В конце коридора была лестница. Дойти до нее не составляло никакого труда. Пол был покрыт какой-то резиной, заглушавшей любые шорохи. Лестница, конечно, вела в холл. Внизу его могут заметить. Эрмантье не знал, на каком этаже находится — на третьем или на четвертом. Да и откуда ему знать, сколько здесь этажей? Ухватившись за перила, он решил не отпускать их, пока не доберется до первого этажа. По запаху он отыщет там кухню. Ибо ни в коем случае нельзя появляться у главного входа. А попав в подсобные помещения, он уж как-нибудь выберется: найдет на ощупь окно или дверь черного хода. Откуда-то доносился шум лифта. Эрмантье слышал, как скользит его клеть. Она явно поднималась, потом раздался стук, и он понял, что лифт остановился этажом выше. Затем железная дверца тихонько закрылась, щелкнул замок. Куда направился только что вышедший человек, угадать было нельзя: резиновая дорожка заглушала не только шаги Эрмантье Он заспешил, и перила выскользнули у него из рук. Не было больше ни перил, ни ступенек. Он прибыл — спустился в холл. В конце этого холла, вероятно, находится лоджия — предназначенная для сторожа застекленная кабина. Сейчас его окликнут. Но нет. Похоже, никого там не было. Он двинулся дальше, пытаясь сориентироваться. Может, под лестницей ему удастся отыскать какой-нибудь проход.

Чья-то рука коснулась его плеча. Это произошло молниеносно и до того неожиданно, что он чуть было не упал от испуга.

— Ancor voi! — прошептал чей-то голос. — Siete incorreggibile! Via, venite.[14]

Его поймали. Он чувствовал себя слишком слабым, слишком несчастным, чтобы сопротивляться. Стоит ли отбиваться, как прошлой ночью? Женщина позовет на помощь. И опять его схватят, пожалуй запрут, доведут уколами до полного отупения.

— Отпустите меня! — попросил он.

Она не понимала по-французски. И снова заговорила, уже чуть громче, на этом быстром языке, в котором «р» катались, словно мелкие камешки.

— Ricoricatevi. Non siate cattivo![15]

Она подтолкнула его вперед, закрыла дверцу, и он почувствовал ее рядом с собой в клетке лифта.

— Я не болен, — попытался он объяснить, раздельно выговаривая каждое слово, причем очень громко, словно обращался к глухой. — Не болен! Мне надо идти.

Лифт тихонько урчал. Мягкий толчок, и он остановился на втором этаже.

— Andate fuori.[16]

— Да говорю же вам, мне надо идти. Никто не имеет права держать меня здесь против воли.

Она взяла его за руку, и он смирился. Но всю дорогу, пока они шли по безмолвному коридору, он в отчаянии твердил:

— Я — Ришар Эрмантье… Эрмантье Электролампы… Ришар Эрмантье…

Она вошла вслед за ним в комнату, заперла дверь на ключ.

— Spogliatevi.[17]

— Что вы сказали?

— Spogliatevi.

И так как он не понимал, она начала снимать с него пиджак. Тогда он покорно стал раздеваться. Человек за перегородкой по-прежнему жаловался. А тот, что был слева, бормотал свои нескончаемые молитвы.

— Vi mandero il medico di servizia.[18]

Он понял слово «врач». Она, верно, позвонит сейчас дежурному врачу. Тем лучше. Может, хоть тот согласится выслушать его. Он лег, но все-таки, приподнявшись на локте, вертел головой, пытаясь уследить за движениями медсестры.

— Вы же видите — заговорил он. — Я ничуть не нервничаю. Уверяю вас, мне не нужно никаких уколов. Мне нужно только позвонить… позвонить по телефону.

— Telefonate?[19] — Повторив это слово, она засмеялась и положила руку ему на лоб.

— Нет, нет! — воскликнул Эрмантье. — Я не сумасшедший, что вы! Я знаю, здесь все считают меня сумасшедшим. Но Боже ты мой, неужели в этой больнице не найдется ни одного человека, который смог бы понять меня!

— Non parlate piu. Riposatevi.[20]

Эрмантье лег на спину, сожалея о том, что позволил себе проявить нетерпение. Она наговорит доктору, что у него был приступ или что-нибудь в этом роде. И они снова введут ему Бог знает какое зелье, чтобы заставить успокоиться. Как втолковать им, что время не терпит, что нельзя больше терять ни минуты?

Дверь снова тихонько закрылась.

— Via, che cosa c’e?[21]

Это был доктор. У него, как и у всех остальных, был певучий голос, который, казалось, говорил одни только приятные вещи. Медсестра что-то быстро ответила, и рука врача сжала запястье Эрмантье.

— Я не болен, — запротестовал Эрмантье.

Он в ярости отчеканил по слогам слова:

— Не болен. Я только хочу, чтобы меня выслушали!

— Aveti già parlato a l’interprete.[22]

— Ах, этот ваш переводчик! Он говорит по-французски не лучше вашего… И еще убежден, что у меня бред.

— Bisogna dormire. Domani quando sarete più quieto, tornaro.[23]

Сделав некоторое усилие, врач очень забавно произнес по-французски: завтра.

— Умоляю вас, доктор! — воскликнул Эрмантье. — Завтра будет слишком поздно… Они приедут за мной… Надеюсь, вы не хотите, чтобы они убили меня! А ведь если они увезут меня — я пропал… Поймите же это… Пропал! Письма мои отправили?

Он схватил врача за руку.

— А? Мои письма?

— Si, si… le sue lettere sono partite.[24]

— Только вот беда, — сказал Эрмантье, — пока успеют вмешаться… Сразу видно, что вы их не знаете. Они на все способны! Вам придется держать меня здесь до конца расследования.

Тон его стал серьезным, внушительным, ему хотелось привлечь внимание доктора.

— Ваша полиция… понимаете… полиция… Надо, чтобы она связалась с французской полицией, придется проверить факты, вызвать свидетелей, людей из Лиона… Они меня опознают. Они подтвердят, что меня объявили мертвецом.

— Si, perfettamente![25]

Эрмантье почувствовал, что человек этот отвечает наугад, что он даже не слушает его. Медсестра передвигала какие-то склянки. По запаху эфира он догадался, что ему собираются ввести успокоительное лекарство.

— Подождите!.. Подождите!.. Я буду говорить медленнее. Видите, я стараюсь не горячиться… Я рассуждаю здраво… как вы… как любой другой. Дом, где меня держали взаперти, действительно существует… Я его не выдумал…

Стоя по обе стороны кровати, те двое наблюдали за ним, тронутые, видимо, его искренним тоном.

— Дом находится на берегу моря, — продолжал он. — Автомобилисты, должно быть, указали вам место, где они меня подобрали. Так вот, до того как они сбили меня, я шел не больше часа. Я не мог пройти больше четырех километров. Всего четыре километра!

Загнув большой палец, он поднял остальные.

— Я пересек сосновый лес. Сразу после него должна быть бензоколонка. Затем, мне кажется, дорога идет под уклон и проходит через туннель… Я все обдумал… Это наверняка туннель, как раз неподалеку от вилл, окруженных оградами…

Врач шепнул несколько слов медсестре.

— Вам нужны еще какие-нибудь уточнения? — спросил Эрмантье. — Дом наверняка стоит вблизи деревни. Я слышал колокольный звон. Пускай проверят регистрационные записи в мэрии и в церкви. А на кладбище — могила… Ришар Эрмантье… 1902–1948…

Медсестра подняла простыню. Он опустил ее — сдержанно, но твердо.

— Сейчас, я еще не кончил. Вы должны знать все, потому что это гнуснейшая история. Когда они приедут, они и вам начнут лгать, как лгали мне… Но я в конце концов установил истину.

— Via, e tempo di dormire.[26]