— Слушай, Драган, там твое место! — загорелась она. — Если хочешь, я поговорю с товарищем Мичевым, которому я нравилась еще до Девятого сентября, когда мы посещали его в тюрьме. Ты же помнишь?
— Как не помнить?
— Так в чем же дело? До каких пор ты будешь мотаться со своей сумкой?
— Радка!
— Подумай, наконец, о своей семье, — продолжала она. — Ты только посмотри, как исхудал твой сын от недоедания…
— Все мальчишки худеют в переходном возрасте, — сказал я.
Она, однако, словно не слыша моих слов, продолжала говорить и еще настойчивее доказывать мне, что мы все реже видим мясо в нашем доме и что это мешает расти нашему Ивану. Совсем, мол, парень побелел… И пошла, и пошла… Конечно, она все несколько преувеличила, потому что Иван уже был выше меня на несколько сантиметров и мои ботинки, которые он донашивал, становились ему тесными, не говоря уже о рубашках и другой моей старой одежде, которую он тоже донашивал… Да, рос он так буйно, что скоро должен был начаться обратный процесс — мне донашивать его одежку, а не ему мою, как это было до сих пор… Что-то кровожадное замечал я в глазах у жены, когда она заговаривала о мясе и разных мясных изделиях. Возвращаясь из мясной лавки, она всегда была в приподнятом настроении, будто выпила спиртного. А когда резала в кухне купленное мясо, всегда скрипела зубами, будто старалась помочь ножу, который никогда не был достаточно острым… Я отверг аргументы жены о росте нашего Ивана и не принял ее предложения, потому что не хотел мешать товарищу, попавшему в беду.
— Нет, — сказал я. — Не могу же я вставлять палки в колеса Зафирову!
— Ты сумасшедший, — начала она ругать меня, — ты всегда о чужих думаешь больше, чем о себе.
— Нет! Нет! — кричал я, лихорадочно ища свою сумку, чтобы убежать из дома.
— Мы остались без одежды и продуктов…
— Нет! Нет! — все твердил я и наконец нашел сумку.
В этот момент, однако, открылась входная дверь и на пороге, как привидение, появился Иван Г. Иванов. Мы сразу умолкли, застыв в неестественных позах. Я — с только что найденной почтовой сумкой, жена — с ножом в руке. Я никак не мог понять, как это могло получиться, что ее застали в таком виде, ведь она, несмотря на свою полноту, всегда действовала быстро и ловко.
Иван Г. Иванов кашлянул несколько раз и переступил порог. Вместо шляпы на нем была фуражка с торчащим вперед длинным козырьком.
— Извините, — сказал он ровным голосом, глядя на меня. — Завтра в шесть тридцать экстренное собрание кружка… А сегодня вечером после шести тридцати встреча с товарищем Мичевым.
— Повестка дня какая?
Он пожал плечами:
— Повестка дня вам будет сообщена дополнительно.
Он снова пожал плечами и повернулся, чтобы уйти, но моя жена неожиданно резко преградила ему путь, схватившись за ручку двери.
— Я очень извиняюсь, — сказала она, — но у нас тут был спор с мужем. Не могли бы вы его разрешить?..
— Вот как? — удивился он. — Я вас слушаю! — Чтобы лучше слышать, он наклонил голову к моей жене, которая была ниже его ростом, и сосредоточился.
— Есть вакантная должность на мясокомбинате или нет? — напрямик спросила Радка.
— А вы как думаете? — усмехнулся он.
— Мы спрашиваем, — продолжала моя жена, глядя на меня.. — Он вот утверждает, что нет, а я твержу, что есть… Кто из нас прав?
— Ни тот, ни другой! — торжественно, заявил Иван Г. Иванов.
Я облегченно вздохнул. Лицо моей жены искривилось. Ее нижняя губа, которая была значительно больше верхней, начала нервно дрожать.
— Вы это нарочно скрываете, — сказала она в отчаянии, — но я точно знаю, что есть! Могу поспорить!
— Да, была, но уже нет! — пояснил Иван Г. Иванов.
— А Зафиров? Что случилось с Зафировым? — не утерпел я.
— Не рыдай, брат, на чужой могиле, — прервал меня Иван Г. Иванов. — Есть кому думать о Зафирове!
— И все-таки он ведь не может остаться без работы?
— Думай о семье и не вставляй себе палки в колеса…
— Да, но он тоже должен жить…
— Вечером все поймешь… Все уже обдумано как следует.
— Что же вы решили? Иван Г. Иванов усмехнулся:
— Он будет заниматься художественной самодеятельностью в квартале… Ты доволен?
— А мясокомбинат?
— Нет, он не годится для материального производства, брат! Пусть попробует свои силы в культуре!
Он еще раз посмотрел на нас, поклонился по старому обычаю и вышел, оставив нас в тех же застывших позах, в каких и застал.
Порыв ветра, захлопнувший дверь после его ухода, вновь вернул нас к действительности, от которой мы оторвались на время.
Крестьянская кровь
Мы закончили спор о личной и частной собственности и отправились в Княжево, чтобы увидеть собственными глазами дачный участок Зафирова, купленный им неделю назад у наследников софийского адвоката Астарджиева. Покупку Зафиров заверил у второго нотариуса в Судебной палате.
Зафиров бодро шел впереди, а мы следовали за ним, неся на плечах инструменты для обработки почвы. Я тащил долго стоявшую в подвале ржавую лопату, а жена моя повесила через плечо кривой и тоже покрытый ржавчиной серп, чтобы срезать им сорняки и прочий бурьян, буйно разросшийся на дачном участке после проливных июньских дождей. Свояк и Еленка, с которыми в последнее время подружился по служебной линии (в хоре и танцевальном кружке) Зафиров, тоже шагали радостные. Их веселый искренний нрав, улыбки на лицах, бесконечная болтовня, старинные и современные песни, выдержанные во всех отношениях, поднимали у всех настроение. Я больше молчал, но на сердце у меня было весело, а не грустно, как это могло показаться на первый взгляд, потому что я любил природу и все, что с ней связано. Всю зиму я никуда не выходил, занятый по горло служебной и общественной работой, а потому сейчас расстегнул все пуговицы на рубашке, засучил рукава, снял фуражку, открыв поредевшие волосы, и шел, спокойно дыша сосновым воздухом и наслаждаясь солнечными лучами, которые лились потоком и ласкали нас. Только жена моя постоянно отставала из-за своей полноты, задыхалась и время от времени делала мне замечания, чтобы я не торопился так, а думал бы и о других.
— Не убежит ваш участок, — ворчала она, — иди медленнее!
Но Зафиров торопился, как и я, поэтому не препирался, не говоря уже о его жене и ребятишках, убежавших далеко вперед, чтобы как можно скорее увидеть это знаменитое место.
Когда мы подошли туда, никто почти не разговаривал от усталости и волнения. Мы шли друг за другом по узенькой тропинке через хвойный лес и глубоко дышали. Лучи солнца золотом трепетали в ветвях деревьев, еще более усиливая красоту, которой мы наслаждались не переставая. Зафиров поправил поудобнее на плече полный химического раствора против гусениц и тли опрыскиватель и попросил меня взять у него шланг, потому что у него совсем затекла рука. Я взял шланг, и мы еще энергичнее продолжили путь, оставив мою жену с ее охами и ахами на попечении Еленки и свояка.
— Немного далековато, — сказал Зафиров, — но зато открывается чудесный вид на Софию, особенно вечером, когда начинают мерцать электрические лампочки. Целую ночь можешь наслаждаться, и не надоест.
— А земля хорошая? — спросил я.
— Да, — ответил он, — хорошая.
— Не каменистая?
— В известном смысле — да, но камни пойдут на стройку.
— Очень хорошо, — сказал я. — Надо беречь каждый камень! А когда ты думаешь заняться строительством?
— Еще не решил. Все зависит от того, как будет с деньгами.
— И все-таки надо хоть что-то сделать.
— Для начала я выкопаю колодец, потому что без воды там ничего не получится. Вода ведь, как говорится, основа жизни.
— Совершенно верно, — сказал я. — Если понадобится, зови меня, будем копать вместе.
— Колодец, — продолжал Зафиров, — это, как говорится, тяжелая индустрия, с него и надо начинать. Без него не будет ни деревца, ни огорода, не говоря уже о самой стройке, для которой нужна вода…