Врач подошел к пациенту. На его любезном лице маячила сдержанная улыбка, а ореол его кудрявых волос подсвечивался сзади ярким утренним солнцем, лучи которого струились в окно — при таком освещении он удивительно походил на большого веселого ангела.

— Доброе утро, Гидеон, — обратился он, и они обменялись коротким рукопожатием. — Присаживайтесь.

Гидеон послушно сел. Доктор остался стоять.

— У меня есть результаты МРТ головного мозга, которую мы сделали семь дней назад.

По тону голоса невролога Гидеон сразу понял, что этот мужчина собирается сказать. Он почувствовал, как им овладевает инстинкт «бей или беги»: его сердце ускорило темп, кровь закипела, по мышцам начали пробегать спазмы. Он изо всех сил пытался успокоить свое тело и разум.

Доктор Меткалф замолчал и присел на угол стола.

— Результаты обследования показывают увеличение кровеносных сосудов головного мозга, которое мы называем АВМ, или артериовенозной мальформацией…

Гидеон резко вскочил.

— Понятно. Это все, что мне нужно было знать. Спасибо.

Он направился к двери, но врач ухватил его за руку и остановил.

— Я так понимаю, что я для вас послужил взглядом со стороны, и вы уже знали об этом диагнозе?

— Да, — подтвердил Гидеон. Его самым большим желанием было убраться отсюда.

— Понятно. Однако я считаю, что вы все же могли бы выслушать мое мнение.

Гидеон остался стоять. Усилием воли он обуздал свой импульс к бегству.

— Просто скажите все как есть. Не приукрашивайте. И избавьте меня от выражения сочувствия.

— Договорились. Ваша АВМ затронула большую церебральную вену Галена, и к тому же она одновременно является врожденной и неоперабельной. С возрастом этот тип мальформации имеет тенденцию к разрастанию, и у вас уже есть признаки того, что она растет. Эта аномальная — прямая связь между артерией высокого давления и веной низкого давления — вызывает постоянное расширение вены и увеличение АВМ в целом. Кроме того, часть АВМ спровоцировала деформацию отточной вены, что, в свою очередь, вызывает ухудшение кровотока и приводит к еще большему расширению вены.

Доктор замолчал.

— Мое описание слишком сложно из-за технических терминов?

— Нет, — прохрипел Гидеон.

В некотором смысле, техническая терминология помогла справиться с овладевшим им ужасом. Тем не менее, сам факт, что все это происходит в его мозгу, заставлял все его нутро сжиматься.

— Прогноз не очень хороший. Я бы сказал, что у вас есть от полугода до двух лет жизни. Причем, наиболее вероятно, что смерть наступит примерно через год или даже чуть раньше. С другой стороны, анналы истории медицины окроплены чудесами. Никто не может точно сказать, что принесет нам будущее.

— Но есть ли шанс прожить, скажем, пять лет?

— Весьма призрачный. Но не совсем невероятный, — доктор замешкался. — У нас есть способ узнать больше.

— Я не уверен, что хочу знать больше.

— Вас можно понять. Но есть процедура, известная как церебральная ангиография, которая расскажет нам гораздо больше о вашей ситуации. Мы введем гибкий катетер в бедренную артерию в области паха или вставим его в сонную артерию в шее. Там мы выпустим краситель или контрастный агент. По мере его распространения по мозгу мы сделаем серию рентгенограмм. Это позволит нам получить подробное изображение АВМ. К тому же это более точно скажет нам, сколько времени у вас осталось... и, возможно, подскажет нам, как мы сможем повлиять на ее состояние.

— Повлиять на нее? В смысле?

— Через операцию. Мы не сможем удалить саму АВМ, но есть и другие хирургические варианты воздействия. Если так можно выразиться, мы «подкорректируем» ее края.

— Что это даст?

— Возможность продлить жизнь.

— Насколько?

— Это зависит от того, как быстро вена будет расти. Несколько месяцев, возможно, год.

Эти слова врача привели к долгому молчанию.

— Эти процедуры, — наконец заговорил Гидеон. — Насколько они опасны?

— К сожалению, в значительной мере. Особенно неврологические. Подобные операции имеют смертность от десяти до пятнадцати процентов и дополнительный сорокапроцентный риск повреждения мозга.

Гидеон посмотрел доктору в глаза.

— Пошли бы вы на подобные риски в моем положении?

— Нет, — без колебаний ответил доктор. — Я бы не хотел жить, если бы мой мозг был поврежден. Я не игрок, и шанс пятьдесят на пятьдесят меня не привлекает.

Невролог встретился взглядом с Гидеоном, его большие карие глаза выражали сострадание. Гидеон понял, что рядом с ним находился мудрец — один из немногих, которых он встретил за свою короткую и относительно несчастную жизнь.

— Я не думаю, что есть необходимость в ангиографии, — сказал Гидеон.

— Понимаю.

— Должен ли я что-то делать? Как-то…. менять свою жизнь… в связи с этим?

— Ничего. Вы можете жить нормальной, полноценной жизнью. Конец — когда он придет — вероятно, наступит внезапно, — доктор замолчал. — Это не совсем медицинский совет. Но если бы я был вами, я бы делал то, что действительно важно для меня. Если это связано с оказанием помощи другим, тем лучше.

— Спасибо.

Доктор сжал его плечо и тихо произнес:

— Единственное различие между вами и остальными людьми состоит в том, что — хотя жизнь коротка для всех — для вас она намного короче.

77

Гидеон свернул с улицы Северной Гваделупы, проехав пригородную дорогу, ведущую через Древние Испанские ворота, и выехал к ухоженной белой гравийной подъездной дорожке национального кладбища Санта-Фе. Около десятка автомобилей были припаркованы перед административным зданием, и он свернул к ним, после чего вышел из машины и огляделся. Стояло теплое летнее утро, горы Сангре-де-Кристо темнели на фоне фарфорового неба. Ровные ряды небольших светлых надгробных плит выстроились перед ним, выбегая из тени к яркому свету.

Он шел на восток, гравий хрустел под его ботинками. Это была старая часть кладбища, изначально отведенная для солдат Союза, погибших при Глориетта-Пасс. Вскоре сквозь сосны и кедры он увидел в отдалении более новую секцию кладбища, занимавшую низкие склоны соседнего холма, где пустыня недавно была покрыта дерном и превращена в зеленую лужайку. Пройдя по склону, он заметил небольшую группу людей, собиравшихся вокруг открытой могилы.

Гидеон смотрел на ровно уложенные полотна с белыми крестами и звездами Давида. «Не за горами то время, когда и я окажусь в таком месте, и люди соберутся уже вокруг моей могилы». Эта неожиданная и неприятная мысль повлекла за собой и другую — более пугающую: «А найдутся ли те, кто придет оплакать меня?»

Он постарался отвлечься от этих размышлений и направился вверх по холму, к группе скорбящих.

Детали участия Саймона Блейна в террористическом заговоре сохранили от газетчиков в тайне. И все равно Гидеон ожидал увидеть на его похоронах гораздо более плотную толпу — так или иначе, Блейн ведь был довольно известным писателем-романистом. Но когда Гидеон пробрался сквозь молчаливые ряды могильных плит, он осознал, что вокруг открытой могилы собралось всего около двух десятков человек. Приблизившись, он расслышал голос священника, читавшего более устаревший епископский вариант заупокойной:

«Даруй покой, о, Христос, рабу Твоему со Святыми Твоими

Где нет более печали и боли,

Нет ничего, кроме жизни вечной».

Гидеон двинулся вперед, выйдя из тени деревьев на яркий солнечный свет. Он обыскал взглядом толпу и нашел Алиду. Она была одета в простое черное платье, шляпку с черной вуалью и длинные перчатки до локтя. Гидеон занял самое незаметное место в задней части толпы и незаметно изучил Алиду. Вуаль была приколота к ее шляпке и мешала как следует рассмотреть выражение ее лица. Тем не менее, Гидеон смог отметить, что, несмотря на то, что, когда она смотрела на гроб, ее глаза были сухими, в целом ее лицо выглядело опустошенным и излучало скорбь. Он не мог перестать смотреть на нее. Внезапно она подняла глаза и встретилась с ним взглядом, заострив на нем внимание всего на одну страшную секунду. Затем она снова опустила взгляд на могилу.