Только накануне штурмующие сдали тяжелейший экзамен, атакуя и очищая от врагов «дом Гиммлера». Может ли быть что-либо серьезнее?

Но никто не знал, что «поле боя» внутри рейхстага имеет особенности: коронационный зал с колоннами, множество комнат, лестниц, ниш, статуй, балконов. Ко всему этому нужно было приспосабливаться в ходе боя. И первое, что увидели солдаты роты Сьянова, — это феерическую картину огненных пулевых трасс, летящих в разных направлениях и с разных высот в туманной дымной темноте… Бой с площади переходил в большое незнакомое здание, сначала в вестибюль, а затем в коронационный зал.

Рота Греченкова ворвалась в здание с южной стороны, как раз со стороны Тиргартена и Бранденбургских ворот. На их пути был невысокий кирпичный домик с подвалом. Командир роты спустился и встретил там германского полковника, который хорошо говорил по-русски.

— Здесь наша медицинская часть, — сказал он, — я вас приветствую и предлагаю подземным ходом, идущим от нас в рейхстаг, пропустить ваших солдат.

Греченков переглянулся с Литваком. В это время командир роты заметил, что стол, стоявший посреди комнаты, зашевелился. Из-под стола вылез долговязый генерал медицинской службы.

Греченков отправил немецкого генерала в тыл, к Шатилову, а от предложения полковника отказался. Когда вылезли наружу, то увидели, что пулеметный расчет сержанта Шевченко ведет огонь по гитлеровцам, наседавшим со стороны Бранденбургских ворот. Этот короткий бой отвлек их внимание от центрального входа, куда врывались солдаты Ильи Сьянова. В это же время взводы Литвака и Лужникова были уже у «парламентского входа» в рейхстаг, с его южной стороны. Двери оказались открытыми. Это был единственный ход для связи фашистского гарнизона рейхстага со своим командованием. Именно в эти двери ворвались Литвак, Лужников, Досычев, Лысенко, Такнов, Булатов, Бородулин, Гавришев, парторг батальона старший лейтенант Исаков. Вместе с ротой был и Петр Греченков. Это он, рабочий Метростроя, с первого же дня войны взявший в руки автомат, вот теперь, 30 апреля, привел свою роту к депутатскому входу.

Когда рота оказалась в темном коридоре, который вел в коронационный зал, неожиданно послышался голос: кто-то на русском языке вещал по радио:

— Русские солдаты, с вами говорит комендант рейхстага. Не верьте своим комиссарам и командирам. Вас вошло 50 человек, я считал на пальцах. Если вы не уйдете через пять минут, будете уничтожены, у меня две тысячи солдат.

— Я посмотрел в глаза своим бойцам, — рассказывал Греченков, — и понял, что они не только не испугались, но готовы были сразу же идти в атаку…

И пошли. Они врывались в каждую комнату, бросали туда гранаты, «обрабатывали» автоматами и шли дальше. Некоторые фашисты убегали, другие дрались до последнего патрона. Рота продвинулась к коронационному залу. Там она и встретилась с бойцами роты Сьянова.

…После тяжелых боев подразделение парторга А. Никитина из батальона Самсонова прорвалось к рейхстагу. Раньше других у колонн оказались сержанты Г. Савенко и М. Еремин. У них был флаг полка.

Как это произошло? Вот что рассказал мне недавно, спустя почти тридцать лет, Михаил Еремин.

— В десять часов утра 30 апреля комбат Самсонов отбирал людей для водружения флага. Это выпало на нашу долю. Мы тогда находились в здании около швейцарского посольства. Пополнили боекомплект патронов и гранат и, получив флаг, хотели пробраться вперед, но меня тут же ранило. Сделали перевязку, и мы снова пошли вперед. В 14 часов 25 минут там удалось добраться до рейхстага и водрузить флаг на крайней колонне центрального входа…

С другой стороны рейхстага такой же флаг водрузил Рахимджан Кошкарбаев из 150-й дивизии, а позже и много других. Здесь были флаги П. Смирнова, Н. Беленкова, Л. Сомова из роты 525-го полка А. Коршуна, артиллеристов Г. Булатова, Д. Алексеева, Б. Япарова.

В эти часы Горбатов сидел на НП в подвале «дома Гиммлера», а я — на другом, северном берегу Шпрее.

Шатилов только вернулся с Королевской площади и все видел своими глазами. Но оставаться там на площади ему не разрешал генерал Переверткин, напомнив, что существует еще один полк — Мочалова, который с трудом сдерживает атаки гитлеровцев в тылу всего корпуса и что ему, Шатилову, надлежит командовать всей дивизией…

Время от времени слышался хрипловатый голос генерала:

— Не допускайте, чтобы люди долго лежали. Пусть Неустроев поднимет их. Давыдов тоже…

Иногда он уходил наверх. Смотрел в дымную пелену и снова спускался к телефону.

— Смотрите на север! — кричал он. — Видите, что творят там подлецы. Подавите огонь в районе моста Карлштрассе!..

А к пятнадцати часам пошло по цепочке. Командиры полков доложили Шатилову: «14 часов 25 минут — рота Сьянова ворвалась в рейхстаг». И тут же: «Рота Греченкова ворвалась в рейхстаг…» Немного отлегло от души.

Тут же доложили, что подразделения батальона Самсонова прорвались в рейхстаг.

Начальник политотдела армии Ф. Лисицын, находясь на НП корпуса, связался по телефону с начальником политотдела 171-й дивизии А. Сотниковым.

— Правильно ли, что наши ворвались в рейхстаг? — спросил он.

Сотников ответил:

— Да, ворвались, но подробнее доложим после проверки.

— Тогда, — сказал Лисицын, — возьмите нескольких бойцов и направьтесь к рейхстагу, посмотрите, затем доложите.

Сотников пошел через Кенигсплатц, увидел флаги на колоннах, солдат, вбегающих в разбитые кирпичные проемы, но тут же был тяжело ранен.

Доложили без него.

Стало известно, что группа саперов во главе с лейтенантом И. Иванниковым действовала в расположении 525-го полка. Увидев глубокую выбоину от тяжелого снаряда в стене северного фасада рейхстага, они заложили в нее 20-килограммовые фугасы и подорвали часть массивной стены. Повторная операция позволила сделать пробоину в стене, которая затем пригодилась для передачи боеприпасов. Через нее же просочились и отдельные штурмовые группы.

Донесения пошли в штаб корпуса, оттуда — в штаб армии. В 15 часов 30 минут командарм 3-й ударной генерал В. Кузнецов сообщил командующему фронтом Г. Жукову:

— Красное знамя в рейхстаге! Ура, товарищ маршал!

Жуков был взволнован:

— Дорогой Василий Иванович, сердечно поздравляю тебя и всех твоих солдат с замечательной победой… Этот исторический подвиг никогда не будет забыт советским народом… А как с самим рейхстагом?

— В некоторых отсеках идет бой…

Все это было так. Но после того как роты Сьянова, Греченкова, а позже и подразделения парторга Никитина из батальона Самсонова ворвались в рейхстаг, связь с ними прекратилась. Да и как не прекратиться, если каждый метр земли накрывался минами и снарядами! Радиста Гирского убило на самых подступах к лестнице, а аппарат его был разбит. На бесконечные запросы: «Связь восстановлена?» — неизменно следовал ответ: «Нет».

Это было тем более страшно, что со стороны Бранденбургских ворот и со стороны Карлштрассе показались немецкие танки и цепи солдат между ними, а на самой площади появились группы гитлеровцев…

Генерал Шатилов приказал бросить против них батальон Логвиненко, а полковник Негода — батальон Плохотнюка из 525-го полка. И снова завязался бой. В эти тяжелые часы отбить контратаку помогли артиллерия Тесленко и противотанковые орудия дивизиона Бессараба.

Илья Сьянов рассказывает:

— Берест, Егоров и Кантария, которым было поручено водрузить знамя над рейхстагом, прикрепили его к колонне у входа… Потом сообразили, что его могут сбить, и внесли в здание, хотя и тут стрельбы хватало… Да, мы знали, что началась контратака, что показались танки, мы даже их видели… Мы были оторваны от всех наших, сидели в здании, где на верхних этажах и в подвале находилось более двух тысяч немцев… Конечно, все входы из подвалов были надежно перекрыты. Все же настроение было тревожное. Когда же остальные роты батальонов придут нам на помощь? Связи не было…

Горстка храбрецов, ворвавшись в здание, завязала неравный бой с эсэсовцами-фанатиками, которым теперь уже было нечего терять. Вся надежда была на контратаку. Они о ней знали…