Оказывается, землячка Максима Галина Олещенко совершила подвиг, дважды ходила в атаку, убила одного фашиста, на передовой позиции под огнем оказывала медицинскую помощь раненым. Далее в газете сообщалось, что Галина Олещенко сравнительно недавно была освобождена нашими войсками из концентрационного лагеря.
— Это она, — уверенно сказал Максим. — Вот бы ее найти, она наверняка знает о Маринке… Их же вместе угоняли…
Распрощались с Чубуком, пожелав ему удачи. Парень этот меня заинтересовал, и я на сей раз записал его координаты: полк, батальон, роту.
Мы вновь пошли по улицам Вайсензее. У афишной тумбы увидели толпу местных жителей. Они вылезли из своих убежищ, прослышав, что новый комендант района расклеил по заборам, домам и тумбам первое объявление.
Подошли ближе. Люди сгрудились у тумбы, толкались, становились на цыпочки, чтобы увидеть ярко-зеленый лист бумаги, на котором на немецком языке было напечатано первое обращение к жителям. Люди шумно обсуждали его текст и снова и снова, словно не веря своим глазам, перечитывали:
«В связи с ложным утверждением гитлеровской пропаганды о том, что Красная Армия имеет целью истребить весь немецкий народ, разъясняем: Красная Армия не ставит себе задачей уничтожение и порабощение немецкого народа. У нас нет и не может быть идиотских целей…»
Эти листовки внесли большое успокоение. Теперь уже из окон стреляли только фанатики-эсэсовцы, отлично понимавшие, что им пришел конец.
А на другой тумбе я увидел обрывок поблекшей бумаги — остаток приказа генерала Реймана об обороне имперской столицы:
«Оборонять столицу до последнего человека и до последнего патрона… Борьбу войска должны будут вести с фанатизмом, фантазией, с применением всех средств введения противника в заблуждение, военной хитрости, с коварством…»
Отвоеванные районы сдавали комендантским взводам, и войска шли дальше.
Сегодняшний день был насыщен событиями не только на северо-западных участках фронта, где армия Ф. Перхоровича развернула наступление с севера на юг, на соединение с танками генерала Д. Лелюшенко, спешившими с юга на север. Гитлеровцы принимали все меры, чтобы не дать замкнуться кольцу. Они повернули 12-ю армию генерала Венка на 180 градусов. Первоначальное задание — сдерживать американцев — было заменено приказом срочно прорываться в Берлин с юга-запада в район Потсдама. Такие попытки Венк делал неоднократно.
Ударная армия генерала Н. Берзарина продвигалась к центру столицы. На левом ее фланге хорошо действовал корпус генерала И. Рослого. Он штурмом овладел пригородом Карлсхорст, частью пригорода Кепеник и с ходу форсировал Шпрее.
Шпрее! Это река, которая в туманном детском прошлом называлась на уроках географии и которую забывали тотчас же после него, вновь явственно напомнила о себе. Без малого двести лет назад донские казаки поили из нее коней. На ее берега всеми своими лапами оперся Берлин, и потому о ней думал каждый воин, еще будучи на Днепре, на Дону или на Волге… Думал и верил, что он придет на Шпрее. И пришел.
230-я дивизия, которой командовал Шишков, подходила к Шпрее в районе Карлсхорста.
Шишков опытный командир. Он участвовал в сражениях под Москвой, на Курской дуге, форсировал Днепр, за что получил звание Героя Советского Союза. И вот весной сорок пятого он командует дивизией, сражается за плацдарм за Одером в районе Кюстрина, выдерживает крайне тяжелые бои на Зееловских высотах и наконец подходит к Шпрее.
Ему 38 лет. Он устал, это видно по его глазам, по впалым щекам, по движениям, Он изучает по карте местность своей «разграничительной полосы». Телефонный звонок отвлекает его. Адъютант Щепанов докладывает:
— Товарищ командир, у телефона член Военного совета генерал Боков. — Шишков подходит к телефону, слышит:
— Даниил Кузьмич, ты подошел к Шпрее и стоишь у электростанции Клинкенберг…
— Именно так.
— Необходимо любой ценой оставить станцию неповрежденной… Ты понял? Взять нужно целехонькую. И завтра Берлину нужен будет ток… Ты, конечно, сумеешь это сделать?
— Слушаюсь, товарищ генерал…
Он вновь углубляется в карту. Теперь нужно менять задачу, ибо появилось новое обстоятельство — станция должна остаться «целехонькой».
Вскоре план был готов. В операции должны были принять участие три стрелковых полка и один артиллерийский.
К этому времени разведка дивизии, связанная с антифашистами, донесла, что гитлеровские солдаты проложили на станции взрывной кабель. Нужно было торопиться.
…Дежурный Альфред Вюле сидел в машинном зале и ждал своей судьбы. Он тоже знал, что станция должна быть взорвана, и с тревогой прислушивался к приближавшейся артиллерийской канонаде.
Альфред Вюле — антифашист. После того как ему стало известно о решении гитлеровцев взорвать Клинкенберг, он создал малочисленный «кружок сопротивления», каждый член которого носил при себе комбинированные щипцы.
Сейчас он сидел в темноте, отрезанный от мира и прислушивался к стрельбе.
Тридцать лет он работает на этой станции, знает все машины, механизмы. Неужели все это взлетит на воздух?
В зал входит его друг Роберт Еркиш:
— Это не может тянуться долго… Русские рядом… Внимательно смотри за командой подрывников.
Тем временем два полка дивизии Шишкова обошли электростанцию с севера и юга, а 986-й полк, при слабом сопротивлении, овладел электростанцией Клинкенберг. В полдень в комнате дежурного Альфреда Вюле появляются директор предприятия, полковник Шишков и советские офицеры.
Шишков, обращаясь к Вюле, говорит:
— С помощью немецких рабочих нам удалось перерезать подрывной кабель. Клинкенберг спасен! — Шишков протягивает руку Вюле. Дежурный не понимает русских слов, но он увидел улыбку советского командира, кислую мину на лице своего начальника, и ему все стало ясно.
Так суждено было, чтобы немецкий рабочий и русский шахтер, а ныне командир, пожали друг другу руки в момент самой жестокой борьбы за Берлин. Это было символично.
Через несколько часов полковник Шишков был ранен и до отправления в госпиталь, уже с забинтованной головой, докладывал:
— Товарищ генерал, приказ выполнен: электростанция спасена, перешли Шпрее, дивизия ведет наступление дальше.
…Наметился успех и у гвардейцев В. Чуйкова на направлении главного удара. Мюнхеберг пал, и генерал М. Дука, только что вступивший в командование дивизией, сразу же повел ее в атаку, сбил врага с последних позиций в лесу перед Шпрее и приказал немедленно ее форсировать. Гвардии майор Репин развернул дивизион, открыл огонь по домам, которые высились на противоположном берегу. Именно оттуда непрерывно били пулеметы, и река становилась непроходимой. Репин заставил их замолчать. К полудню переправились два батальона.
На восточном берегу Шпрее стояли чудом уцелевшая водная станция и множество спортивных лодок, перевернутых днищами вверх.
Генерал Дука и командир артиллерийского полка подполковник Зотов сели в одну из них и направились через реку. Вокруг рвались снаряды, лодку бросало на волнах. Один из снарядов грохнул где-то рядом: лодка перевернулась, и Дука с Зотовым оказались в воде. Их увидели с берега. Кто-то из солдат крикнул:
— Ребята, генерал плывет!
Плацдарм был захвачен, батальоны двинулись дальше.
…9-я гитлеровская армия под командованием Буссе с боями отступала на юго-запад. В эту армию входило много разного рода войск. Кого только тут не было! И горнострелковый корпус, и танковый корпус, и моторизованная дивизия, и истребительная бригада, и множество запасных и охранных частей, эсэсовские особые полки.
Сейчас уже не было предполья, эшелонированных рубежей — фронт тянулся по улицам и площадям. Бои шли в городе, который не сдавался. Правда, из окон все чаще и чаще жители вывешивали простыни — знак капитуляции, прекращения огня.
Иными были действия на 1-м Украинском фронте. Там, наоборот, широкое предполье давало возможность совершать маневры больших групп войск. Маршал И. Конев приказал усилить танковую армию Рыбалко артиллерийским корпусом прорыва. Он, находясь от танковой армии в 150—200 километрах, стремительным маршем двинулся на север, показав при этом отличные образцы самого сложного маневра.