- Она поедет со мной, - твёрдо заявил Вадим медикам «скорой», те не стали спорить.
Любимая Тинкина голубая футболка в белую полоску, подаренная сестрой, была в бурых пятнах крови, но девушка не замечала этого, как и не замечала выпачканные кровью пальцы. Его кровью. Всё стало неважным, кроме влажных огромных глаз Вадима, в которые она неотрывно смотрела. Лишь бы в них была жизнь! Нет, он не умрёт, она не допустит!
- Ты дыши, Вадим, глубоко дыши, я тут рядом и помогу тебе, - шептала она, наклонившись к парню.
- Я хотел, чтобы ты смотрела на меня и восхищалась, - с трудом выдавил он из себя.
- Я смотрела и восхищалась, - ласково откликнулась Тинка и нежно дотронулась губами перебинтованного заново медиками лба парня.
- Ты мне всегда нравилась, - Вадим провёл свободной рукой по подбородку девушки и печально взглянул на неё из-под полуопущенных длинных чёрных ресниц. - И нравишься. - Опять тяжело вздохнул. - Я с Милочкой дружил нарочно, тебе назло. Русалочка, не покидай меня. Я не умею плавать. Лодка перевернулась… - (Господи, пронеслось у Тинки в голове, он бредит!) - Никогда не уходи, без тебя мне больно!
- Не уйду, - твёрдо обещала Тинка, сжимая пальцы Вадима. - Её голос от слова к слову становился всё нежнее. - Мы с тобой будем дружить вечно, всю жизнь. Никогда не расстанемся. - Всю оставшуюся дорогу она только и говорила об этом.
Как только машина скорой помощи въехала в больничный двор, её окружили медицинские работники. Бабушка Вадима тоже ждала здесь. Она не кинулась к носилкам, не подняла крик, молча наблюдала, как переносят внука в операционную, но руки её тряслись, а ноги отказывались идти за носилками. Галина Александровна была в шоке, с того момента, как ей сообщили об аварии. Хорошо хоть, что хирург Моисенко сегодня на дежурстве. У Сан Саныча золотые руки, он спасёт Вадика, всё лучше сделает, чем она.
- Тебе туда нельзя! - остановила Тинку, пытавшуюся юркнуть за носилками в операционную, пожилая медсестра, которую все в больнице звали бабой Катей.
- Но я не могу его оставить, я обещала быть с ним! - заупрямилась Тинка.
- Пойдём со мной, девонька. - Чуть приобняв, баба Катя увела Тинку в приёмное отделение.
- Подожди здесь, - сказала успокаивающим голосом, - его врач осмотрит и сделает, что нужно, а ты мешать будешь. В операционную чужих не пускают. Парень твой в надёжных руках. Он будет под наркозом, ничего не почувствует. После операции я скажу, как всё прошло. А ты сиди себе здесь тихо и будь спокойна.
Нет, спокойной она никак не могла быть, всю её трясло. Как в забытьи девочка уселась на стул, который ей указала пожилая медсестра и, сжавшись, застыла на нём. В приёмном покое было тихо, дверь после ухода бабы Кати была плотно закрыта. Тишина давила. Это была настороженная, угнетающая, таящая опасность тишина.
Сердцу было так больно, как будто туда вонзили острый нож. Как же хотелось Тинке повернуть время назад! И переписать его заново! С того момента, как все сели в машину, а Вадим вслед за Петровым стал выпендриваться на своём мотоцикле перед девчонками. Нет, не перед ними, а перед нею, Тинкой - он же сказал ей об этом. Да и она сама это поняла. Надо было остановить его! Но как? Не могла же она попросить водителя затормозить машину и потребовать от мальчишек ехать на мотоциклах поосторожнее. Это сейчас, задним умом, кажется всё возможным. Как же хрупка и ненадёжна жизнь! Подобно хрустальному стакану может в один миг разлететься на отдельные осколки. И не соберёшь.
Вадим, похоже, потерял много крови. Есть ли у него шансы выжить? Даже думать об этом не смей, приказала себе Тинка, он будет жить. Сжав кулачки, упрямо стала твердить про себя: «Будет, будет, будет!». В какой-то момент ей показалось, что Вадим, который находился за несколькими стенами от неё, слышит её. В гнетущей тишине даже промелькнул призывной шёпот парня. Мне надо быть ближе к нему, неожиданно поняла девушка и поспешно пошла к выходу.
В больничном саду она с помощью одной из медсестёр, проходившей мимо, определила окна операционной комнаты и села на скамейку в саду напротив этого кабинета, принялась ждать. Мысленно Тинка была рядом с Вадимом.
«Миленький, потерпи, всё будет хорошо, скоро не будет больно, тебе всё восстановят, вот увидишь, через неделю ты будешь смеяться над своими и моими страхами, - лихорадочно шептала девушка, не замечая, как по щекам текли слёзы, - и в тебе будет кипеть жизнь, как раньше. Ты можешь со мной не дружить, я не заслуживаю этого. С какой девчонкой захочешь - с той и будешь ходить! Лишь только живи!»
Почему-то её мучило чувство вины. Может, своими глупыми сетованиями накликала на Вадима беду? Бабка Дарья, которую в Караяре считали знахаркой, утверждала, не следует бросаться проклятиями и желать людям зла, проклятия и плохие пожелания могут сбыться. Тинка совсем не хотела Вадиму зла, просто в сердцах пожелала плохого, под воздействием момента и настроения. И вот всё как обернулось! Больше никогда она не будет никого проклинать, даже если её смертельно обидят.
Прошло довольно много времени. Солнце зашло, и над селом опустился вечер, небо всё темнело и темнело. А операция всё продолжалась. Галина Александровна, как главный врач и опытный хирург, могла бы находиться в операционной, рядом с Сан Санычем, но, к её великому стыду, не смогла там быть больше пяти минут - ей было страшно, всё в ней тряслось от страха за внука, помогать была просто не в состоянии.
Чтобы не мешать, ушла в свой кабинет и мучилась горькими мыслями в ожидании. Из окна она заметила в саду на скамейке сжавшуюся в комочек фигурку девочки, той самой, о которой ей сказали, что она первой оказала её внуку помощь и находилась рядом с ним в машине «скорой». Кажется, зовут Тинкой, она графиню в спектакле играла, вспомнила Галина Александровна. Почему-то ей стало легче ждать, зная, что кто-то ещё переживает за Вадима. Мужу она позвонить не могла, страшась за его слабое сердце.
Наконец, заглянула в кабинет Катерина. По усталому лицу той ничего нельзя было понять.
- Как мой внук? - Страшась услышать ответ, Галина Александровна вся напряглась.
- Спит, - глухо выговорила Катерина, - Сан Саныч велел сказать, всё в порядке. Конечно, без сотрясения не обошлось, но не в тяжёлой степени. И не такие уж страшные раны, как казалось. Они заживут, и сломанные рёбра заживут. - В голосе бабы Кати появились жалостливые и одновременно ворчливые нотки. - Говорила тебе, Александровна, мотоцикл рано давать мальчишке. - Не удержалась она укорить подругу, с которой дружила с военных лет, но Галина Александровна её уже не слушала, поток слёз хлынул из её глаз.
- Не надо реветь, - сердито шмыгала носом Катерина, украдкой вытирая глаза полой халата, - всё обошлось ведь. Там в саду эта девочка… Надо отправить домой. Пойду, скажу ей об окончании операции.
- Я сама скажу, только переговорю с хирургом, надо отправить её на машине, живёт она вроде в леспромхозовском посёлке, путь не близкий. - Перестав всхлипывать, Галина Александровна умылась и направилась к Сан Санычу, чтобы услышать из его уст о состоянии своего внука.
Через минут десять она вышла к Тинке. Девочка сразу встрепенулась, глаза её широко распахнулись в ожидании.
- Он жив? - испуганно спросила она, от её печального голоса у Галины Александровны всё сжалось внутри.
- Жив, слава богу! - облегчённо произнесла бабушка Вадима. - Операция прошла успешно, теперь Вадик отдыхает, будет спать до утра.
Губы Тинки скривились, а глаза наполнились слезами, узкие плечики задрожали, и она стала всхлипывать с каждой секундой всё громче и громче.
- Ну, будет, будет! - Крепко прижала к себе плачущую девочку Галина Александровна, чувствуя, как у самой тоже текут по щекам слёзы. - Всё уже позади, завтра он начнёт выздоравливать, ты к нему завтра приходи, он ждать тебя будет, а сейчас машина тебя отвезёт домой.
Эпилог
Больше месяца Вадим провалялся в больнице. Выздоравливал не так быстро, как хотелось бы всем. Тинка дважды в день навещала его - утром и вечером. Приходили и другие ребята. Зашла и Милочка, была одна, без Алёнки.