Для нас обоих.

Я открыл дверь и прошел в квартиру, где запах стал чуть затхлым. Чертова влажность Сиэтла пробиралась всюду. Я думал, что Перри замешкается после того, что я ей только что сказал, но она прошла следом за мной. Ее уверенность удивляла. И я твердел все сильнее.

Я бросил сумку и схватил ее, закрыв дверь, прижав к ней Перри. Она вскрикнула хрипло, и от этого все во мне затрепетало, и мне захотелось обрушить на нее все, что я держал в себе весь день.

Я поглощал ее губы своими, хотел больше, всю Перри, всегда хотел больше. Она была слаще, чем в машине, влажнее. Она была открытой и дающей. Наши языки жарко переплелись, я прижимался к ней, желая поглотить ее всеми способами. Одна ладонь затерялась в шелке ее густых волос, тянула легонько, а другая задирала ее рубашку, касалась ее кожи.

Мои губы отстранились и направились к ее уху, где я лизал мочку и ощущал ее дрожь.

— Я хочу погрузить язык глубоко в тебя, — простонал я.

Она издала смешок.

— Думаю, это ты уже сделал.

Я улыбнулся, ведя губами по ее шее.

— Это еще ничего.

Я снял ее рубашку через голову, расстегнул ее лифчик, и ее тяжелые груди освободились. Я опустил голову и вобрал в рот один сосок, и он набух у меня во рту. Дыхание Перри перехватило, и я знал, что был на верном пути. Прошлой ночью главной была она, но теперь мы были у меня, и я собирался оттрахать ее до потери пульса.

Когда из ее сладкого рта вырвался стон, я начал расстегивать ее джинсы, опускать пальцы ниже и чуть не сорвался, обнаружив, как она мокра там. Она почти таяла от моего прикосновения.

Перри задышала тяжело, и я опустился на колени, прижимая ее к двери, стянул ее джинсы и трусики и отбросил на пол. Я поднял ее ногу и закинул себе на плечо, а потом начал нежно и влажно целовать ее колено по пути по внутренней стороне бедра. Ее тело напряглось и расслабилось от моего прикосновения. Я с силой сжал ее попу и притянул ее к своему лицу. Мои губы встретились с ее набухшими, и я дразнил ее клитор кончиком носа, а потом погрузил в нее язык.

О, ничто не ощущалось лучше, чем это. Она впилась в мои волосы, чуть не выдернув их, и я знал, что свожу ее с ума. Она опускалась ко мне, раскачивала бедрами, и я был ненасытным зверем, который хотел все больше и больше. Я хотел быть в ней всеми способами. Я хотел остаться там, оставить след, чтобы она ощутила меня и не забыла.

Она кончила с силой мне в рот, ее клитор пульсировал под моими губами, ее складка раскрылась, и я пил ее, доводя все сильнее до пика, пока она стонами не попросила меня остановиться.

Я отодвинул голову и посмотрел на ее довольное лицо, вытирая губы ладонью.

— С возвращением, — сказал я с улыбкой. А потом помог ей с ее дрожащими ногами выбраться из джинсов и повел ее в спальню.

Мой черед.

ГЛАВА ВТОРАЯ

А потом мы спали и спали. Мы лежали в кровати, впав в спячку на зиму. Ее нежная кожа и мое уютное одеяло — все, что мне требовалось. Я мог умереть тут от расслабленности… или ласк.

— Ты всегда принадлежала моей кровати, — прошептал я ей на ухо, выбираясь из-под нее и обвивая ее руками. Это был миллиардный оргазм для нас обоих, было сложно выбраться из кровати. Я выполнил обещание прошлой ночью, а потом в три часа утра я получил минет, и мы совершили еще два раунда в теплом полусонном состоянии.

Она прижалась ко мне, и я слышал улыбку в ее голосе, когда она сказала:

— Думаю, Кролику придется освободить место для меня.

— Он не будет делить комнату с нами. В кровати может быть лишь один пес, и это я, — я подумывал позвонить Ребекке и попросить ее позаботиться о Жирном Кролике еще пару дней, чтобы мы с Перри могли побыть вместе, словно в медовом месяце. Но я знал, что начну скучать по нему рано или поздно.

— И ты плохой пес, — пошутила она.

— Гав-гав. Дайте песику кость.

Она рассмеялась и стукнула меня по руке. Потому я ее и любил. Она давала мне говорить даже бред, порой это ее веселило.

И снова это. Это слово, это ощущение падения, я будто тонул. Приятное, чудесное и пугающее ощущение. К этому нужно было привыкнуть. Нужно привыкнуть к любви и надеяться, что и она сможет сделать это.

— Эй, Перри, — сказал я, целуя ее макушку. Ох, она пахла потрясающе. Как секс и ваниль.

— Ммм?

— Что ты делаешь этой ночью?

Она повернула голову и улыбнулась мне.

— Кроме тебя?

Я улыбнулся.

— Детка, со мной это навеки. Это как закон Ньютона или то, что Амазон захватывает мир.

Она игриво сжала губы, словно у нее не было выбора, словно она собиралась отказаться от моего члена.

— Рада знать. Тогда я не знаю, что еще я делаю сегодня. Можно было бы разложить вещи…

— Здесь? — я не знал, глупый этот вопрос или нет, но нужно было спросить.

Она пару мгновений смотрела на меня.

— Да, здесь.

— В этой комнате, нашей комнате… не в логове?

Она кивнула.

— Если ты не против.

Я сел, подвинулся, чтобы лучше ее видеть.

— Перри… ты знаешь, чего я хочу. Я хочу, чтобы ты навсегда осталась здесь. Я не шутил, говоря, что стану тебе домом. Это звучало дерзко, но я был серьезен.

— Знаю, — сказала она, ее взгляд смягчился, голубой в утреннем свете.

— Я не хочу тебя в логове. Я хочу, чтобы ты всегда была в этой кровати. Я хочу быть с тобой. Не только как напарник, не только как друг. Я хочу, чтобы мы были вместе, были едины, были… не знаю… парой.

Она потерла губы, и мне захотелось поцеловать ее страстно, чтобы она поняла, что я чувствовал. Наконец, она сказала:

— Я тоже этого хочу, Декс. Да. Но… немного медленнее. Просто… — она замолчала и громко выдохнула. Я видел тревогу на ее лбу, знал, что надавил на нее слишком сильно. Перри было о чем подумать, кроме меня. Она была сейчас всем для меня, испытанием, которое нужно было пройти. Но она уехала из дома, в котором была всю жизнь, осталась в стороне от семьи из-за меня, и с ней оставалась угроза стать похожей на ее бабушку. В своем нетерпении я забыл обо всем этом.

— Прости, — прошептал я, гладя ее голову. — Я спешу. Серьезно. Знаю, тебе сейчас несладко, и если я могу тебе помочь, ты знаешь, что я это сделаю. Не спеши. Ты знаешь, что я буду здесь.

Она с силой сжала мою руку, посмотрела на меня с вопросом, словно не верила.

— Все хорошо, — заверил ее я. — Начнем с того, что ты здесь со мной, и отправимся дальше отсюда.

Она медленно улыбнулась, веки заманчиво опустились.

— Я пойду первой, — сказала она. Какой же боевой она оказалась. Она заскользила ладонями по моей груди и животу, восхищаясь моими мышцами, а потом схватила мой член. — Ты снова твердый.

— Я всегда твердый, — сказал я, отклоняясь и закрывая глаза от ее прикосновения. — К этому ты тоже привыкнешь.

Она гладила меня, ее хватка была удивительно крепкой. Если она хотела сделать это медленно, я не возражал.

К полудню мы выбрались из кровати. Мы приняли душ вместе, и я кончил ей в рот, а потом она выгнала меня и сказала, что ей нужно украсить себя. Когда я был с Джен, на этот процесс уходила половина дня — бритье, воск, скрабы, маски — так что я оставил Перри и решил прибрать в квартире.

В дверь постучали, и я растерялся. Мы с Перри не были тихими, и я надеялся, что это не ханжа-сосед, раздраженный тем, что у меня есть то, чего нет у него. А потом я услышал фырканье, кто-то скребся в дверь, и я понял, что человек там далеко не ханжа.

Я открыл дверь и увидел Ребекку, а белый дьявол промчался между моих ног в квартиру, стуча когтями по паркету.

— Эй, милая, — сказал я ей с улыбкой, пока Кролик носился по гостиной кругами.

Она скованно улыбнулась, выглядя подавленно. Она была красивой, как и всегда — в узком платье и колготках сеткой, высоких туфлях и с короткими волосами. Но она была без красной помады, и это беспокоило. Это как Гомер Симпсон без двух линий на лбу.