— Я уже сделал то, что вы хотели, — сказал Гидеон. — Если вы не заметили, я облажался по полной программе, и три человека были расстреляны. Так что теперь я отправляюсь домой.

— Вы все поступили правильно, и теперь не можете просто так встать и отправиться домой. У нас остались дни — может быть, часы. Гидеон, на карту поставлены миллионы жизней. Вот адрес, который вам нужно посетить первым.

Он сунул лист бумаги в руки Гидеона.

— Теперь идите, не теряйте времени, Фордис уже ждет вас.

— Да пошли вы! — возмутился Гидеон. Глинн оценивающе посмотрел на него. — И я действительно это имею в виду. Идите к черту.

— Вам нужно торопиться, и на уговоры нет времени, — Глинн замешкался. — Разве вы не думаете, что вам следует сделать что-то более стоящее в те несколько месяцев, которые вам остались, чем просто ловить рыбу?

— Думаю, еще как думаю! Всё напоминает мне о моей скорой смерти, о моей неизлечимой болезни. Но ведь вы — самый великий мастер рассказывать сказки, которого я когда-либо встречал! Все, что я знаю о своем диагнозе, может быть просто еще одной отлично продуманной ложью Эли Глинна. Откуда я могу знать, что те рентгеновские снимки были моими? На них не было имени.

Глинн покачал головой.

— Глубоко внутри себя вы знаете, что я говорю правду.

Гидеон вспыхнул от гнева.

— Хорошо, будь по-вашему. Тогда скажите, что я могу сделать, чтобы ликвидировать ядерную угрозу? У них есть Департамент полиции Нью-Йорка, ФБР, команды NEST, Спецслужба по контролю за оборотом оружия, ЦРУ, и я уверен, что они могут привлечь к этому делу неограниченное число тайных агентов. Я принял окончательное решение и уезжаю домой.

— Именно в этом то и заключается проблема, — начал сердиться Глинн, и его искалеченная рука стукнула по столу. — Ответ лежит на поверхности. Это настолько очевидно, что наши психофизические расчеты показывают, что они не смогут предотвратить нанесение удара. По всем показателям следствие зайдет в тупик.

— Психофизические расчеты, — саркастически повторил Гидеон. — Это ваше объяснение — чушь собачья!

Наконец он направился к двери. Гарза преградил ему путь с немного неуверенной презрительной улыбкой на губах.

— Убирайтесь с моего пути.

Последовало короткое противостояние, после чего Глинн спокойно произнес:

— Мануэль, отпустите его.

Гарза отступил с напыщенной медлительностью.

— Когда вы выйдите на улицу, — напутствовал ему вслед Глинн, — окажите мне одну услугу: взгляните на лица окружающих вас людей и подумайте о том, что вскоре их жизнь изменится. Навсегда.

Гидеон даже не задержался, чтобы услышать остальное. Он выбежал за дверь, вогнал палец в кнопку лифта и направил его на первый этаж, проклиная его медлительность. Когда двери открылись, он буквально бегом миновал огромную мастерскую, прошел еще несколько дверей и прихожую, входная дверь открылась автоматически по мере его приближения.

Оказавшись снаружи, он зашагал по улице к бутик-отелю, где стоял целый ряд такси. К черту багаж и вещи! Он поедет в аэропорт, вернется в Нью-Мексико и зависнет в своей хижине, пока все это не закончится. Он уже понес достаточный урон. Гидеон схватил ручку дверцы такси и открыл ее, но тут его взгляд задержался на толпе модно одетых людей, сновавших туда-сюда у дверей отеля. Он вспомнил совет Глинна. Гидеон невольно выделил среди всех этих незнакомцев людей, которые выглядели для него отталкивающе. Ему было все равно, как изменится их жизнь. Пусть все умрут. Он ведь сам живет на пороге смерти, почему же и они не могут?

Это был его ответ Глинну.

Внезапно он почувствовал, что его оттолкнули в сторону, и пьяный мужчина в смокинге проскользнул мимо него и захватил такси. Он захлопнул дверь, высунулся из окна, демонстрируя торжествующую улыбку и источая запах мартини.

— Извини, приятель, но промедление смерти подобно... Приятной мне поездки обратно до Де-Мойна!

Сопровождаясь хриплым смехом пассажира, такси тронулось с места, а потрясенный Гидеон так и остался стоять.

«Вскоре их жизнь изменится». Слова Глинна продолжали звучать в его голове. Был ли этот мир, эти люди, этот мужчина, достойны спасения? Почему-то хамство этого типа задело его за живое так, как не смогла бы тронуть доброта от какого-нибудь незнакомца. На следующее утро мужчина проснется и, несомненно, в торговом центре будет потчевать своих друзей россказнями о деревенском придурке, который не знал, как пользоваться в Нью-Йорке такси. Ну и отлично! Пусть они катятся ко всем чертям! Это лишь еще одно доказательство того, что они не заслуживают спасения. Гидеон удалится в свою хижину в горах Хемеса, и пусть эти засранцы сами о себе позаботятся…

Но как только эта мысль сформировалась в его сознании, он запнулся. Кто он такой, чтобы судить? В мире проживало огромное количество разных людей. Если он укроется в своей хижине, а тем временем в Нью-Йорке взорвется ядерная бомба, как это отразится на нем? Понесет ли он за это ответственность? Нет. Но, сбежав, он станет на порядок ниже того самодовольного мешка с дерьмом, который украл его такси.

Неважно, было ли в его распоряжении одиннадцать месяцев или пятьдесят лет — это стало бы долгим и одиноким промежутком времени, за который он никогда бы не простил себя.

Он колебался в течение долгого момента неистового гнева. И затем, кипя от ярости и разочарования, повернулся и прошагал обратно по 12-й улице Литтл-Вест до двери без опознавательных надписей, ведущей в компанию «Эффективные Инженерные Решения». Она открылась, как только он приблизился, как будто Глинн знал, что он вернется.

11

Тело Чолкера лежало на фарфоровой каталке, накрытое большим стеклянным колпаком, словно подношение некоему высокотехнологичному богу. Труп находился в процессе вскрытия — грудная клетка и брюшная полость уже были разверсты, выставляя на всеобщее обозрение буйство красного среди серой стали, стекла и хрома. Вокруг тела были выложены внутренние органы — сердце, печень, желудок...

Но даже видя Чолкера в таком состоянии, Гидеон с трудом мог поверить собственным глазам. Он не хотел им верить.Вид внутренних органов человека, которого он знал лично, нагонял на Гидеона какое-то неведомое, необычайно тревожное чувство. Это не было похоже на рядовой репортаж в вечерних новостях или сцену из фильма ужасов… нет, это было что-то другое.

Личные вещи Чолкера также были разложены на столе рядом с телом: его одежда, кошелек, ключи, пояс, кредитные карточки, документы, мелочь, корешки билетов, платочки «Клинекс» и другие предметы. Каждая вещь была промаркирована и, очевидно, также излучала радиацию.

Стоя у панели управления, медперсонал и техники управляли комплектом из восьми роботизированных рук, функционирующих внутри стеклянного куба, каждая из которых оканчивалась каким-то набором испачканных кровью режущих инструментов — ножницами, молотками, щипцами, ножами, сверлами для черепа, расширителями и другими приборами, необходимыми для работы с трупом. Процедура вскрытия все еще продолжалась.

— Вам повезло, — сказал Фордис, извлекая свой блокнот. — Мы еще не закончили вскрытие.

— Даже смешно, но я подумал прямо противоположное, — отозвался Гидеон.

Фордис взглянул на него и закатил глаза.

Гидеон услышал жужжащий звук. Одна из роботизированных рук, которая оканчивалась циркулярной пилой, пришла в движение, и ее лезвие начало вращаться с высокой скоростью. Как только техник пробормотал в гарнитуру команду, полотно пилы опустилось к черепу Чолкера.

— Торквемаде[12] бы это понравилось, — заметил Гидеон.

— Похоже, вы как раз успели к изъятию мозга, — сказал Фордис, послюнявив палец и перелистнув страницы своего блокнота, чтобы найти пустую.

Жужжание пилы стало глуше, как только она коснулась лба Чолкера. Темная жидкость начала стекать в канавку, расположенную вдоль края каталки специально для подобных целей. Гидеон отвернулся, притворившись, что просматривает несколько бумаг, взятых из своего портфеля. «По крайней мере», — подумал он, — «нет запаха».