Эльчи всячески избегал Мишку, почти не выпуская Лиану из рук, и Мишка поначалу не докучал мужу своим присутствием, присоединяясь к ним, только когда готовили вместе еду. Но потом одиночество стало давить и Мишка сам стал искать их компании, предлагая то покупаться вместе, то общаясь на разные темы, то забавляясь с Лианой. Он же заставлял давать больше свободы Лиане, запрещая все время носить ее на руках. Тогда Эльчи клал девочку в манеж и сам уходил на кухню возиться с готовкой, или быстренько сбегал искупаться. Купался он в какой-то рубахе и длинных штанах и Мишка только фыркал — иметь общего ребенка, быть одним на острове и стесняться, было, по его мнению, глупо. Но Эльчи держался за свои привычки мертво и на предложения Мишки чувствовать себя свободнее не поддавался. Краснел, но упрямо наряжался в это купальное тряпье.

Кстати, Мишка заметил, что без всех этих омежьих ухищрений и прикрас — Эльчи на острове ни разу не красился и не одевался во что-либо сексуально обтягивающее — его муж — ха, муж, блэт — отлично выглядел. И ему приходилось признать, что мама как всегда оказалась права — Эльчи скромный, симпатичный, приличный мальчик. Но мальчик же! Хотя, поглядывая на него, когда тот не видит, Мишка все больше и больше понимал, что его привлекло тогда в нем, когда они сорвались в тот безумный сексуальный марафон, результатом которого оказалась та ситуация, в которой они сейчас оказались и очень славная доченька. Хрупкая фигурка, длинные светлые волосы, кукольное личико, скромный взгляд серых глаз, аккуратные ушки, красивые кисти рук и маленькие аккуратные ступни, все было очень милым и красивым, если бы не член с яйцами. Будь он девочкой, Мишка был бы рад сложившейся ситуации и смирился бы с этим долбаным браком. Возможно даже влюбился бы, чем черт не шутит. И характер — сговорчивый, не истеричный, импонировал Мишке. А запах — запах омеги был привязчивым и приятным. Странно, косметикой он не пользовался, а духами брызгался. И то, что Эльчи умеет сдерживать свои эмоции и не переносит свое отношение ни на дочь ни на мужа, тоже добавляло очередные плюсы этому омеге.

Иногда, когда Эльчи забывался — как, например, когда ухаживал за «деревом любви», протирая тряпочкой его листья, или возился с девочкой — он нежно улыбался и совершенно преображался, становясь хрупким мальчиком, счастливым, задумчивым, молодым мальчиком. Если бы Мишка был геем, или геем-педофилом, то лучшего бы и желать не надо было. Но Мишка был по девочкам. Он даже после прилета на Землю попытался поинтересоваться мальчиками, подумав было, что после того сумасшествия на Элькоре с омегой в течке стал гомосексуалом, но те продажные мальчики, с которыми он встретился, не вызвали у него ничего, кроме отвращения. У Мишки на них даже не встал. Поэтому он раз и навсегда закрыл для себя эту тему, пока мама не огорошила его этой дурацкой свадьбой.

Увидев Эльчи во второй раз в жизни у Мишки кроме отвращения и отталкивающей неприязни из-за навязанного брака в душе ничего не всколыхнулось. Но после трех дней на острове, когда буря чувств и негодования улеглась, видя ненавязчивость мужа и любовь к их дочери, плюс вынужденное одиночество и необходимость общаться, он стал замечать за собой, что Эльчи уже не вызывает такого всеобъемлющего отторжения. Если с ним общаться как с обычным парнем, то, в принципе, этот год фиктивного брака можно будет пережить.

На утро четвертого дня, зайдя в детскую комнату, Мишка увидел спящего Эльчи и агукающую Лиану в своей кроватке. Эльчи даже сонный выглядел плохо, кожа посерела, отекла, мешки под глазами заставили Мишку подумать, что Эльчи все-таки плачет. Ни разу он не видел его плачущим. Оказывается, он это делал по ночам, чтобы не пугать малышку и не давить на жалость мужа. Отвращение к себе, главному виновнику сложившейся ситуации, волной поднялось изнутри, заставив возненавидеть себя. Мишка вытащил дочь из кроватки и понес ее на кухню.

— Пусть папка поспит. Совсем мы его с тобой вымотали, да, доча? — Мишка грустно улыбнулся девочке, гладя ее по кудрявым завивающимся в колечки темным волосам.

Лиана заагукала, пуская пузыри и активно размахивая руками и ногами.

Мишка успел выпить кофе, покормить Лиану, помыть и переодеть ее, сменив обкаканный подгузник, когда в кухню влетел с безумным видом, в одних трусах, взлохмаченный Эльчи, дыша как загнанная лошадь.

— Боже мой, вы здесь! Как же я испугался! — Эльчи опустился на пол, съехав спиной по стене, прижимая руки к тяжело бьющемуся сердцу.

— А мы с Лианой решили дать папочке выспаться после бессонной ночи, да, детка? — Мишка улыбнулся, заканчивая застегивать памперс. — Мы уже покушали, покакали и готовы идти купаться. — Мишка специально не смотрел на раздетого Эльчи, потому что то, что он видел, начинало ему нравиться. Ну и чтобы не смущать и так донельзя перепуганного омегу.

— Ты после еды столбиком подержал её? — Эльчи все еще сидел на полу, стараясь отдышаться и привести в порядок мысли и бухающее сердце.

— Обижаешь! И подержал, и по спинке погладил. Все в порядке, Эльчи. Кофе будешь? — Мишка рискнул посмотреть на омегу и тот вдруг осознал, в каком виде сидит перед мужчиной и стремительно покраснел.

— Ой! — Эльчи на карачках выбежал из комнаты, пытаясь скрыть обнаженную грудь и утренний бугорок в плавках, и тем выставил на обозрение упругую задницу и стройные красивые ноги.

— Умывайся и приходи к бассейну, я тебе кофе туда принесу, — крикнул вдогонку Мишка.

Эльчи явился к бассейну все такой же заспанный, и в тех же плавательных штанах с распашонкой, но уже расчесанный и умытый через десять минут. Кофе успел остыть, и Мишка сходил на кухню и принес фрукты и свежесваренный капучино, именно такой, как Эльчи успел полюбить, живя в доме Кайрино. Кофе в системе Риата продавала только семья Лау-Кайрино и удовольствие это было для очень богатых. За три месяца ожидания прилета Мишки Лиатт угощал Эльчи собственноручно сделанными вариантами кофе каждое утро, пока тот не определился в своих предпочтениях и не понял, что плотно подсел на этот бодрящий напиток и через год после развода ему будет сильно не хватать его, очень сильно.

Отдавая кофе, Мишка сел рядом на бортик бассейна:

— Эльчи, давай договоримся, так ты себя в гроб вгонишь, не стоит брать заботу о Лиане целиком на себя. Давай спать с ней по очереди. Сегодня, например, моя очередь с ней ночевать.

— А ты справишься? — отхлебывая маленький глоточек кофе и не в силах сдержать блаженную улыбку, недоверчиво посмотрел на мужа Эльчи. — Ты можешь не проснуться на ее плач. Я три ночи ходил с ней на руках, а ты как спал, так и продолжал спать, как будто бы в доме стояла полная тишина.

— У меня есть брат с сестрой — близняшки. Приходилось и по ночам вставать, и лечить и ухаживать, так что не боись, салага. Справлюсь. — улыбнулся Мишка. — А ты бы уже снимал свое тряпье, когда купаешься — чего я там не видел?

Эльчи покраснел и привычно опустил глаза в пол:

— Благодарю, но меня все устраивает. Это оберегает меня от солнечных лучей.

«Странно. С чего бы это такая забота? Не он ли говорил прямо перед росписью, что на мужиков у него не встает, и чтобы я даже не думал перевести фиктивный брак в другую плоскость? Как там говорил Лиатт — „Коты и мужчины в чем-то похожи, если они становятся ласковыми, значит им от вас либо что-то нужно, либо они уже где-то нагадили.“ Или он чувствует приближение моей течки и так реагирует? Хотя у землян нет такого обоняния, как у альф. Вообще все это очень странно. Очень-очень странно. Особенно то, как Лиатт прошептал на ухо про земные презервативы в красной коробочке, оставленные в этом доме. „Не подпускай его к себе без презерватива. Иначе он опять потом начнет тебя и себя ненавидеть.“ Ха! Если бы Лиатт знал, что Миша уже меня ненавидит так сильно, и у него на меня не стоит „потому что я мужик“, он бы не говорил такой глупости.» — Эльчи поднялся с шезлонга и поставил чашку на столик. Видя, что Лиана в надежных руках, он прошелся в тени юджи, единственных деревьев, выдерживающих адскую жару на этом острове, до самого берега и присел на топчан, разглядывая блики на морской глади. Утреннее солнце ласково гладило кожу и слепило глаза. Опустив глаза вниз, Эльчи увидел в стороне от лежака какую-то надпись, обведенную овалом.