— Пыль попала? — пробормотал Фомбье.
— Нет. Дождь.
Прибыли в полицейский участок. Фомбье вошел в дверь, украшенную большим плакатом, изображавшим негритянку с обнаженной грудью: «Парни! Записывайтесь в колониальные войска…» И вскоре вышел с полицейским, продолжавшим на ходу что-то объяснять. Руки его рисовали в воздухе склон: он показывал, где найдено тело — внизу, у скалы. Полицейский объяснил, как ехать. Фомбье захлопнул дверцу, резко выжал сцепление.
— В двух километрах отсюда… Флесуа тоже будет.
И добавил, поскольку Сильвен не отводил от него взгляда:
— Утонула!.. В том же месте, где Денизо.
Он переключил скорость, чтобы выехать на берег. Сильвен сел поглубже на сиденье, обнял колени руками. Когда Клодетта узнает… Он пытался представить… Она, наверное, у себя в комнате, и старая Маргарита с ней…
Маргарита ставила в вазу гвоздики. Время от времени она подносила к глазам краешек фартука. Лежащая на кровати Клодетта не плакала. Она была спокойна, мысли ясные, только ей все казалось, будто тело стало чужим: говорящая кукла. Служанка, стараясь ступать неслышно, тихо поставила на камин вазу с гвоздиками. Временами она помимо своей воли беззвучно всхлипывала и испуганно смотрела на Клодетту.
— Бедная мама! — произнесла Клодетта. — Но, может, так оно и лучше. По крайней мере, она больше не мучается…
Маргарита зарылась лицом в фартук. Она задыхалась.
— С тех пор как пропал папа, она все равно не жила. Разве не правда, Маргарита? Всего лишь существовала…
Маргарита опустилась на стул возле кровати.
— Замолчи, — промычала она. — Ты меня пугаешь… Не нравится мне твое спокойствие.
— Мне жаль ее… но не так, как папу, — прошептала Клодетта. — Страшно признаться, но мысленно я уже давно рассталась с мамой… уже покинула «Мениль»… Мне кажется, если я расклеюсь, буду горевать… я буду меньше любить Сильвена. Это плохо?
— Не знаю я. Думаю… ничего хорошего.
— Теперь никто ничего никогда не узнает, — продолжала Клодетта. — Это и есть самое страшное…
Маргарита заломила руки:
— Клодетта… Хватит…
— А ей, наверное, было больно… Я буду без конца думать об этом… каждый день, каждый час…
Она застонала и отвернулась.
— Я знаю! — вскрикнула Маргарита. — Я видела ее… Видела, как она уходила…
Клодетта резко села в кровати.
— Рассказывай!.. Быстрее!
— Ворота заскрипели, когда хозяйка их открывала. А я не спала. Встала… Пока надевала пальто, она уже вышла на дорогу… И пошла, пошла. В свете луны ее хорошо было видно. Кажется, она разговаривала сама с собой, только о чем, я не расслышала — далеко… Подумала сначала, она в Беноде собралась…
— Ну а дальше, дальше что?..
— Ну, она свернула и направилась через ланды к морю. Я шла за ней до самой скалы.
— Она бросилась с нее?
— Нет. Спустилась по тропинке к тому месту, откуда рыбу ловят, прямо над пляжем.
Клодетта представила себе узкую тропку, заросшую по бокам белесым чертополохом, и обрыв, возле которого нашли тело отца… У Скал таможенника…
— Вот они, Скалы таможенника, — сказал Фомбье.
Машина прыгала на грунтовой дороге. Фомбье указывал рукой на серые пики, выглядывавшие из-за гребня.
— Говорят, когда-то давно около них затянуло зыбучими песками таможенника… Лучше здесь остановиться… Отсюда мы быстрее пешком дойдем.
От ветра перехватывало дух, брюки липли к ногам и мешали идти. Они попробовали бежать, но выдохлись через несколько секунд. Море глухо било о берег, и они чувствовали под ногами едва ощутимую дрожь, как будто внизу находилась действующая шахта.
— Слава Богу, вода опускается! — прокричал Фомбье.
Они одновременно ступили на тропинку, и перед ними открылся горизонт в грозовых облаках, внизу виднелись скатившиеся с вершин Скал таможенника гранитные обломки, крохотные, призрачные фигурки суетившихся людей и два длинных параллельных, как рельсы, следа на песке, оставленных машиной «Скорой помощи». По краю больших луж спокойно, не обращая внимания на людей, расхаживали морские чайки.
Сильвен мгновенно охватил взглядом все: медленное гибкое скольжение серых волн, красный крест на задней дверце фургона, кружевную кромку пены и хрупкие каркасы четырехугольных сетей, растянутых в пустоте, как раскрытые ладони. Но Фомбье уже начал спускаться. И Сильвен последовал за ним. Было легко сбегать по большим наклонным плитам синего гранита. Анжеле не стоило большого труда добраться до вершины. Сильвен выскочил к небольшой узкой бухте, как ему почудилось, битком набитой людьми. Хотя здесь оказалось не больше десяти человек: двое полицейских, рыбаки и несколько отдыхающих, ловивших крабов. При появлении Фомбье и Сильвена все они выпрямились. У их ног лежало что-то темное и скользкое, бывшее когда-то Анжелой.
— Господин Фомбье? — спросил полицейский с блокнотом.
Фомбье приблизился медленным шагом. Все отошли в сторону, тесно сгрудились неподалеку. За стеной скал, замыкавших бухточку, билось море, брызги то и дело перелетали через них и окропляли камни. Фомбье опустился на колени.
— Доктор Мею, — представился один из ловцов крабов Сильвену. — Вы не родственник… мужа?
— Нет.
— Грустная история. Я совершенно случайно обнаружил тело… Бедняжка, должно быть, потеряла равновесие и свалилась в расщелину во время прилива.
Полицейский, присев на корточки рядом с Фомбье, что-то записывал в свой блокнот. Сильвен так и не набрался мужества, чтобы посмотреть на лицо Анжелы.
— Хорошо еще, тело унесло в море, — заметил второй полицейский.
С одежды Анжелы стекали струйки, а вокруг по всей бухте было слышно, как отступала, шурша между камнями, вода, лишь мерные удары волн заглушали этот звук. Сверху падал дождь белых, как слюна, брызг. Полицейский все писал.
— Она не очень сильно разбилась, — говорил врач. — Только руки и ноги кое-где поцарапаны… Но вот над левым ухом нехорошая рана… Должно быть, в момент падения она ударилась головой о скалу…
— Наверное, — машинально прошептал Сильвен.
И подумал о Клодетте. Все равно она узнает подробности из газет, даже если он постарается избавить ее от них. Бог знает что она вообразит!.. Врач заговорил о вскрытии, стал сыпать непонятными Сильвену медицинскими терминами. Кто-то достал и раскурил трубку, и, словно по сигналу, все загалдели.
— Но ведь это может быть и самоубийство, — произнес чей-то негромкий голос. — Если бы она упала с вершины скалы, то вся бы покалечилась… Понимаете? Значит, она спускалась сюда… Причем темной ночью!
— Луна светила очень ярко, — заметил врач.
— Наверху — да! Но в скалах наверняка было темно…
— Я потеряла ее из виду, — рассказывала Маргарита. — Но не сомневалась, что она пойдет к Скалам таможенника. Там она остановилась, замахала руками… и вдруг крикнула…
— Что? Что она крикнула?
Маргарита прикрыла глаза.
— Я прекрасно слышала. Она крикнула: «Робер! Робер!..» Два раза.
— Нет, — прошептала Клодетта. — Нет… только не это… Это невозможно!
— Я испугалась, — продолжала Маргарита. — До конца жизни не забуду… Мне показалось, он вот-вот появится…
— Замолчи!
Стало очень тихо.
— Мне, наверное, надо было рассказать обо всем комиссару? — прошептала Маргарита.
Клодетта нашла руку старой служанки.
— Нет. Никогда никому не повторяй того, что ты мне сейчас сказала, никогда… никому… Даже мне больше этого не повторяй, никогда…
Они обе вздрогнули. Но это просто Симона возвращалась в свою комнату…
— Что будем делать? — спросил Сильвен. — Ждать Флесуа?
Машина «Скорой помощи» осторожно карабкалась вверх, а за ней полицейские на своих велосипедах. Прыгая с камня на камень, к бухточке спешили зеваки, а прибывший несколько минут назад комиссар с помощью секретаря огораживал место происшествия веревкой. У Фомбье было каменное лицо, как всегда, когда он приходил в ярость. Он пожал плечами.