Не прошло и двух часов, как сквозь сон Адель чутко подмечает проворный шорох возле своей кровати. Она боязливо открывает веки, напрямую сталкиваясь с изучающим взглядом лазурных глаз. Её похититель сидит на корточках, нелепо улыбаясь, а вскоре косноязычно представляется.

— Привет, я Хедвиг. Хочешь посмотреть на мои новые носки?

Касайся

Тёмная звезда гаснет всё быстрее: коснись её.

Кожа помнит первую занозу, полученную в результате неудачной попытки скатиться с бугристой горки на старой, никому не нужной, площадке; помнит неловкое касание плечом к плечу с соседским мальчишкой; помнит первый непредусмотренный удар матери по плачущему лицу; помнит вольные блуждания посторонних пальцев на юном теле.

Адель в упор смотрит на опаляющее солнце, проникаясь в самое пекло. Люди, которые осознанно ступают на тропу заторможенной смерти — твари дрожащие или имеют право? Возвращаясь в треугольную комнатушку, где замирает запах тухлости, она корит себя за все беспочвенные страхи перед обществом. Адель страшится слухов, гнило исходящих из губ чужих людей, страшится, что полиция никогда не спасёт её от постылой матери. А пробовала ли она бороться с нахлынувшими страданиями и глухими паническими атаками? Противоречиво совмещать в себе слабую натуру с сильной душой, но Адель всегда являлась таковой: слабо-сильным человеком.

— Привет, я Хедвиг. Хочешь посмотреть на мои новые носки?

Его шепелявый голос приедается в задурманенной голове, и Адель неспешно приподнимается, опираясь ладонями в постель.

— Наконец-то я смогу с кем-нибудь позабавиться, — Хедвиг ликующе играет бровями и облизывает губы. — Я так рад, что ты не визжишь, как те дурные девчонки! Они всегда обижали меня и обманывали! — его радость вдруг сменяется на ощутимую обиду, и Хедвиг оскорблённо опускает глаза. — Ты же не такая, как они, верно?

Адель лишь неуверенно и медлительно кивает головой.

— Тебе… сколько лет? — несмело интересуется девушка, рассматривая очертания его лица: широко раскрытые глаза, постоянно вздымающиеся брови и наивная улыбка. Перед ней будто сидит совсем иной человек, поведение которого кардинально отличается от того, что было пару часов назад.

— Девять, — широко улыбается, демонстрируя ряд ровных зубов.

Девять.

В её голове образовывается туман, вселяющий в себя кучу разных вопросов, но с самым необходимым она решает не медлить, ожидая на него вразумительный ответ.

— Как долго я здесь буду?

Он копошится, лукаво поглядывая на Адель.

— Глупая! Откуда же мне знать? Мистер Дэннис и мисс Патриссия ещё сами не могут решить.

Хедвиг оглядывается по сторонам, резко приближается к её лицу, отодвигая прядь волос и шепча:

— Я подслушал их, — ребёнок хихикает, — они планировали сначала убить тебя, но теперь ты будешь с нами, — он отодвигается, прислоняя палец к своим губам, — только им не говори, что я тебе сказал, хорошо?

Адель словно камни проглатывает. Она вглядывается в его игривый взгляд небесных глаз и не может поверить в происходящее. Адель даёт волю своим тревогам и вновь спрашивает:

— Почему ты… сначала был в очках, а потом в юбке?

— Ты действительно такая дурнушка? Я же ребёнок. Как могу носить очки и юбку? Не путай меня с мистером Дэннисом и мисс Патриссией.

— То есть… — она заметно запинается, не в силах подобрать нужного слова, — ты, Дэннис и Патриссия — это разные люди? Но как это возм… — Адель не успевает договорить, как замечает в лице Хедвига явные изменения: губы расплываются в нежной улыбке, а глаза слегка прищуриваются.

— Я вижу, что юная леди чувствует себя гораздо живее, раз улучшения в самочувствии позволяют ей развязывать свой язычок, — с укором говорит Патриссия, выпрямившись и осмотрев свою одежду. — Минутку, я переоденусь и вновь посещу тебя.

Патриссия уходит, а Адель тем временем осмысливает в голове полученную информацию. Ей кажется, что она почти близка к разгадке этих таинственных словесных лабиринтов, но её будто оттягивают от финиша, когда через пару минут в дверь заходит её похититель в женской аккуратной одежде.

— Милая, тебе стоит принять ванну. Я наберу её, и помогу тебе освежиться.

— Мне не нужна помощь, спасибо, — бессильно молвит Адель, опуская ноги на пол и подкрадываясь к ванной.

— Тебе может стать плохо, — стоит на своём Патриссия, следуя за ней. Она приближается к ванне и включает скрипучий кран. Кривая струя вновь вырывается, постепенно заполняя дно. — Чего стоим, дорогая мисс? Снимайте оставшуюся одежду.

— Но… я не могу.

— Чего страшится, моя милая? Мы же женщины, у нас всё одинаково, — решительно говорит Патриссия, но потом одёргивает себя, осматривая своё тело. — Не воспринимай меня как мужчину. Это тело мне тоже не по вкусу.

Не злить и слушаться.

Адель снимает с себя кеды, джинсы и бюстгальтер, оставаясь в одних мини-шортиках. Вздрагивающей рукой она прикрывает грудь и смущённо смотрит в сторону небольшой ванны. Девушке совсем не понятны мотивы поступков этого человека, и она настраивает себя к худшему.

— Значит, вот так ты выглядишь, — Патриссия цепко скользит взглядом по каждому изгибу тела, иногда останавливая свой взор на некрасивых синяках. — Присаживайся в ванну, а я принесу губку. Твоя кожа слишком грязная, особенно на спине.

Адель готова проклинать всё вокруг, вопить и бить стёкла, но несмотря на всё отвращение к своему бессилию, она беспрекословно садится в ванну, чувствуя как вода замораживает её кровь в жилах. Пробка в ванне неприятно задевает кожу, а в голову лезут самые непристойные мысли. Перед собой она видит именно мужчину, а не женщину. Патриссия же тем временем, проходит в ванную комнату и утончённо подгибает юбку, присаживаясь на колени. Она берёт небольшой кусочек мыла, чей цвет невольно напоминает оттенок лесной травы и принимается намыливать на губку. Далее, плавными движениями водит по спине Адель.

— Я не понимаю, почему вы это делаете, — голос предательски дрожит, и ей кажется, что воздух вокруг сотрясается с каждым её обречённым вздохом.

— Кожа помнит всё, — двусмысленно отвечает Патриссия. Она знает, что тактильный приятный контакт помогает наладить отношения и добиться от человека того, чего другой от него требует. — Бедняжка, какие у тебя синяки. Негоже леди иметь подобное, — Патриссия пытается вывести Адель на горький разговор, но она лишь что-то мычит в ответ. — Ты занимаешься каким-то спортом, раз такие ссадины получаешь?

— Нет.

— Одноклассники обижают?

— Нет.

— Сама себе увечья наносишь?

— Нет.

Контакт между ними не налаживается, и Патриссия решает сменить тему на более приятную.

— Ах, помню была я на выставке Клода Моне и прям дивом дивилась. Его картины великолепны. Милая моя, ты хоть раз была на Уайф-стрит, там ещё есть антикварный магазинчик. О, боже мой, как там великолепно!

Адель постепенно раскрепощается, позволяя дать волю маленькому расслаблению.

— Да… — тихо отвечает та, потирая миндальные глаза мокрыми пальцами. — Антикварные украшения действительно радуют глаз, также как и столовое серебро с шкатулкой.

— Ты тоже заметила ту шкатулочку с ювелирной бабочкой посередине? Я слышала, что такие вещи несут в себе функцию талисмана, который приносит удачу и исполняет желания, — Патриссия говорит это с таким воодушевлением, что начинает забывать о том, чего на самом деле хочет от новой гостьи.

Молчание, возникшее между ними, не смущает обоих, но Адель осипшим голосом вдруг решает разорвать эту тишину.

— Это мамины друзья, и… сама она.

Патриссия сначала не понимает смысл сказанного и хочет переспросить, но потом, как ошпаренная, вспоминает начало их бессодержательного диалога и прикусывает язык. Она теперь всё понимает, пусть поверхностно и без красочных деталей.

— Дэннис, тише… — еле слышно шепчет Патриссия, мотая головой из стороны в сторону и зажмуривая глаза.

Адель слишком испуганно вздрагивает, ощущая мужские пальцы на спине, скользящие по её коже. Тело напрягается от ощущения, что мужчина нерешительно, но чувствительно водит грубой рукой по бледной спине. Адель щурит глаза, и с отчаянной мольбой в голосе просит: