лесину отсюда вытащим.

— Что ж, что семь потов! — сказал Оська. — На то и трудности, чтоб их преодолевать. Пошли!

Мы шагнули было к завалу, но вдруг Андрей закричал:

— Стойте! Послушайте!..

Все остановились. Андрей заговорил почему-то шопотом, все время озираясь по сторонам:

— Ребята! А знаете, что я вам скажу? А что, если перед завалом еще остались мины? А?.. Что тогда?