Пятна крови вели через прихожую на лестницу. Очевидно, Накатов был ранен на кухне, пытался выйти на улицу, но силы оставили его и он упал замертво.

В кухне на столе — три водочные бутылки, миска с остывшим супом, куски хлеба, три стакана.

Около двух часов продолжался осмотр. Стаканы и бутылки собрали и опечатали, подписали протокол, задержанных Таранина и Молчанова отправили в отделение с сержантом Смирновым, труп увезли в морг для вскрытия.

Капитан Гурьянов и Косолапов сели в автомобиль. Свет фар разворачивающейся машины пробежал по домам, заглянул в окошко злополучной кухни: на столе, среди грязной посуды, стояла перевязанная ленточкой коробка с тортом.

Ночная смена на фабрике кончилась. Лиза шла домой.

Лебедев еще раз перелистал дело. Кажется, всё в порядке. Документы подшиты, протоколы подписаны, листы пронумерованы. Он закрыл коричневую папку. На обложке стояло:

Следователь секунду посмотрел на папку, взял перо, волнистой линией зачеркнул всё, стоящее после слова «Дело», и мелкими четкими буквами надписал сверху зачеркнутого:

Это было первое дело об убийстве в его практике. И преступление раскрыто! Конечно, лучше, когда обвиняемый признается, но упорство Таранина, отрицавшего свою вину, не слишком огорчало следователя: ведь сам же Таранин говорил, что почти ничего не помнит.

Лебедев еще раз продумал, как он доложит дело, и направился к прокурору.

Прокурора Ивана Ефимовича Матвеева уважали в районе. Его немного резкие выступления выслушивали со вниманием. Год назад Матвеева не слишком порадовало появление нового следователя: «Ему еще нянька нужна, а у нас работать надо, нянчиться некому». Несколько хорошо расследованных дел заставили прокурора изменить свое мнение о молодом сотруднике, и он с удовольствием присматривался к энергии, с которой работал Лебедев.

— Когда приехал? — приветливо спросил Матвеев, поднимаясь из-за стола и протягивая следователю руку.

— Сегодня с ночным поездом.

— Удалось разобраться?

— Вот постановление на арест Таранина, — ответил Лебедев и протянул несколько заполненных бланков.

Матвеев уселся в кресло, надел очки, прочитал постановление.

— Доложите дело, — сказал он официальным тоном.

— Вечером девятого июня, — начал следователь, — на квартире у гражданина Накатова выпивали: хозяин квартиры, его дядя — Таранин и некий Молчанов...

— Так, так, — закивал головой прокурор. — Обычное начало.

— Показания задержанных противоречивы, — продолжал Лебедев. — Молчанов заявляет, что, когда заговорили о четвертой бутылке водки, Таранин возмутился, что пьют только на его деньги. Завязалась ссора, и Таранин ударил Молчанова по лицу. Тот побежал в милицию, оставив Таранина и Накатова одних.

— А Таранин что говорит?

— Он показал, что не помнит, кто платил за водку, но ссоры у них не было. Кто убил Накатова — не знает, в это время куда-то уходил.

Лебедев раскрыл дело:

— Вот, Иван Ефимович, я зачитаю, разрешите?

— Пожалуйста.

— «...Я ушел, наверное, за водкой. Почему не купил ее — не помню, был сильно пьян. Когда вернулся, увидел, что на лестничной площадке лежит Алексей. Потом, кажется, поднялся наверх, наверное, за помощью. Когда спустился, увидел милиционера Смирнова и был задержан. Кто убил Накатова — не знаю. Ножа с собой у меня не было».

— А что обнаружено на месте происшествия?

— Существенного ничего. А вот на одежде и у того и у другого нашли следы крови. Судебно-биологической экспертизой установлено, что это кровь человека. Группу крови из-за малого количества определить не удалось.

— Как это объясняют задержанные?

— Молчанов сказал, что накануне порезал руку на стадионе, открывая бутылку. Назвал четырех свидетелей, которые подтвердили это. Люди уважаемые...

— Ну, а Таранин? — перебил прокурор.

— Говорит, ошибается экспертиза. Признает, что кровь на его одежде может быть, но только не человека, а животных. Мясо ему приходится рубить на рынке. К трупу, заявляет, не прикасался, порезов на теле не было... Видно, неожиданность это для него, — добавил Лебедев.

— Может быть, и неожиданность, но не торопитесь с выводами.

— Но ведь не только в экспертизе дело, Иван Ефимович, — возразил Лебедев. — Вот показания свидетелей. Например, соседка по квартире, школьница Аня Иванова... Я зачитаю?

— Да, да.

— «Примерно в одиннадцать часов вечера мы с мамой были дома. Мама спала, а я читала книжку. Вдруг из кухни послышался шум и громкие голоса. Я узнала голоса дяди Васи и дяди Степы, который живет во втором этаже. Они о чем-то громко спорили. Потом я слышала, как Таранин сказал: «Хочешь я тебя зарежу!», а дядя Леша Накатов крикнул: «Лучше зарежь меня, чем Молчанова!» Я испугалась и разбудила маму. Она проснулась, встала и поглядела в кухню через замочную скважину. «Таранин и Накатов дерутся», — сказала она. Потом я услышала, как кто-то поднялся по лестнице на второй этаж. Вдруг дядя Леша громко крикнул: «Помогите!», что-то упало и всё стихло. Мама открыла дверь и вышла. Она вернулась и сказала, что Накатов убит. Я после этого тоже выглянула на лестницу и видела, что на полу лежит Накатов и изо рта у него идет кровь. Недалеко от него на ступеньках стоял Таранин, он смеялся. Он был сильно пьяный».

— Я не буду всё читать, — продолжал Лебедев, — но девочка сообщает также, что видела, как Таранин взял со стола большой нож с деревянной ручкой и положил его за голенище левого сапога. Это как раз незадолго до выпивки.

— Сколько лет Ане Ивановой?

— Десять.

Прокурор поднял брови и поинтересовался, подтверждаются ли показания девочки ее матерью.

— Мать говорит, что проснулась от шума, слышала ругань за стенкой, а когда вышла — увидела убитого Накатова и около него Таранина. Она отрицает, что подглядывала в замочную скважину. Я лично думаю, — прищурился Лебедев, — что Иванова-старшая умышленно скрывает это обстоятельство. У меня есть данные, что она хорошо знакома с женой Таранина....

— Возможно... Ну, продолжай, продолжай...

— Мною установлено, что Таранин был в плохих отношениях с убитым. Накатов состоял в общественной комиссии по торговле, а Таранин не допустил его к проверке работы рынка, сказал: «Не твое дело!» Из-за этого они долго даже не разговаривали друг с другом. Потом, как будто, помирились, но очевидно обида-то осталась, а когда выпили — вспомнилась... Жена Накатова говорит, что Таранин часто носил за голенищем нож сантиметров двадцать в длину...

Следователь и прокурор долго беседовали: сопоставляли показания свидетелей, объяснения подозреваемых, данные экспертизы.

— Оставь мне дело, я его еще раз посмотрю, — сказал Матвеев следователю. — Таранина я сейчас допрошу сам, тогда решим вопрос о санкции.

В этот же вечер Лебедеву было передано постановление. В правом верхнем углу стояла гербовая печать районной прокуратуры, а под словами «Арест санкционирую» — размашистая подпись прокурора.

Завершая расследование, Лебедев с помощью следственного эксперимента установил, что девочка, находясь в комнате, могла слышать шум и разговор на кухне, могла даже ясно разобрать отдельные, громко сказанные слова.

Было допрошено еще несколько лиц.

Жена Молчанова ничего нового сообщить не могла, она спала и о случившемся узнала только от мужа.

Гостившая у Молчановых двенадцатилетняя племянница Валентина Бирюкова рассказала, что когда гуляла во дворе, то обратила внимание на шум в доме. Она слышала, как ее дядя поднимался на второй этаж, стучался к себе домой и кричал жене: «Лена! Открой!» Не достучавшись, он побежал на улицу и вернулся уже с милиционером. Выходил ли из дома Таранин — девочка не заметила.