Расмус тоже смотрел, стиснув зубы, а потом развернулся и сел, махнул слуге наполнить его бокал.

Печаль опустилась, заняла себя вином, а Лувиан сел рядом с ней.

— Что все это было? — шепнул он, склонившись к ней.

— Понятия не имею, — соврала Печаль.

Она ощущала взгляд Лувиана на себе, он ждал больше, и жар охватил ее тело. Она была спасена, когда Мелисия встала, и комната затихла. Веспус и Мэл поспешили занять места.

Она заговорила на риллянском, меридийском, свартанском, языке Скаэ, астрийском, нирссейском, а в конце на раннонском, и Печаль решила, что она говорит одно и то же:

— Приветствую, друзья, мы благодарны, что вы прибыли сюда для Дня Именования нашей дочери. Чувствуйте себя как дома, празднуйте с нами. Нет ничего ценнее новой жизни, и для нас честь поделиться этим с вами.

Комната взорвалась аплодисментами. Мелисия поклонилась и села. Большие двери тут же открылись, и начался пир.

Печаль поглядывала на Расмуса, тот посмотрел на нее и отвернулся. Он обратил внимание на кузину, его улыбка сверкнула так, что озарил бы комнату. Ревность пронзила сердце Печали. Она пронзала яростно вилкой курицу. Она не имела права злиться, в этом она пыталась убедить себя. Она не имела права.

Но это не прогоняло ощущение.

За ужином последовали напитки, гости перешли в другую комнату, где можно было сидеть, как хочешь. Мелисия и Каспар удалились, оставив остальных праздновать. Веспус направился к Мэлу с Афорой под руку, а Печаль пошла в другой конец зала к Дарси и леди Скаэ.

Лувиан пропал, сославшись на боль в зубе, и Печаль просила Дарсию научить ее пару фраз на свартанском. Пока Мэл прилипал к риллянским друзьям, она укрепляла отношения с лидерами других стран. Лувиан гордился бы.

Расмус смеялся в другом конце комнаты, звук бил ножом по сердцу Печали. Этот смех был единственным, который она слышала дома, хоть и приглушенно. Тут он развернулся, был громким и живым. Она еще не слышала у него такой смех. Хоть она запрещала себе, она оглянулась и увидела его с Эйрлис, чье лицо отражало веселье, ее плечи беззвучно дрожали. Рядом с ними третий риллянин с рыжими волосами смеялся так сильно, что щеки блестели от слез. Она едва узнала Расмуса, он жмурился, хохоча.

Она отвела взгляд, ее смущал коктейль грусти, зависти и раздражения. Он вел себя так, чтобы насолить ей, или показывал так, что ему все еще не все равно?

— Они пили Звездную воду, — Дарсия покачала головой. — Глупые дети.

— Звездная вода? — Печаль о таком не слышала.

— Фишка юных риллян. Богатых, по крайней мере. Она из смолы дерева альвус. Очень сильная. Немного помогает проще смеяться. Еще переборщить, становится плохо. Но, — она сделала паузу, — не им. Мой посол присылал мне немного, и мне не пошло. Хотя я, — она не сразу подобрала раннонское слово, — не слаба в плане напитков.

Печаль запомнила, что нужно избегать Звездную воду. Если Дарсия, что пила алкоголь из аниса, не справилась с этим, то Печаль точно не сможет.

— На что похож вкус?

— На манию, — сказала Дарсия, и Печаль подумала, что она спутала слово. Мания не была вкусом. — Если королева их увидит, будет в ярости, — продолжила она.

— Она это не любит?

— Ни капли. Они бы не посмели это пить, будь она еще здесь.

Печаль посмотрела на Расмуса, прикрывающего рукой рот, другой сжимающего плечо Эйрлис, пока он смеялся. Он не управлял собой, дикий, и впервые ей стало не по себе от его острых ушей и волшебных глаз. Может, Дарсия была права, и это был вкус мании. Она смотрела, а он сделал еще глоток, его глаза странно блестели. Она никогда не видела его таким, и ей это не нравилось.

— Я в уборную, — сказала она.

Страж указал ей направление, и Печаль была рада уйти от шума и атмосферы зала. Она задержалась в прохладной комнате, подставляла запястья, и холодная вода успокаивала ее сердце.

Дверь распахнулась, и принцесса Эйрлис прошла туда. Ее щеки были красными, глаза сияли. Она улыбнулась Печали.

— Прошу прощения. Было не заперто.

— Я закончила, — сказала Печаль, протиснулась мимо риллянки и вышла в коридор.

Расмус стоял там и ждал Эйрлис. Он увидел Печаль и пошел по коридору.

— Расмус? — она не сдержалась.

Он сделал еще два шага и остановился, задрал плечи, спина была прямой, он медленно развернулся и посмотрел на нее. Его галстук был ослаблен, пиджак — расстегнут, было видно белую рубаху под ним, шнурки на ней были развязаны. В левой руке он сжимал маленькую бутылку, наполовину наполненную прозрачной жадностью.

— Здравствуй, — сказала она.

Он старался скрыть эмоции, но на миг маска дрогнула.

— Здравствуй. Как тебе праздник?

— Неплохо.

— А Рилла? Как тебе моя страна? — его акцент изменился с их прошлого разговора. Он звучал сильнее как риллянин, выделял «р» и растягивал певуче слова.

— Красивая, — Печаль хотела ударить себя за глупые ответы.

Он шагнул к ней, окинул взглядом, и ее сердце быстро колотилось.

— Хорошо выглядишь, — выдавил он.

— Спаси… — она остановила себя. — Это мило с твоей стороны, — закончила она.

Он кивнул, словно это не имело значения, словно он не ожидал от нее ответа в стиле Риллы, а потом он поднял бутылку к губам.

Его глаза тут же изменились. Они казались металлическими, сиреневый напоминал сталь. Ее желудок сжался.

— Это Звездная вода, — он проследил за ее взглядом на бутылку.

— Я поняла. Фейн Дарсия мне рассказала.

Она не хотела отравлять себя после слов Дарсии, но он протянул ей бутылку. Печаль замешкалась и некрепко взяла ее.

— Жаль насчет твоего отца, — немигающие глаза Расмуса смотрели на нее. — Я бы написал, но лорд Дэй дал ясно понять, что вести от меня тобой не приветствуются. Это не уместно.

В его голосе впервые стало слышно эмоции, но то была горечь, его акцент превращал слова в камни.

— Никто не обвинил бы тебя в выражении соболезнований дочери человека, в доме которого ты жил десять лет.

— Мы послали венок.

Печаль резко вдохнула, забыв об осторожности.

— О, тогда ладно, — он терпеливо смотрел на нее, и ее гнев вспыхнул. — Это была ошибка, — сказала она. — Я должна была понять тогда.

— Тогда спокойной ночи, — он попытался уйти, но Печаль не могла остановиться.

— Расмус. Мы… можем быть друзьями? Ты все еще мне важен, — слова слетели с ее губ раньше, чем она их остановила, и она сразу поняла, что это были худшие ее слова.

— Важен? — его лицо резко лишилось цвета, и ей стало страшно. — Важен? Звезды, почему нельзя ранить меня в сердце и покончить с этим? — он развернулся и зашагал прочь.

— Расмус, прошу, — отчаянно позвала она, зная, что, если он уйдет, она потеряет его навсегда. — Я не это имела в виду. Рас, я пытаюсь… Прошу, выслушай.

Но он шел, и Печаль посмотрела на бутылку в своей руке, попыталась еще раз остановить его.

— Ты забыл Звездную воду, — крикнула она вслед.

Он замер, оглянулся. Свет лампы упал на его профиль, и Печаль выдохнула с облегчением. Теперь она объяснит…

— Оставь. Я-то знаю, как ты любишь экспериментировать со всем риллянским.

Его слова ударили ее, Печаль сжалась, хрипя. Расмус ушел, не оглянувшись.

Эйрлис боролась с ручкой на двери туалета, и Печаль подхватила юбки и поспешила в зал. Дарсия и леди Скаэ ждали ее.

Северные правительницы болтали весь путь до маленького замка, их слова окружали Печаль, она кивала и улыбалась в нужных местах. Она даже осталась в зале и выпила с ними, участвовала, пока леди Скаэ не оставила их.

Они пошли по кроватям, Печаль оставила платье и сумку кучей на полу. Она легла на кровать и смотрела в потолок, сердце разбивалось, пока она думала о правде. Она никогда не мечтала о будущем с ним, не потому что он был риллянином, а она — раннонкой. Не из-за долга. Она знала, что он хотел от нее. Знала, что он годами хотел от нее услышать. Но она не могла. Она не любила его. Не так, как он от нее хотел. Она хотела его, любила как друга, доверяла больше почти всех. Но она не любила его. Она не была уверена, что могла так любить.