Он аккуратно забирает Айвери у меня, поднимает его на руки и поворачивается спиной.

— Ты идешь? — требовательно спрашивает он холодным голосом. Он шагает вперед к низкому куполу на горизонте, когда бледные пальцы розово-золотого заката начинают ползти по небу. Мои ноги спотыкаются, скользят по льду, пока я пытаюсь не отставать, глаза прикованы к Айвери, пытаясь поймать хоть маленькое движение, я так сильно этого хочу, что в уголках глаз появляются маленькие искорки. Но он неподвижен в руках моего отца, и я едва могу дышать, потому что сделала это. Я сделала это.

Кем я стала?

40

Самая холодная вещь в доме моего отца — это я.

Самая пугающая — Айвери.

Джек аккуратен. Джек добр, когда дело доходит до спасения жизни сына смертельного врага. Он кладет Айвери на грубую деревянную скамейку, заваленную мехами и разводит огонь, пока не кажется, что его дом обязательно развалится вокруг нас потоком растаявшего льда. Это не так. Комната быстро нагревается, и я слоняюсь у двери, смотрю и жду, когда Айвери пошевелится.

— С ним все будет в порядке? — у меня трескучий, хриплый голос. Я съеживаюсь, когда слышу его, но я все равно продолжаю, потому что мне нужно знать.

— Я имею в виду, это место… он просто не может… он не может здесь умереть, правда ведь? — я не могу отойти от двери. Я не знаю, что делать. Что я могу сделать, после всего этого? Может мне просто прокрасться в ближайшую дыру и остаться там, подальше от мира? Это то, что здесь делает Джек? Это раскаяние за свою жестокость держит его здесь? Он закончил всю жизнь, большую или маленькую — расплата должна быть.

— Он такой же слабый, как и все люди. У его тела есть пределы, — отвечает он, сверля меня своими серебряными глазами. — И ты почти убила его. Ты видишь здесь… — он сдвигает одеяло, открывая плечо Айвери: отпечаток руки выжженный на его бледной коже, бледная кожа, которая становится еще бледнее, более прозрачной, даже когда я смотрю.

— Его дух слаб, он угасает. Я не уверен, что тепла тела будет достаточно.

— Что тогда? Что мы будем делать?

— Надеяться, — пожал он плечами. — И мы доставим его домой.

Я киваю.

— Я не думала, что ты будешь таким… что тебе все равно…

— Я не хотел бы видеть, как сын Графа умирает на моих глазах. В чем бы ни был его проступок, он не заслуживает этого.

Я смотрю на него, расстроенная его отношением. Кажется, мы ошибаемся. Он должен был нанести ущерб. Я должна была остановить его. Разве это не так? Как это было? Неужели я так сильно изменилась?

— Разве не в природе дело? Выживание? — спрашиваю я сбивчиво.

— Он не должен был быть здесь! — рычит Джек, пылая глазами.

— Он не был бы здесь, если бы ты остался и сражался сильнее! — кричу я в ответ, слова, отрывающиеся от меня, горячие и тяжелые. — Он привел меня сюда, чтобы вернуть тебя! Он говорил, что мы должны прийти, иначе я потеряюсь между мирами. Он говорил, что я слишком стараюсь, но я не могу остановиться…

— В любом случае, кто тебе сказал, что ты должна делать мою работу? — требует он.

— Это был выбор, — отвечаю я. — Когда ты ушел, Майская Королева сказала мне, что я не могу просто уйти домой. Я должна была остаться в Королевском Суде навсегда или уйти и делать, что делал ты… и что еще я могла вообразить? Ты только что ушел! Ты оставил меня там! — у меня ком в горле. — Все остальные видели правду о том, кто я есть. А почему не ты? Неужели я такая ужасная?

Он хмурится, и температура в комнате падает.

— Почему ты так говоришь?

— Ты бросил меня! Ты отказался меня принять, хотя это очевидно кто я есть! — я чувствую безрассудность, решительность достучаться до него, несмотря на последствия. Я хочу, чтобы он увидел меня, действительно увидел. — Ты боишься? — требую я.

— Я — нет! — вспыхивает он, становясь выше, окна скрипят ото льда. Он бело-серый, суровый, как снежные облака, его губы покрыты льдом, волосы густые от этого же. Серебряные глаза блестят, а толстые пряди льда начинают ползти по стенам, как угловатые стволы деревьев.

— И что теперь?

— У меня не может быть дочери! — отвечает он. Лед ползет по потолку, и я не должна была этого делать, не должна была ранить его. Айвери замерзнет.

— Это невозможно!

— Окей, — говорю я слабым голосом, с трудом сидя на скамье напротив Айвери. Я едва ощущаю тепло огня, я так устала, так озабоченна тем, что произошло. Смотрю, как грудь Айвери поднимается и опускается, и говорю себе, что остальное не важно. Мне нужно доставить его домой. Мне нужно все наладить.

— Это был сон, который мне снился, — вздыхает Джек, садясь рядом. — О женщине. Из жизни, которую я мог только наблюдать. Я всегда был снаружи, в вашем мире. Наблюдал за семьями, приютившимися в своих домах, вне моих игр. Это не было чем-то, что я имел. Я не человек. Я не могу быть отцом!

— Но ты есть, — ошеломленно говорю я, продолжая смотреть на Айвери. — Граф Октября отправил мою мать к тебе. Она была такой же реальной, как я сейчас.

Он следит за мной.

— Это было реально?

Я киваю и не могу выдавить ни звука, лишь замечаю странные домашние штрихи в комнате: снежный глобус Лондона на полке камина, белую фарфоровую кружку на маленьком столике у огня, ворсистый ковер перед ним. Лестница с орнаментом, резные шпиндели выглядят, будто стволы деревьев. Вся эта его непохожесть, этот его отказ от меня, он сделал дом здесь.

— Но этого не могло быть, — выдыхает Джек. — Это невозможно. Это неестественный порядок вещей… — он встает и начинает расхаживать туда-сюда, проводя руками по голове. — Она была реальной, — бормочет он. — Волки говорили, что она не своя. Я думал… Я думал, это был сон. Я никогда не позволял себе думать… — он трясет головой. — Как это может быть?

— Граф Октября имеет какое-то отношение к использованному ей заклинанию.

— Граф всегда ненавидел меня, — говорит он. — Он все это сделал, использовал тебя, чтобы избавиться от меня!

— Теперь, когда ты знаешь правду, ты можешь сказать им! — говорю я, слезы накатываются на глаза. — Они простят тебя, и ты сможешь вернуться. Я не могу этого сделать, Джек. Это все, — я показываю на Айвери, — это все моя вина. Я потерялась. Я не могу так поступать!

— Я не вернусь, — отвечает он тихо, смотря, как я смазываю лед со своих щек. — Почему я должен? Люди не знают, кто я, что я делаю для них! И я не пойду к тем, кто обвинил меня и требовал справедливости. Граф, возможно, манипулировал этим, но это не все, что он делал. Королевский Суд колеблется от этих проявлений власти. Он был испорчен изъянами человечества…

— Люди знают твое имя, — сообщаю я ему, голова болит. — Люди знают, что ты делаешь. Есть легенды о тебе. Они были уже сотни лет. Есть поэмы, кино, детские истории, легенды в старых книгах…

— Обо мне? — его глаза блестят от внезапного восторга. Я помню, как наблюдала его игру-сражение с Северным Ветром. Он другой в своем мире, но лишь отчасти. Он все еще изменчивый, игривый. Он никогда не будет тем, кем я хотела, чтобы он был все эти годы, когда представляла себе отца. Он переходит от отчаяния к ликованию в одно мгновение. Он ребенок. Чего я ожидала? Как он собирается помогать?

— Да, — вздыхаю я. — Они знают, что ты делаешь для них.

— Они верят в меня? Если бы я был среди них, они бы знали, кто я?

— Ну… — колеблюсь я. — Я имею в виду, они верят в тебя глубоко внутри. Они видят, что ты делаешь, и они восхищаются этим.

— И ты все это время делала мою работу?

— Я пыталась, — отвечаю я. — Айвери говорит, что я была поглощена… Он сказал, что я исчезну.

Джек беспокойно смотрит на Айвери. Я понимаю, что сквозь молодого человека можно увидеть линии дивана, и сердце кровью обливается.

— Но ты не сделала этого.

— Нет, — отозвалась я. — Он сказал, что я должна вернуть тебя, чтобы ты научил меня…

— Нелегко шагать двумя мирами, — говорит Джек, сидя рядом со мной, уставившись на камин. — Мне жаль тебя, маленькая Сова, но я не вернусь. Я останусь здесь.