Иногда он ловил Тинкин взгляд, в нём уже не было презрения, но мелькала печаль. Или ему так казалось. Вадим пытался с ней заговорить, но всегда кто-то мешал ему остаться с ней наедине. Утром за завтраком Милочка, до этого терпеливо сносившая его безразличие, неожиданно взорвалась при всех:

- Вадковский, ты что, не слышишь, я прошу тебя подать хлеб, а ты ноль внимания, или ты снова вообразил себя Теодоро и грезишь по графине?

Невольно все замерли. Вадим, действительно витавший в мыслях о Тинке, сначала ничего не понял и недоумённо посмотрел на Ланину - что ей от него нужно, когда же слова дошли до него, покраснел, чувствуя себя пойманным с поличным, и смущённо пробормотал, что сразу пришло на ум:

- Ничего подобного. Я просто задумался о более важном… Делать мне больше нечего, как думать о разных графинях!

Тинка, сидевшая напротив Вадима, резко вскочила на ноги. Понятно, в чей огород брошен камешек. В светлых глазах сверкнул злой огонёк. Задержав на мгновение на Вадковском испепеляющий взгляд, она нервно схватила свою опустевшую чашку и кружку с недопитым чаем, направилась к реке их мыть. Там, машинально очищая посуду прибрежным песком, старалась подавить в себе гнев, одновременно злясь на себя.

Зачем было бурно реагировать? Ничего особенного не сказал Вадим. Просто-напросто он не думает теперь о графинях, то есть о Тинке. Есть у него более важные мысли, чем думать о ней. И что она взбеленилась! Парни-красавцы не могут быть верными ни в дружбе, ни в любви. Поматросил и бросил - это выражение казалось ей всегда смешным и глупым. Не знала, что оно может быть к тому же и горьким.

Не знала, что сама окажется в такой же глупой и горькой ситуации. Подружил Вадковский с Тинкой, надоело, перекинулся на Милочку, подружил с ней, наскучило, теперь скоро будет подбивать клинья к другой девочке. Очень увлекающийся он парень, ничего не скажешь и не изменишь. Ни к чему о нём страдать. Только выставляешь себя на посмешище.

Пора сменить слёзы уныния на всплески радости. Вадим переполнил чашу её терпения. Сосчитав про себя до десяти, Тинка, успокоившись, отнесла вымытую посуду к заменяющей стол клеёнке, расстеленной на траве. На Вадима даже и не взглянула. Пропади он пропадом. Никакого интереса она к нему не испытывает теперь.

Твёрдо вознамерившись не обращать на него внимания, скинула футболку и трико и побежала купаться. За вчерашний день на горячем солнце девушка хорошо загорела, оранжевый трикотажный купальник, доставшийся ей от сестры, придавал загару красивый шоколадный оттенок.

Разгорячённое тело приятно охладила вода. Отплыв немного от берега по сверкающей от солнечных лучей на воде пирамидной дорожке, Тинка оглянулась. Почти все сидели на своих местах, заканчивая завтрак, берег казался спокойным и тихим, ничего не изменилось. А для неё чуть мир не перевернулся и не обрушился в тартарары. И зачем кипела от злости? Чёрт бы тебя побрал, красавец Теодоро! Надо было тебя оставить прошлым летом тонуть, теперь бы никто из девчонок из-за тебя не страдал! Не знаешь - и не страдаешь.

«Господи, - пронеслось у неё в голове с внезапной ясностью, - до чего только из-за него я додумалась! Грех беру на душу тем, что каюсь в поступке, который не соверши я, всю жизнь бы мучилась в страхе, что на глазах моих утонул человек».

Несколько ребят направились к реке, в сторону Тинки. Тоже хотят искупаться - мелькнуло у неё в голове. Краем глаза заметила, Вадим разделся до плавок, но не пошёл к воде, а растянулся на одеяле рядом с Кирой Дранкиной. «Загорает, - мстительно ухмыльнулась Тинка, - и что ему остаётся - плавать-то не научился». Впрочем, она не скажет об этом ребятам, не в её правилах выдавать чужие секреты. Это в правилах Милочки, как оказалось, к сожалению.

В воде Тинка чувствовала себя в своей стихии. Никто её не догонит и не перегонит. Девочка тихонько посмеивалась, когда Серёга Петров пытался поймать под водой её ноги. Она, как угорь, ловко выскальзывала, не даваясь ему в руки, а когда поплыли к другому берегу, легко обогнала всех.

Несколько часов спустя лагерь был объят шумными сборами готовящихся в обратный путь походников. Рюкзаки были сложены и вытащены на дорогу, где ждал их школьный грузовичок.

И опять Вадим с Серёгой мчались на своих мотоциклах, когда остальные ехали на машине. Вадим уверенно давил на педали, выжимая скорость из урчащего стального коня. Он несся за Петровым по земляной, порой переходящей в каменистую дорожке, идущей рядом с шоссе.

Несколько раз они обгоняли грузовик и возвращались с рёвом. Как и Серёга, Вадим отрывал руки от руля и, приветствуя, махал ими ребятам. При этом сердце Тинки от страха замирало и возмущалось одновременно - перевернутся же, черти!

Но мотоциклистам, казалось, всё было нипочём. Ехали они быстро, бесстрашно преодолевая препятствия, встречавшиеся на их пути в виде горок и небольших камней, перескакивая через них, словно на коне. Ветер шумел в ушах. Вадим очень хотел, чтобы Тинка заметила, какой он ловкий, пусть даже и плавать не умеет, зато техника подчиняется его рукам.

На одном из поворотов мотоцикл запнулся за неожиданно появившийся на дорожке камень, Вадим не смог удержать руль, его тряхнуло и отбросило со всей силой на крутой косогор, по которому он покатился вниз. «Нет!», - сдавленный крик застыл в горле у Тинки. Она видела с машины, как перевернулся мотоцикл с Вадимом, как по энерции он отлетел далеко вперёд, а потом исчез в овраге. Дыхание у неё перехватило от страха за него.

Все были словно в оцепенении, когда грузовик остановился, сидели несколько секунд молча, боясь пошевелиться. Первой опомнилась Тинка, поспешно перемахнула через борт машины и сколько было сил побежала к оврагу, ребята вместе с Эммой и водителем ринулись за ней.

Вадим лежал на спине, глаза его были закрыты.

- Вад, слышишь, это я, Тинка, - произнесла она жалобно и осторожно дотронулась кончиками пальцев до бледной щеки парня. Холодная дрожь пошла по её телу, когда заметила, что Вадим никак не отреагировал. Подавив сжавший сердце страх, склонилась над ним и прижала ухо к его груди.

- Ну как? Дышит? - прошептал за её спиной Серёга Петров. Все другие ребята, обступившие их с Вадимом, затаили дыхание в ожидании ответа.

- Дышит! - выдохнула Тинка, почувствовав слабое дыхание парня, она попыталась приподнять его голову и тут же ощутила на пальцах что-то тёплое и липкое. «Кровь! - мелькнуло в сознании. - Судя по всему, голова разбита на затылке».

Не мешкая стащила с головы белый, в черных точечках, сатиновый платок, разорвала на широкие ленты, осторожно приподняла голову Вадима. Так и есть, рана на затылке, надо остановить кровь. И принялась плотно бинтовать, положив голову парня к себе на колени. Все в растерянности молча наблюдали за ней, пока Тинка неумело бинтовала, даже учительница не возражала против её действий, проникнув уверенностью, что всё Маслова делает правильно. Сама она была в панике.

- Надо проверить, нет ли переломов, - наконец нашлась что сказать Эмма, но никто не знал, как это сделать.

Тинка на свой страх и риск ощупала руки и ноги Вадима, вроде целы.

- Рёбра и позвоночник могут быть повреждены, - предположил водитель. - Трогать его нельзя. Я отправлюсь за «скорой помощью», а вы ждите. - Учительница кивнула.

- Больно! - вдруг тихо простонал Вадим. Веки его медленно приподнялись, в тёмно-коричневых глазах Тинка увидела страдание.

- Где больно? - встрепенулась она и нежно провела ладошкой по влажному лбу парня.

- В груди больно! - снова тяжело выдохнул Вадим. Вдруг он чуть приподнялся и схватил Тинку за руку и сжал её, слабо, но ощутимо.

- Русалочка, - прошептал едва слышно, снова опускаясь головой на её колени, - ты меня не бросишь?

- Нет! Я с тобой! Я буду с тобой! Скоро приедет «скорая», - так же тихо заверила его девочка. Юноша благодарно вздохнул и медленно прикрыл глаза, однако Тинкину руку не отпустил.

Он крепко держал её за руку, когда через полчаса приехала «скорая помощь». Он судорожно цеплялся за неё, когда санитары на носилках переносили его в машину. Он неотрывно сжимал её пальцы, когда «скорая» мчалась в Караяр, словно через Тинку он получал силы, чтобы бороться с болью, которая не оставила его и после обезболивающего укола. Он ощущал её тепло, тепло, которое стало для него чем-то вроде кислородной подушки. Без неё он бы не выдержал.